В первой версии романа "Золотой теленок" авторы еще надеялись окольцевать обаятельного мошенника:
«Правой рукой она придерживала сдуваемую ветром полу пальто, и на среднем пальце Остап увидел маленькое чернильное пятно, посаженное, когда Зося выводила свою фамилию в венчальной книге. Перед ним стояла жена».
Остап отказывается от своих финансовых прожектов: лучше Синицкая в руках, чем Корейко в облаках. Советская мораль торжествует, все счастливы.
Однако авторы передумали. Почему?
Википедия, например, разъясняет весьма туманно:
"идиллическая развязка в последний момент была изменена благодаря «богу художественности», вовремя подсказавшему соавторам, что заключительный аккорд с загсом подходит не для Бендера, а для какого-нибудь другого персонажа, «удовлетворяющегося своим маленьким счастьем с любимой девушкой».
На мой взгляд, тандем Зося+Ося не сложился, потому что они в принципе - две непересекающиеся прямые. Попробую разложить по пунктам:
Остап - кочевник, путешественник. Он - бродяга по жизни. Приспособлен ли он к оседлой жизни, к носкам и флотским борщам? Очень сомневаюсь.
Кстати, написала про носки и вдруг вспомнила: Зося несет своему новому мужу Периклу Фемиди носки. А при первом появлении героя авторы сообщают, что "носков под штиблетами не было". Ну очень символично. Зосиным носкам нет места в его сердце...
Остап - начитанный молодой человек, который сыплет великолепными, на ходу придуманными цитатами.
"Ближе к телу, как говорил Мопассан".
Круг чтения Синицкой, увы, остался за пределами литературного пространства дилогии. Сможет ли Зося оценить эрудицию великого комбинатора и блеснуть своей, неясно. А Остап, между прочим, замечает читающих девушек:
Девушки, прикрывшись книгами Гладкова, Элизы Ожешко и Сейфуллиной, бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал мимо взволнованных читательниц парадным шагом и вышел к зданию исполкома.
Где то мне попалось сравнение Синицкой с Татьяной Лариной. Ну уж дудки! Таня готова отдать великосветскую тщету "за полку книг, за дикий сад", и ее вряд ли можно прельстить катаниями на авто и охапками роз. И уж точно она не будет выцыганивать у Онегина сельтерскую, орехи и кино, как беззастенчиво делала это Зося с отвергнутым Корейко.
Остап мечтает о Бразилии.
Поначалу, видимо, авторы предполагали, что Остап откажется от "мало поношенного смокинга, лакея-японца (привет Эрасту Петровичу) и собственного бильярда" ради "нежной и удивительной".
Однако, как только он узнал, где дислоцируется Корейко, он тут же сбежал от Зоси, даже не удосужившись ее проводить.
"Рио-Инженейро" перевесило. Первая реакция - самая правильная. И что интересно, в своем среднеазиатском марш-броске к корейковским миллионам он не вспоминает Зосю. Она просто не занимает его воображение. Телеграмма "готов лететь Черноморск крылья любви" написана от скуки. После реплики "Как же я забыл!".
Думаю, просто авторы и сами почувствовали - не сошлось. По правилам советской литературы проходимцу нужно было противопоставить высокоморального товарища Зосю. Но образ получился слабоватый и неубедительный. Так что Остап остался холостяком (брак с мадам Грицацуевой был все-таки расторгнут Старгородским загсом)...
