Основу репертуара группы The Animals, как известно, составляли блюзовые стандарты, мало пригодные для роли молодежных шлягеров, которые уместны в любой компании. По этой причине музыкантам приходилось заимствовать материал в более популярных жанрах.
Пожалуй, ни на одной из пластинок The Animals, крайне неровных в выборе песен, но не саунда и стиля, эклектика не соседствует с романтикой так тесно, как в некогда легендарном по причине дефицита альбоме Animalization.
Всего за какие–то тридцать пять минут пролонгированного наслаждения: обильные цитаты, импровизации и жанры, плюс то необъяснимое, что рождается от их соития – успевают переплестись, словно кости Квазимодо с костями Дездемоны, когда уже почти нереально понять, что откуда, где чье, и кто был кем.
Студийные альбомы ранних The Animals долгое время не переиздавались целиком, обрастая флером, или мхом, загадочности, и наиболее баснословным среди них был, как это часто выходит при мифотворчестве, тот, чье название звучит наиболее эффектно – Animalization.
Раздобыть такую пластинку считалось большой удачей, как среди ностальгирующих по молодости, так и среди реакционеров более молодого поколения, к числу (скорей всего единственному) которых когда–то относил себя и автор этих строк.
По этой причине каждый добытый извилистым путем кусок старого материала подвергался самому тщательному изучению, а отсутствие возможности сопоставить результат своих исследований с более компетентным источником, порождало самые смелые гипотезы, и в этом, пожалуй, заключалась их основная ценность.
Ныне любой из вас может самостоятельно ознакомиться с чем угодно, чтобы составить собственное мнение без домыслов и кривотолков, чья прелесть оживает только в лаборатории алхимика-дилетанта.
Эрик Бердон – один из тех британских вокалистов, в ком, как в старинной пьесе, соседствуют сентиментальность и демонизм.
Крис Фарлоу и Артур Браун, например, превосходно исполняли обывательскую лирику в духе Энгельберта и Тома Джонса. Отсутствие халдейских бакенбардов и бабочки не могло обмануть внимательного слушателя с богатым по советским меркам опытом.
В то же время Том Джонс, как свидетельствуют его интерпретации таких вещей, как I Thank You и Resurrection Shuffle, был вполне способен на вокальную акробатику, достойную самых шумных композиций Led Zeppelin.
Но в шизоидной душе англичанина 60-х рядом с галантным доктором Джекилом постоянно вертелся психоделический мистер Хайд.
Альбом, о котором нам пора сказать пару слов более подробно, отражает такое раздвоение буквально с цифровой точностью.
Начинается он тревожно. Совершенно новая композиция Don’t Bring Me Down, чьи первые такты копируют My Girl Отиса Реддинга, вместо исповеди довольного личной жизнью афроамериканца, перерастает в истерику белого любовника, затравленного придирками своей партнерши.
Далее следует монолог про обезьянку. Слово в слово, кроме имени рассказчика, заимствованный у Джо Текса, он напоминает не то «стендап», не то воскресную проповедь. Записанный в студии трек One Monkey Don’t Stop No Show настолько близок к живому исполнению, что под конец нам слышатся консервированные аплодисменты, в которых тонет, затихая, финал этого мощного номера.
Джо Текс еще появится на территории живого уголка «Озверение», словно призрак на любительском фото, но об этом речь пойдет ниже.
Эрик Бердон довольно долго не отращивал длинные волосы, что весьма выгодно подчеркивало внешнее и эмоциональное сходство солиста популярной в СССР группы и с Александром Збруевым и с Андреем Вознесенским. К тому же короткая стрижка на голове зарубежного артиста избавляла от комплексов тех, кто не мог себе позволить удлиненную прическу по идеологическим причинам.
И третья пьеса делает резкий поворот в сторону негромкой, «некрикливой» по выражению Шукшина, песенной лирики, вполне подходящей для советского фильма тех лет, если в тексте заменить названия капстран именами новостроек.
Голос Эрика звучит как в телефонной трубке, словно его прослушивают спецслужбы, и You’re On My Mind, пожалуй, самый удачный зарубежный аналог столь популярной у нас «Почему ты замужем».
Символизм обложки данного диска – пустые столики в кафе, похожем на привокзальный шалман города-призрака, лишний раз напоминает низкую истину: среди западных групп того времени The Animals по виду были самые «советские».
После лирической передышки на слушателя обрушивается еще один ритм–энд–блюзовый пастиш а ля Мадди Уотерз и Хаулин Вулф, где Эрик, как всегда «на взводе», на сей раз отстаивает равноправие женщин, заканчивая свою речь по–собачьи отрывистым воплем, после которого She’ll Returned хочется тут же переставить на начало, хотя всё с нею вроде бы ясно, и одного раза вполне достаточно. Она определенно принадлежит к до конца непостижимому разряду песен многократного прослушивания, которые, несмотря на их простоту, могли появиться только в шестидесятых годах.
Мы, правда, проскочили четвертый трек – Cheating, он весь выстроен на одном гитарном рифе, и представляет собой, как нам кажется, пародию на бесконечные вариации Джона Майолла в области чикагского блюза.
А после сигнала, который был выше обозначен нами как «отрывистый вопль», чужака в совхозе «Озверение» подстерегает встреча с по-прежнему неотразимой Inside Looling Out, одной из самых депрессивных и мрачных вещей бурного, но в целом оптимистичного десятилетия.
Мрачных настолько, что даже симулируя панику и помешательство осужденного на пожизненный срок, Эрик Бердон сгущает краски еще больше, делает её еще мрачней.
За сексуальным голодом заключенного просматривается совсем иная зависимость. Перед нами своего рода «Смерть Ивана Ильича» в стиле рок, как бы пошловато не звучало такое сравнение.
Inside Looking Out по праву стала подпольным гимном молодых советских пессимистов–психопатов, или просто одиноких людей, зараженных неизлечимой беспричинной тоской. Правда, подтвердить этот факт уже почти некому.
Безобразная, неприятная, но завораживающая – так выглядит вершина звериного творчества.
А между тем мы, путники, достигшие середины холма, вплотную приблизились к концу первой стороны.
Вторую сторону открывает See See Rider. Гипнотическое crescendo электрооргана с гитарой, повторяющих одну и ту же триоль, могло бы стать позывным либо роскошной музыкальной программы в стиле ретро, либо прелюдией конца света. Возможно, кто–то уже им воспользовался в этом качестве, либо использует в дальнейшем.
Секрет успеха этой записи классического блюза в том, что его аранжировка в точности повторяет версию Джо Текса, разве что, мемфисский колорит в ней подменяет присущая The Animals тщательно дозированная грубоватость.
Трек See See Rider завершается не менее эффектно и драматично тем же самым, чем он был начат. Постепенное затихание лишило бы его оригинальности, но, к счастью этого не случилось.
Далее нам предстоит выслушать монолог алкоголика – Gin House Blues –представляющий собой четыре минуты самооправдания и бравады, за которыми просматривается тема равноправия рас, поскольку джин традиционно считался любимой отравой чернокожего пролетариата.
В каком–то смысле Нину Симон, записавшую этот «шансон» пятью годами ранее, можно считать Еленой Камбуровой и Людмилой Лядовой (обе, кстати, пытались исполнять спиричуэлс) афроамериканской джаз–эстрады.
В щекотливом вопросе межрасовых отношений Нина Симон придерживалась самых радикальных взглядов, и некоторые из её сценических реплик на эту тему до сих пор вымарывают из ее видеозаписей. Но это никак не помешало ей стать одной из основных поставщиц материала в репертуар юных британских бунтарей-нацпредателей.
Два года спустя Gin House Blues будет один в один перепет группой Amen Corner, точнее, её замечательным вокалистом Andy Fairweather Low в сопровождении ансамбля, что лишний раз напоминает нам ту модель преисподней, где тень кучера моет тенью мочалки тень лошади, красноречиво подчеркивая инфернальную бесконечность однообразия поп-культуры.
Здесь будет нелишним сделать еще паузу, и отдельно вспомнить один из самых удачных сборников той прекрасной эпохи, ничем не уступающий таким образцам, как Yesterday and Today у Beatles, или Flowers у Rolling Stones.
Речь идёт про The Best of Eric Burdon and The Animals vol. 2, куда, помимо таких шедевров, как When I Was Young и Girl Named Sandoz, вошли все основные «козыри» с пластинки под очень точным названием «Озверение», которое на последних треках лишь возрастает.
Если Рэй Чарльз брал примитивные фольклорные блюзы, усложняя и адаптируя их для салонной публики, то детройтский пролетарий Джон Ли Хукер беспардонно огрублял попсовые песенки типа You Talk Too Much, и это, как правило, не просто сходило ему с рук, но приводило в восторг лощеную публику на блюзовых фестивалях в Европе.
The Animals подвергали материал Джона Ли Хукера обратной трансмутации, превращая первобытные акустические оригиналы в добротную музыку для танцев, как теперь принято выражаться, «без потери качества».
И после нудноватой, излишне театрализованной, пьяной лекции о международном положении Gin House Blues – монотонная в оригинале композиция Maudy своевременно реабилитирует диск, который уже скоро должен закончиться.
Но тут же снова возникает декадентская баллада десятилетней давности, и Эрик Бердон снова утрирует первоисточник, словно пытаясь оправдать, с одной стороны свой выбор, с другой стороны явный недостаток собственных композиций у группы, чей исполнительский уровень в целом весьма высок.
После старой вещи Чака Уиллиса What am I Living for? в программу вечера буквально врывается очередной быстрый танец – лучшая, на мой взгляд, интерпретация Sweet Little Sixteen, и то место, где солист, импровизируя, выпаливает в студийный микрофон: «George!.. Paul!.. (запинка) Ringo and John!!!» – лично я не могу слушать без трепета, и когда-нибудь такая впечатлительность выйдет мне боком.
Следом за нею, практически без паузы прет, иначе не скажешь, в психическую атаку I Put a Spell on You – полнейший антипод того, что этой песней сделали Them.
Никаких вибрафонов и полуночного сакса, никакой мистики. Перед нами свирепый работяга, перед которым доплясывает свой ритуальный танец белочка, и за незатейливым набором английских слов слышится хорошо знакомое: «Ты, Зин, на грубость нарываисси».
Гудит сирена. Матч окончен.
В дальнейшем Эрик Бердон, в отличие от своего коллеги Джона Болдри, временно избравшего линию Хампердинка и Джонса, сделался многословным хроникером психоделической революции, явно преувеличив срок годности восторгов, связанных с этим событием.
Делал он это искренне и живо, но кто знает, каких высот он мог бы достичь, симулируя более изысканные состояния и чувства в чисто эстрадном жанре?
Примечательно, что «записавшись» в активные хиппи, он продолжал выглядеть как советский киноактер, советский поэт.
Когда, спекулируя на игре словами, лейбл Decca выпустит сборник «Анимализмы», члены потерявшей к тому времени популярность группы будут очень натурально позировать для обложки – кто в партизанской ушаночке, а кто в трофейной немецкой каске.
Хотя, возможно, я путаю конверты двух разных пластинок. Конверты, но не головные уборы.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
* Далее читайте: American Breed. Группы, прошедшие мимо
