Лев Николаевич Толстой
Из письма М. Горького, отправленному А.П. Чехову:
«Был в Ясной Поляне. Увез оттуда огромную кучу впечатлений, в коих и по сей день разобраться не могу… Я провел там целый день с утра до вечера»
(Ясная Поляна, 8 октября 1900г.)
Из записей И.А. Бунина:
«И, помолчав, Чехов вдруг заливался радостным смехом:
-Знаете, я недавно у Толстого в Гаспре был. Он еще в постели лежал, но много говорил обо всём, и обо мне, между прочим. Наконец я встаю, прощаюсь. Он задерживает мою руку, говорит: "Поцелуйте меня". И, поцеловав, вдруг быстро суется к моему уху и этакой энергичной старческой скороговоркой: "А все-таки пьес ваших я терпеть не могу. Шекспир скверно писал, а вы еще хуже!»
(Крым, 1909г.)
Энди Уорхол
Дневниковая запись Энди Уорхола:
«Мохаммед Али сидел передо мной, это его посадили рядом с местом для сына Картера. Жена Али и его сын тоже были тут. Илейн из «Илейн» была на трибунах и она мне рассказала, что она сидит на белковой диете. Правда, позже я увидел, как она одну за одной поедает булочки»
(1978г.)
Дневниковая запись Энди Уорхола:
«Зашел Джон Леннон, и это было чудесно. Он несколько похудел. Руперт сейчас работает с ним над каким-то художественным проектом. Джон был очень мил. Он на днях отказался дать Кэтрин свой автограф, когда мы были в ресторане, но недавно в газете была фотография Пола Маккартни, и когда она снова попросила его дать автограф, он подрисовал Полу усы и расписался.»
(5 июня 1971 г.)
Борис Леонидович Пастернак
Из воспоминаний Б.Л. Пастернака:
«Московской ночью, бредя откуда-то из гостей, присели с Маяковским на скамейку безлюдного в этот поздний час Тверского бульвара.
— Я был тогда очень знаменит, — рассказывал Пастернак. — Мы сидели молча, и вдруг Маяковский попросил:
— Пастернак, объявите меня первым поэтом. Ну что вам стоит.
И, помолчав, добавил:
— А я сейчас же объявлю вас вторым.»
(Москва, январь 1924)
Вечер литературы в Политехническом музее
Н. А. Роскина:
«Она очень любила Пастернака, называла его часто «Борисик». Существует известная фотография, сделанная на знаменитом вечере 1946 года: Ахматова, в своей белой с кистями шали, и рядом — Пастернак. Оба очень хорошо вышли на этом снимке. Оба смотрят вперед, на зрителя, и видно одиночество каждого, и вместе с тем отчетливо проступает их внутреннее сходство…»
(Москва, апрель 1946)
Чарли Чаплин
На премьере фильма «Огни большом городе
«Эйнштейн обожал фильмы Чарли Чаплина и с большой симпатией относился как к нему, так и к его трогательным персонажам. Однажды он послал Чаплину телеграмму: "Ваш фильм "Золотая лихорадка" понятен всем в мире, и я уверен, что Вы станете великим человеком. Эйнштейн". Чаплин ответил: "Я вами восхищаюсь ещё больше. Вашу теорию относительности не понимает никто в мире, но Вы всё-таки стали великим человеком. Чаплин".
(Лос-Анджелес, 2 февраля 1931г.)
Чаплин записал:
«Ганди и его люди не смущались сидеть передо мной на полу, но я буквально пребывал в смятении сидя на софе и смотря на Ганди и его коллег сверху вниз.»
(Лондон, 22 сентября 1931г.)
Карл Юнг в дневнике о конфликте с Фрейдом, произошедшем в 1913г.:
«Я до сих пор помню, как Фрейд сказал мне: "Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Понимаете, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион". Он произнес это со страстью, тоном отца, наставляющего сына: "Мой дорогой сын, ты должен пообещать мне, что будешь каждое воскресенье ходить в церковь". Скрывая удивление, я спросил его: "Бастион - против кого?" - "Против потока черной грязи, - на мгновение Фрейд запнулся и добавил, - оккультизма". Я был не на шутку встревожен - эти слова "бастион" и "догма", ведь догма - неоспоримое знание, такое, которое устанавливается раз и навсегда и не допускает сомнений. Но о какой науке тогда может идти речь, ведь это не более чем личный диктат.»
(1907г.)
Из дневников А.И. Солженицына:
«Я стою в этой комнате и в этом доме с совершенно особенным волнением. Потому что именно здесь я получил, по меньшей мере четырежды, щедрый и надежный приют и защиту. Корней Иванович открыл мне свой дом в самые тяжелые дни, когда мой криминальный архив был захвачен КГБ и очень реальна была возможность ареста. Вне его дома меня можно было смахнуть как муху. А вот здесь — не возьмешь»
(Дача Чуковского в Переделкино, лето 1969г.)