Выша
Это путешествие в Рязанскую область мы начали с подругой Еленой паломничеством в Вышу — Вышинский Свято-Успенский монастырь.
Мы приехали одновременно с автобусом паломников из Краснодарского края, точнее, паломниц — мужчин среди них было: раз-два и обчёлся.
Во время короткой очереди у свечного ящика паломницы успели рассказать – и откуда приехали, и где были – где только не были! Как намучились в автобусе, и что теперь у них спор – ехать дальше или возвращаться домой.
Старенькая монахиня принимает записки и тоже слушает, отвечает и покачивает головой. Начинается служба, говорит: всё, повернулись, повернулись!
Для паломниц служили молебен, а потом совершали елеопомазание, ну и мы как раз успели. Сначала – мужчины, потом монахини, потом все остальные.
Приложились к раке с мощами преподобного Феофана Затворника, иконам, и пошли бродить по территории монастыря. В части помещений, в бывших кельях всё ещё располагается психлечебница. У крылечек сидят на лавочках худенькие, как тени, страдальцы и персонал в халатах. Летний тёплый вечер располагает к беседам – разговаривают.
Обитель в процессе реставрации. Облупившиеся стены, башни, колоколенки. На козырьках и у порогов лежат коты и кошки, носятся котята – жалеют их здесь. Что-то неуловимо советское сквозит во всей обстановке. Чего здесь больше, чего жальче теперь – этого монашеского пристанища для душевнобольных, той ли давней, подвижнической монашеской жизни?
Проехали по Выше, по селу: довольно оживлённо — дачники. Как сказал привратник — летом здесь жизнь бьёт ключом, не то, что зимой…
Старинные домики, старинные ворота и калитки. Носится на новеньком мопеде девочка в голубом бальном платье. Чинно идут умные коровы, слушают своего пастуха.
За рекой Вышей на другом берегу – деревенька, тоже дачники: латают дома, строят новые дома — не коттеджи — обычные, деревянные, маленькие; молодёжь «тусуется» на мотоциклах и иномарках. Жив ли тот дедушка, что четыре года назад рассказывал нам про здешнее бытие?
В сосновом бору, как в храме в торжественной тишине стоят колоннады величественных сосен. Вершины качаются с трагичным шумом, словно где-то далеко большой хор поёт заупокойную молитву. Под ногами пружинит толстый ковёр золотистой лоснящейся хвои и хрустят бесчисленные шишки.
На Быковой горе, в монашеском уголке идёт тихая вечерняя жизнь. Домики, палисадники, сады. В окне маленькой церковки светятся огоньки — это свечи горят у алтаря. Бежит навстречу машине собака, повиливая хвостом… Мужичок несёт вёдра с водой, остановился разговаривать с девчонками. Одна из них хохочет – около неё стоит корова, зовёт домой. Быстрым шагом идёт по росистой траве через поле монахиня, спешит к заждавшейся бурёнке.
Деревни
По берегам Цны раскинулись деревни, в осоке веером лежат лодки, стоят с удочками рыбаки.
Едем через Шацк в сторону Свято-Николо-Чернеевского монастыря. Свернули не туда, проехали по колдобинам около 5 км, пока не догадались, что заблудились. Отыскиваем верную дорогу, темнеет. Едем через сёла, где ходят группками мальчики, девочки, мужички пьяные. Встаём в Печинах на ночлег у заброшенного дома.
Ранним утром гонят коров, кричит на пастуха тётка. Петух запел. Вышел из-за соседнего забора человек, сердито смотрит в нашу сторону: кто такие?
Ночью шёл дождь, и сырое утро хмурится — не хочется, да и некуда в такую рань ехать.
Досыпаем и, перед отъездом прогуливаемся по деревне. У домов стоят машины с московскими номерами, дома деревянные и добротные кирпичные, купеческой постройки, с наличниками и ставнями, похожие и разные. То – безоконные, заросшие бурьяном и кустарником, то нарядные, свежепокрашенные, с аккуратным палисадничком, опоясанным плетнём, с берёзами и золотыми шарами под окнами.
Эта деревня стоит у подножия высокой горы – может, это не гора, а остаток огромной крепостной стены древнего города? Нет, гора всё-таки — при подъёме сбоку виден песчаный срез.
Наверху трактора убирают солому, всё большое поле в овсяных рулетах. Через серые облака пробиваются солнечные лучи, и поле со стогами становится золотым, радостным. Вокруг в мокрой траве загораются огоньки. И охватывает счастливое, безмятежное настроение.
Справа открывается широкий вид в долину Цны, издали в голубоватой дымке видны маковки Свято-Никольского монастыря. Мы спускаемся вниз на дорогу, что ведёт к нему. Сначала умываемся, завтракаем, потом по плитам через луг, через реку по понтонному мосту подъезжаем к воротам и входим в храм. Полно народа. Заканчивается воскресная служба, причастие. Вместе со всеми идём ко кресту, и к батюшке за благословением в обратный путь.
Долго бродим по территории монастыря, по деревне — тихо, тепло — солнышко уже припекает, на клумбах цветы пахнут осенью. В деревенских палисадниках цветут золотые шары, георгины, флоксы. Пасутся телята, щиплют листья козлята, греются на солнышке гуси.
В местном магазинчике хороший ржаной хлеб, ноздреватый, душистый — шацкой пекарни. И кефир здесь тоже хороший.
В Казачьей Слободке покупаем мёд. Елена торгуется, ей уступают. Продавцы – бабушка Катя, и её внучка. Бабушка уверяет, что мёд отличный (точно, превосходный мёд), внучка смотрит на неё с нежностью и говорит, что у неё два помощника – четырёхлетний сын и 86-летняя бабушка.
Города
В Сапожок! Это маленький старинный город с серебряным Лениным на центральной площади. И с Никольским храмом. Без особых достопримечательностей, кроме священника. Старенький 96-летний священник, отец Иоанн, говорят нам, человек большой духовной силы. Раньше даже отчитывал бесноватых.
Из Сапожка заезжаем в скит Сергия Радонежского — это подворье московского Свято-Данилова монастыря. Красивые здесь места – луга, река, синий лес на горе. На подворье растёт молодой сад со сливами, яблонями, цветочными клумбами. Зелёный коврик постриженной травы, густые молодые ели. Новые деревянные рубленые дома – кое-где ещё идут строительные работы. Деревянная часовенка. Деревянная церковь, в которую входим под звон колокола. Монахи собираются на вечернюю службу. Один из них, стоя у свечного ящика, рассказывает нам о житье-бытье в скиту.
Долгая дорога вызывает думы и размышления, уносит временное и наносное, неважное, раскрывает главное, заставляя издалека, со стороны взглянуть на жизнь, может быть, что-то в ней переосмыслить, понять. Ведём разговоры обо всём и обо всех. Почему-то вспомнились истории, как обманывают друг друга, делятся и судятся между собой родственники, самые близкие люди. Такими распрями завалены в России суды. Рвут горло близкие близким из-за сарая, со света сживают из-за клочка земли.
Навстречу летят бесконечные просторы, среди которых населённых пунктов – жалкие горсточки. Большая русская земля… Кому она достанется?
В Рязань приезжаем к вечеру, под дождь. Гуляем по городу – старые дома несут в себе уютный дух старины – в каждом завитке кружевной резьбы, в колоннах театра, в облупившейся краске фасадов, в покосившихся калитках, в старых, увешанных тяжёлыми гроздьями рябинах.
У знаменитого десантного училища стоят курсанты, прощаются после свидания с родными. Встречаем их в городе, прогуливающихся под руку с девушками – и в этом тоже есть что-то не по сегодняшнему трогательное, вызывающее ностальгию. Замечают, что ими любуются прохожие, прячут улыбки.
Дождь кончается, когда подходим к Кремлю.Красивейший вид с набережной открывается на храмы, на окскую пристань. Идут реставрационные работы, многое уже сделано, могучие стены побелены, купола покрыты позолотой и сияют через весь город. На территории растут столетние липы с густыми кронами, трава пострижена, чистота и порядок. Гуляют влюблённые парочки — ходят за ручку, сидят над обрывом на ограде, стоят, обнявшись в укромных уголках парков.
Есть на территории рязанского Кремля две старинные гостиницы с любопытными чугунными табличками с надписями – одна гласит: для знати; на другой, что на задворках, написано: для черни.
С противоположной стороны набережной высится розовый с позолотой многоглавый храм, рядом с ним под берёзами – большой памятник Сергею Есенину.
Константиново
Следующим утром мы в Константиново.
…Вижу сад в голубых накрапах,
Тихо август прилёг ко плетню.
Держат липы в зелёных лапах
Птичий гомон и щебетню…
И ещё вижу храм, где крестили поэта, крохотную часовенку над берегом, лесенку вниз, Оку со складчатыми, невиданно изрезанными берегами. Какой простор! Какой покой!
В самой сердцевине этого покоя вдруг возникает заноза, в которой — тоска, как-то связанная с далёким шумом трассы. Этот шум бередит, беспокоит – и начинают казаться нарисованными, бутафорными не только бедный есенинский домик с плетнём и овином, но и река, и просторы. Там, у дороги, втридорога продают «рязанские» помидоры, которые привозят азербайджанцы, «рязанскую» глиняную посуду, сделанную не в Рязани, и, покрытые придорожной пылью, бесчисленные керамические кресты и иконы.
В Константиново, в сувенирной лавке покупаю фотоальбом Евгения Каширина.
В обратный путь! Как по пути не заглянуть в Коломну, красивейший подмосковный город!
Коломна
Припарковываемся у большой каменной лестницы в центре города среди магазинов. Проверяю дверцы, пикаю сигнализацией, оглядываю машину – всё в порядке. Мимоходом замечаю на себе пристальный взгляд из соседней машины. Отходим, Елена говорит: «Видела, какая рожа там сидит? Уставился». Да, точно, неприятная рожа…
Старый пряничный город церквями, просторными площадями и дремотными улицами, богатыми купеческими и резными деревянными домами, бархатными зелёными полянами убаюкивает, очаровывает сказочностью. Ах, благодать! Подходим к женскому монастырю, и вдруг стукает сердце: зря оставила в машине рюкзак с документами и кофр от фотоаппарата. И Елена останавливается и говорит с тревогой: «Пошли скорей обратно!» Я мысленно молюсь: Матушка Заступница, не допусти! И сразу становится спокойно: всё будет нормально – и мы продолжаем свой путь.
В Свято-Троицком Голутвинском монастыре красота. В церквях — благолепие, порядок. Как игрушечная, купаленка. Цветов вокруг, цветников! В иконной лавке чудесно пахнет кофе, в ней установили кофейный автомат. Хлопочут сёстры — молодые, симпатичные, приветливые.
Сидят на парапетах с кружками темноликие и бородатые пропойцы, похожие на домовых, побираются.
Над предосенним городом синее-синее небо, за рекой виден Богородице-Рождественский Бобренёв монастырь. Между пряничных домиков втиснулись особняки новой знати, замаскировавшись архитектурными изысками «под старину» и заборами.
Справа за нарядной площадью тянется ряд неприглядных многоквартирных домов. Убогие трёхэтажные постройки советско-барачного типа прилепившиеся одна к другой, чуть не до крыш стыдливо прикрыты длинным высоким забором. Жильё для черни?
И опять бередит, ноет заноза, вспоминаются пустующие поля, опустевшие сёла и райцентры, разорённые заводы. Всплывает собственный тёмный, плесневелый подъезд, осыпавшееся крылечко…
Возвращаемся, подходим к машине, у Елены глаза расширяются, смотрю по направлению её взгляда – раскрыта передняя дверца. Замерло сердце. Но вижу через окно, что вещи на месте. Прикасаюсь к двери, срабатывает сигнализация, оглашая округу воплем. Это она спугнула вора? Или – моя молитва?
Урок – никогда не оставлять в салоне ценных вещей.
Чтобы не стоять в огромных пробках, категорически не показанных моей машине, едем в объезд по бетонке. Но здесь свои пробки – на железнодорожных переездах. По сорок минут стоим среди дымящих фур, продвигаясь по метру…
Бархатной августовской ночью приехали в Истру, разгрузили Елену около её дома, меня у подъезда встретила дочь…
