БОББИ РАЙДЕЛЛ И ДРУГИЕ
Возможно, кто-то из вас, читатели, обращал внимание на то, как The Animals цитируют Take Good Care of My Baby в своей эпической саге «История Бо Диддли»? Эрик Бёрдон беспощадно утрирует интонацию Бобби Ви, стреляя из пушки по воробьям. Всего несколько секунд и столько сарказма! Можете сами убедиться на 2:50.
Бобби, безусловно, не самый родственный суровому Эрику вокалист, но мне хотелось бы сказать не об этом, а о том, как несколько секунд способны мобилизовать воображение и волю ребенка, одержимого страстью к тому, чего он не застал.
В роли акселерата в данном случае опять выступаю я, а объектом исследования послужит певец Бобби Райделл, по прозвищу «Мистер Талант».
Раздобыть чистые записи Чебби Чеккера было заветной мечтой моего отрочества. Впервые услышать «короля твиста» мне довелось в советском теле-детективе «Западня». Произошло это в пору моего младенчества, но я с наслаждением напевал Good Loving в том виде, в каком её запомнил – благо дело, спектакль этот повторяли.
Еще не открыв для себя Джеймса Брауна, я полюбил певческую манеру, которую обозреватель еженедельника «За рубежом» характеризовал как «однообразные хриплые вопли». То, что надо.
Обзаведясь магнитофоном к двенадцати годам, я чудом успел переписать четыре вещи Чебби Чеккера у человека, который говорил, что это Карл Перкинс!
Мне чрезвычайно импонировала интонация Чебби, что бы он ни пел – тему из оперетты «Моя прекрасная леди» или «Хава Нагила» – дворовой хит в еврейском квартале через дорогу от моего дома.
И тропический калипсо, и салонное ча-ча-ча, а тем более – «твистяру», как выражается герой Шукшина в картине «Журналист», Чебби Чеккер исполнял неотразимо.
Я различал в его голосе оттенки Фэтса Домино, Биг Джо Тёрнера наряду с приемами Гэри Глиттера и даже молодого Оззи времен «Параноида».
Само однообразие подачи и саунда звучало соблазнительно, как это часто бывает при прослушивании старых солистов.
Несмотря на ограниченное количество материала, я имел нормальное представление о сути феномена по имени твист и о потенциале его главного экспортера.
Однако Бобби Райделл – филадельфийский друг и коллега динамичного Чебби, оставался для меня полнейшим инкогнито. Если бы не случай.
Мой школьный товарищ Азизян сообщил, что в комиссионном возле рынка продается коллекция старых бобин – в отменном качестве, несмотря на то, что им почти десять лет.
Тип-6 в красных коробках, по триста пятьдесят метров в каждой из них.
Я сразу сообразил, что где-то там должны быть очень нужные мне вещи, и, достав из тайника сбережения, отправился на прилегающую к колхозному рынку улицу имени чекиста Анголенко, где располагался тесный «комис», в котором было всего два отдела – один слева, другой справа.
Обладатель собрания магнитозаписей обращался с ними крайне бережно – коробки не успели пожелтеть с торца, а сама пленка до сих пор пахла как новая.
Отыскав на картонном прейскуранте Чебби Чеккера, я без прослушивания расплатился, и, довольный покупкой, пошел домой изучать то, что купил, оставив на прилавке всего семь рублей.
Их принял у меня невысокий и неразговорчивый продавец, то ли действительный хозяин этой фонотеки, перешедший на более солидную аппаратуру, то ли душеприказчик покойного владельца.
Что было дальше? Дальше был настоящий музыкальный пир, потому что с обеих сторон катушки были записаны два классических диска – Let's Twist Again и новогодний, где Чебби Чеккер на пару с Бобби Райделлом пародируют друг друга и других звезд американской эстрады тех лет.
И все-таки мне было невыносимо грустно от того, что сногсшибательная Kissin' Time кощунственно дописана в конце второй стороны и звучит не дольше двадцати пяти (я засекал время) секунд. Бурлящий хаос снова выбросил к моим ногам жалкий обломок кораблекрушения.
Самое обидное, что Чебби и Бобби в совместном попурри уделили Kissin' Time столько же места, сколько досталось ей на кощунственной «дописке» в конце бобины.
Таким образом, повторилась история с Фрэнки Авалоном. Сокрушаясь по этому поводу, я не подозревал, что где-то в Америке совсем новая группа Kiss по-своему исполняет Kissin' Time на своем дебютном диске.
Чтобы успокоить нервы, я цитировал «Эфирный тракт» Андрея Платонова: и сейчас же он увидел падающее, одичалое, нестерпимо сияющее солнце и сквозь треск своего рвущегося мозга услышал на мгновенье неясную, как звон Млечного Пути, песню и пожалел о краткости ее.
Но чем же именно дорог нам Бобби Райделл сейчас – в двадцать первом веке, которому сулили контакты с внеземными цивилизациями, коммунизм и бессмертие?
Чем он, в отличие от этих чудес, по-прежнему интересен?
В первую очередь, загадочной свежестью мелодий и ритмов, а во вторую – интонацией своего не по годам выразительного голоса.
Достаточно прослушать с полдюжины его шлягеров, от Wild One до Forget Him, чтобы со всей ответственностью заявить: «Джентльмены, перед нами тот, кто не умер», – как это делает доктор Ван Хельсинг, на которого очень похож мистер Райделл в нынешнем виде.
Не умер и не умрет никогда, ни в прямом, ни в переносном смысле, потому что у этих подростковых песен нет, и не может быть ни взрослого возраста, ни старости. Послушайте то, что я сказал.
Хотя впрочем, достаточно и одной Wildwood Days.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Далее читайте:
* The Messengers. Письмо от забытых «Гонцов»
* Подарок из Лондона