Реальное потребление
Миф о военном процветании Америки в годы Второй мировой — миф комплексный миф. В его составляющих — идея, что военная экономика производила не только больше пушек, но и больше масла для населения. Идея - про неё в первой части чуть подробнее - возникла из обобщенных данных и не лучшей работы со статистикой проправительственных статистиков. Первые официальные индексы цен военные поры - о чем много писал Кузнец - давали только очень грубую оценку для реальных цен и фактической инфляции. К тому же в них плохо учитывалось ухудшение потребительских качеств товаров (война ведь), исчезновение многих из них с рынка и возникновение новых трансакционных издержек для потребителей.
Трансакционные издержки возникали самые разные. Если до войны, например, овощи можно было купить в двух шагах от дома, то теперь за ними надо было идти-ехать несколько кварталов и стоять в очереди. Некоторые товары “исчезали” даже не столько из-за их недостатка, сколько из-за вторичных эффектов военной экономики. Резина, натуральный и искусственный каучук, вплоть до конца войны оставались в дефиците. “Гражданские” грузовики и легковые автомобили снабжались шинами во вторую очередь. Меньшее количество шин означало и меньшие объемы транспортировки потребительских товаров.
Вместе с резиной сократили и производство легковых автомобилей, а цены на подержанные в отдельных городах утроились и учетверились. Ухудшилась ситуация с жильем: выросла аренда, арендодатели сократили расходы на техническое обслуживание и ремонт. Для работников новых военных заводов, удаленных “от цивилизации” - особенно в южных штатах - наспех сколотили бараки с минимальными удобствами.
Трудиться также пришлось усерднее и тяжелее. Если в 1940-м, в довоенные месяцы, соотношение между занятыми-незанятыми среди гражданских в возрасте от 14 лет и старше составляло 47,6%, то в 1944-м оно выросло до 57,9%. Многие подростки, не закончив школу, встали за станки. На заводы пришли домохозяйки и пенсионеры. Не только из-за гражданского долга — выросшие цены вогнали в бедность многие и многие семьи.
Средняя рабочая неделя на производстве увеличилась с 38,1 часа в 1940 году до 45,2 часа в 1944 году. В добывающих отраслях, на нефтяных скважинах и в угольных шахтах, люди работали по 60 часов.
И, конечно, американцы получили свою порцию рационирования с карточками. С нашими или английскими не сравнить, но всё же. 30 января 1942 года правительство, законом “О чрезвычайном контроле за ценами” (Emergency Price Control Act), наделило Управление контроля цен (Office of Price Administration) правом регулировать цены и нормировать продовольственное снабжение. Целями нового закона - и Управления - стали “препятствие накоплению” и “обеспечение справедливого распределение дефицитных ресурсов”. К весне 42-го продовольственные карточки на покупку ввели только для сахара. В ноябре “пал” кофе. К марту 1943 года карточки распространили на мясо, сыр, жиры, рыбные и другие консервы, сухое молоко и сгущенку, бензин и мазут.
Каждому американцу выдавали по военной книжке (war ration books), в которую вклеивали марки. Нет карточки — нет продуктов.
Даже если есть деньги. Черный рынок, разумеется, расцвел и распустился дивными цветами, от Сан-Франциско до Нью-Йорка. В годы войны свыше 91% населения США зарегистрировались для получения карточек.
Марки работали по балльной системе. Ежемесячно выделяли энное количество марок, каждая из которых стоила определенное количество баллов: 48 “синих” баллов давали на покупку консервов, всякого бутилированного (от молока до подсолнечного масла) или сушеных продуктов; 64 “красных” балла — на покупку мяса, рыбы и молочных продуктов. В зависимости от города и от ситуации на местных рынках баллы периодически двигали туда-сюда, понижая, но, чаще, повышая стоимость определенных продуктов.
Быстро возник рынок обмена марками и книжками. Хотя последние выдавали исключительно конкретным людям, одна книжка-один человек, бартерная система активно работала уже к лету 43-го. На черных рынках продавали поддельные продовольственные марки, “излишки” со складов и незаконно полученные продукты.
Но по не откорректированной статистике времен войны реальное потребление всё-таки выросло, см. таблицу выше. Кузнец, причастный к сбору этой статистики, помимо указания на всевозможные неточности, связал этот рост с первоначальным преодолением безработицы. С началом войны многих мобилизовали, еще больше людей ушло на заводы. Схлопнувшаяся безработица и зарплаты военного лихолетья помогли поднять личные расходы к 1941-му на 12,5% (временной ряд Кузнеца в таблице) и даже на 17,5% к 1944-му. Если закрыть глаза на умерших на войне и рационирование в тылу… Это всё равно не очень тянет на процветание.
Особенно если принять во внимание аргумент Кузнеца, что американцы не забывали про любовь даже на войне. Население также росло, более чем на 1% ежегодно, поэтому реальное личное потребление на душу оставалось практически неизменным с 1941 по 1944 год.
“Гражданский” руководитель Кузнеца, глава Национального бюро экономических исследований Уэсли Митчелл, вместе с коллегами пробовал пересчитать официальную статистику военных лет, приняв во внимание все возможные проблемы с оценкой инфляции. Сотрудники Бюро издали несколько коллективных статей, посвященных проблеме расчетов дефлятора цен, а в 1978 году Хью Рокофф оценил возможный фактический индекс потребительских цен количественно. По его расчетам получалось, что истинный уровень цен к июню 1946-го, когда отменили систему рационирования (“под карточками” оставались сахар и бензин), был занижен на 4,8-7,3%.
Кроме Рокоффа официальную статистику пересчитывали Милтон Фридман и Анна Шварц. Дефлятор потребительских цен их не интересовал, как и Кузнец они занялись общими статистическими показателями. И также получили, что дефлятор чистого национального продукта занижен на 3,7 процента в 1943 году, 7,7 процента в 1944 году, 8,9 процента в 1945 году и 3,3 процента в 1946 году. А, следовательно, инфляция производственных товаров (не всех, боеприпасы в годы войны, например, стали дешевле) и потребительских была выше.
Конечно, испытания, через которые прошла американская нация в годы войны, далеко не во всем сопоставимы с тем ужасом, с которым столкнулись поколения наших дедов и прадедов. Но, всё же, тяжелую и опасную работу, тотальный дефицит всего и вся, летящие через океан похоронки — язык не поворачивается назвать военным процветанием.
***
При написании статьи я использовал:
Simon Kuznets. National Product in Wartime
Robert Higgs. Wartime Prosperity? A Reassessment of the U.S. Economy in the 1940s
Simon Kuznets. Capital in the American Economy: Its Formation and Financing
