Пока он горел, все писали о том, что мы утратили символ западной цивилизации...
Затем один человек написал, что ничего страшного, все восстановят потому, что дело не в камнях, а в людях, потому, что у французских каменщиков существует традиция и завтра камни, положенные в XIII веке, будут перекладывать люди, непрерывной цепочкой профессиональной преемственности связанные с теми, кто клал их в первый раз. Я усомнился.
У нас, людей связанных с охраной памятников, при слове пожар возникают свои ассоциативные ряды. А еще мы привыкли к тому, что сгоревший памятник утрачивает навсегда свою подлинность и, как ни старайся, получится копия. А смысл любой копии в том, что есть оригинал. Или был.
Но вот все ликуют оттого, что интерьеры, стены и своды почти не пострадали от огня и не сильно залиты водой, реликвии в безопасности, уцелело очень многое. Конечно, своды будут сыпаться, часть уже провалилась. Знающие люди уже написали о том, что все своды придется перекладывать, потому, что от перегревания камень трескается, а несущая способность утрачивается.
Пришло время разбора полетов.
Первыми осуждению подверглись те, кто призывал тушить вертолетами (черпать воду из Сены, сбрасывать химические бомбы и прочее). Приятно осознавать, что серьезные профессионалы из связанных областей и просто культурные люди оказались менее квалифицированными в тушении огня, чем профессионалы пожарные.
По окончании фазы разбора полетов мы обязательно узнаем, насколько пожарные ошиблись, но хочется немного порадоваться за страну, давшую всему миру и нам Просвещение (прямым результатом которого стала среди прочего и охрана памятников), и предложить учиться у французов пожарной охране древних зданий, как когда-то учились нравам.
В 2013 сгорели церковь и колокольня в Лядинах. Один из восьми тройных ансамблей (так называется комплекс из зимней и летней церквей и колокольни, самый известный «тройник» — Кижи). Молния ударила в крест, который тлел пару часов, затем сгорела церковь, с нее огонь перекинулся на колокольню.
Пожарные прибыли на место вовремя, но им оставалось только наблюдать, техники для подачи воды на такую высоту нет на сотни километров.
Успенская церковь в Кондопоге была с трех сторон окружена водой, но также сгорела до основания в 2018-м.
В 2015 году горела колокольня Новодевичьего монастыря. И это самый близкий аналог Парижа.
В Москве есть и техника и много чего еще есть. Уверен, что и пожарных в Москве больше, чем в Париже. Но я своими глазами наблюдал неразбериху и бесполезную беготню пожарных при тушении. Техника не могла подъехать к колокольне, струи воды не добивали (вертолетов тоже не было), рукав перебрасывали прямо через стену монастыря между зубцов (видимо внутри не было источника воды). Глава колокольни, сохранявшая подлинные металлические конструкции XVII века, сгорела и заменена на новую, колокольня до сих пор стоит в лесах, хотя реставрацию обещали завершить в срок — в 2016-м.
Это я не затем, чтобы потыкать мордой или очернить родину. У меня совершенно иные мысли в голове. Когда сгорели Лядины, в профессиональном сообществе началось очень активное обсуждение того, какие меры к спасению того, что еще не сгорело, можно предпринять. Одни писали, что надо обустраивать пожарные водоемы, другие, что единственное спасение — перевезти отдаленные деревянные памятники в музеи под открытым небом, третьи писали о высокотехнологичных системах пожаротушения, громоотводах и пропитке древесины. Все правы. Но парижская история заставила посмотреть на все с другой стороны.
Врач скорой может рассказать вам о мерах профилактики, но он никогда не приедет к вам только за этим. Пожарный всегда приезжает, когда уже горит. Любой медик старается действовать в соответствии с принятым протоколом лечения для каждой ситуации. Я могу ошибаться, но мне показалось, что у парижских пожарных были заранее разработаны различные сценарии для конкретного объекта. И именно здесь лежит Декартова пропасть.
Российский пожарный знает, что он должен пролить определенным количеством кубометров воды каждый квадратный метр возгорания, именно поэтому мы каждый день в новостях читаем о том, что площадь возгорания составила столько-то квадратных метров. В Париже пожарные дали сгореть крыше, охлаждая водой каменные части здания. Это потрясающее, сверхъестественное знание: пожарные иногда не должны тушить огонь, как медик, который не гасит антибиотиками гангрену, а ампутирует конечность, чтобы сохранить жизнь. Все.
Здесь можно закончить и развить мысль о том, что кирпичом ружья нехорошо. Но вообще-то я вижу огромное и крайне благодатное поле для деятельности. Совершенно не освоенное в нашей стране, а, значит, можно воспользоваться передовым опытом и дать жизнь новой подотрасли в области охраны памятников.
Не могу утверждать, что сразу будут результаты, но, вероятно, создание протоколов пожаротушения на особых объектах поможет когда-нибудь спасти один из символов российской цивилизации.
