Роман «Звёздочка» глава 105
Поужинав в гостях у матери, Татьяна убрала грязные тарелки со стола, смела тряпкой крошки и принялась за мытьё посуды. Мать отправилась в дом покойницы бабы Шуры и захватила с собой Ивана, наказав дочери: «С посудой управишься, в огороде мелочь поле́й да огурчики сними́, а то перерастут. А Иван нам там подмогнёт, мало ли вдруг да помощь какая потребуется».
Татьяна молча кивнула, мыть посуду она терпеть не могла, но спорить с матерью не стала. Сыновья, под присмотром дочки, бегали во дворе у дома. Алёнка сидела на лавочке и читала книжку; рана на пятке стала меньше беспокоить, но ступать целиком всей стопой ещё не позволяла. Мазь покойной бабы Шуры пришлась как раз кстати, рана очистилась и перестала гноиться, опухоль постепенно спадала.
Татьяна управилась с домашними делами и пошла в огород поливать мелочь. Лейкой она черпала воду из бочки, а потом полила парник и грядки с морковкой, капустой и свёклой. Настроение у некогда весёлой хохотушки Татьяны спа́ло на нет. Жизнь не ладилась, проблемы одна за другой навалились на её плечи и не давали отвлечься.
Она ходила по огороду и думала беспрестанно об одном и том же не зная, как ей поступить: «Так Ванька убил девку или нет, как бы узнать? А если это не он, тогда я приду в милицию, и сама его подставлю. Им-то чё, они и разбираться долго не будут, сразу на него все убийства повесят, а это ведь стыд да позор один. А ребятишек-то моих потом вовсе заклюют. Каково им-то будет с этим жить, зная, что их отец душегуб. Нет всё же, он хоть и дурной, но не убийца. Нет-нет-нет… Невозможно это, невозможно…»
***
Ночью Татьяне не спалось. Мать, как и всегда, постелила им с Иваном на полу. Татьяна вертелась с одного бока на другой, спать на полу было жёстко и бока затекали и ныли, подстеленное ватное одеяло не спасало. Мысли гудели в её голове как рой комаров и бо́лько кусали, не давая заснуть, как она их только не отгоняла. Мать звучно храпела.
«Как же с Ванькой дальше-то жить? А может совпадение просто? В жизни же всякое бывает. Да-да, бывает, доверять надо, доверять. Без доверия-то попробуй, проживи в наше время», — уверяла она саму себя.
Иван прижался к ней и провёл рукой по её крутому бедру.
— Вань, ты чего не спишь? — шёпотом спросила она.
— Тсс… — он прикрыл ей рот рукой, а потом убрав руку, поцеловал, не давая ей опомниться.
Она хотела угомонить его, но подумала: «Опять ведь убежит и ещё кого-нибудь грохнет. Нет уж, спасу чью-то невинную душу, отдамся».
Половицы предательски скрипели под ними в такт мелодии любви. Скрип половиц разбудил мать и воспоминания молодости нахлынули на неё волной не давая вздохнуть. Она вспомнила своего Шурку и то время, когда она была безумно влюблена в него. Слёзы душили её. Мысленно она ругала дочь с зятем: «Ох, бесстыдники, хоть бы меня постеснялись, так нет же — только стукато́к стоит, тьфу-у. Ладно ребятёшки спят», — но сказать им вслух ей было неловко.
Вдруг всё затихло. Ванькино тепло разлилось внутри тела Татьяны, он угомонился и обмяк.
Мать прислушалась, в избе стояла тишина.
«И всё, что ли?!А мой-то Шурка меня поболи ублажал, а э́нто чё, тьфу-у. Никакого удовольствия, только раздухари́л и тут же угомонился. Не те ноне мужики пошли, не те. Шурка-то мой и в плечах поширше Ваньки, да и ростом удался, а зять-то чё — дрыщ, по сравнению с моим-то, да весь веснушками обсыпанный. На улице жара, а он в рубахе с длинным рукавом ходит. Стыдится шибко веснушек-то своих. Чудной, одним словом. Надо бы с Танькой-то об Ваньке поговорить наедине, да всё недосуг, то одно, то другое. Уж если чё, то, может, хоть завтра получится. А сейчас спать, с утра пораньше побегу к бабе Лизе стряпать», — дала себе установку мать и перевернувшись с правого бока на левый, вскоре захрапела.
Татьяна лежала с открытыми глазами и чувствовала себя спасительницей чьей-то жизни.
«То ли правильно это, то ли нет? Попробуй, разберись. Спать, спать, спать», — приказала она самой себе.
***
Утром позавтракав второпях, семейство Ширяевых отправилось в дом покойницы бабы Шуры. Родственники готовили поминальный обед в избе у бабы Лизы. Покойница лежала в домовине на столе, покрытом белой льняной простынёю, со светло-зелёными полосками по краю. Старушки причитали: «На кого ты нас покинула-а… Вся-а деревня-а тепе́ря-а осиротела-а…»
Алёнка заревела не в силах сдержать слёзы. Ей было жаль эту добрую бабу Шуру. Вдруг она услышала в голове такой родной её голос:
— А ты чего ревёшь-то, Алёнушка?
Мысленно Алёнка ответила ей:
— Жалко тебя-а…
— А чего меня жалеть-то? Я своё пожила тут, теперь там поживу. Ты гусеницу видела, как она в бабочку превращается?
— Да!
— Была гусеницей, потом куколкой, а стала бабочкой — это же красиво! Вот и человек так же, — пояснила девочке баба Шура.
Алёнка посмотрела на её безжизненное красивое лицо и увидела, как из области солнечного сплетения, словно на ниточке поднялся прозрачный шар с лицом бабы Шуры и улыбаясь смотрел на неё. Шарик, как будто крепко-накрепко, был привязан к груди покойницы. Алёнка смотрела на прозрачный шар с лицом бабы Шуры и недоумевала, как такое возможно, но никто кроме неё этого не видел.
— Ты не улетишь сейчас?
— Пока нет, сорок дней ещё не прошло. — пояснила ей баба Шура, а потом спросила. — Слышишь, люди говорят одно, а думаю обо мне другое?
— Да, — ответила ей Алёнка.
Поблизости с ней стояла Перди́лиха и в душе негодовала: «Да поскорей бы уж это всё закончилось. Нашла время умирать в таку́ жару. Блинчиков бы сейчас поесть… Поскорей бы уж её зарыть да отобедать», — вытирая пот со лба. Вслух же она произнесла:
— Баба Шура-а, баба Шура, горе-то како-о. На кого же ты нас покинула-то? — про себя подумав: — Ну всё, для приличия попричитала и хватит. Главное — люди не осудят. Ох, колодец-то мы не отсудили-и, а надо бы. Он, конечно, завсегда и́хний был, но к моему-то огороду ближе всё же. А кому дом достанется вдруг да отгородят или ещё чего. Надо бы это дело так не оставлять. В сельсовет ли чё ли сходить? Пусть подскажут. Хоть и мерзкое это дело, но ещё метр землицы вдоль всего огорода мне не помешает. Вот огорожу всё и успокоюсь. Земля-то у бабы Шуры добрая! Грех в свои руки не прибрать.
Перди́лиха стояла и не подозревала, что вокруг неё происходит. Шарик с лицом бабы Шуры подлетел к Перди́лихе и взглянув ей в лицо прошептал:
— Знала я что ты дюже жадна да корыстна, но что настолько — не ожидала. Ну да ладно… Соблазн велик. — она взглянула на Алёнку и ласково прошептала ей. — Тяжело тебе с этим даром придётся, но ты не переживай, щёлкни пальцами у правого виска и слышать мысли людей перестанешь. Поняла?
— Да, — ответила Алёнка и щёлкнула пальчиками. — Получилось, баба Шура!
— А я что тебе говорила?! Без этого не прожить. Людей-то ведь не исправишь. Ты главное никому-никому свой секрет не выдавай. Это наша с тобой тайна. Время придёт, так же как я свой дар передашь кому-то.
Татьяна Ширяева взглянула на дочь и пригрозила: «Ты чего это тут пальцами расщёлкалась? Не позорь меня, стой тихо».
© 10.12.2020 Елена Халдина
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 106 Чужие мысли
Предыдущая глава 104 Переполох в деревне или Фантомас в лесу разбушевался
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть рассказ "Именины"