Роман «Звёздочка» глава 104
Отпускать Татьяну Ширяеву с работы, на похороны бабы Шуры, начальник не хотел. Как она его только не упрашивала, но Толонбаев упёрся и ни в какую. Заладил как попугай одно и тоже:
— План горит, Татьяна, ты как партийная должна это понимать, а тебе то на свадьбу, то на похороны и конца и краю этому нет.
— Да я-то понимаю, Калычбек Тологонович, но что же мне делать-то? План-то планом, а совесть-то совестью. Вы поймите меня, ну как же я на похороны-то не приеду? Да меня ведь родня потом осудит.
— План горит, Татьяна, горит! Ты понимаешь это или нет? — твердил начальник своё.
— Да как не понимать-то? Я же не каждый день на похороны отпрашиваюсь, ну вот навалилось на меня всё одновременно: сестра замуж вышла не раньше не позже, и бабушка вот померла-а как на грех. — в глазах у Ширяевой появились слёзы, и она готова была разреветься в любую минуту.
— А вот реветь и не вздумай — это не по партийному. — пригрозил он ей пальцем.
— Так душа-то ревёт, как не реветь-то? — спросила она, шмыгая носом с расстройства.
— И пожалеть-то тебя некому… — сожалея произнёс Толонбаев, намекая на то, что он бы мог. Он, протянув к ней руки, намереваясь её обнять, но Татьяна резко отпихнула его, сказав:
— Я замужем, Калычбек Тологонович, что вы себе позволяете, а?
— Да ты не так подумала, я же по-дружески, хотел прижать тебя к своей груди, по-отечески так сказать.
— А-а, тогда извините… — сказала она, а потом вдохнув широко грудью аромат его одеколона, с нотками цитрусовых и с благородным фоном табака, сандала, амбры и мускуса, и голова её закружилась и ноги обмякли.
Ещё чуть-чуть и она могла бы потерять сознание, но он подхватил её за плечи и спросил:
— Тебе плохо?
— Уже лучше… — ответила она, втянув воздух ноздрями принюхалась, а потом не в силах сдержать любопытства, задала вопрос. — А что это у вас за одеколон? Вдохнула и чуть сознание не потеряла.
— «Дипломат».
— «Дипломат»? — переспросила она, и мечтая произнесла. —Ваньке бы моему такой купить, а то всё «Шипром» после бритья одеколонится, надоел прямо. То ли дело «Дипломат» — звучит-то как! У-у-ф, — вдохнула она, наслаждаясь, и медленно выдохнула.
«Твоему Ваньке рыжему только «Дипломата» и не хватает, — мысленно усмехнулся Толонбаев. — отхватил себе бабу, а содержать не может ни её, ни себя ни детей».
Вслух же начальник удивлённо проронил:
— Не могу я тебя понять, Татьяна, что ты так за Ваньку своего уцепилась и держишься? Был бы хоть мужик путный, а он руки на тебя распускает да вместо подарков синяками одаривает.
— Любит, говорит… — невпопад сказала Татьяна.
— Да разве ж так любят? Я-то хоть если от своей бабы погуливаю, но её-то и пальцем не трогаю, потому как она мать моих детей. Уж лучше бы совсем не любил чем так, глупая ты баба, хоть и аппетитная, — глаза у него загорелись, и он прижал её к себе. — Да ты ещё любви-то и не знаешь. — рукой он провёл по её пухлой пятой точке и воскликнул не в силах сдержаться. — Ух, ты какая сладкая — кровь с молоком! Не обижу, чес слово. Мне бы хоть разок тебя… — недоговорил он, облизывая свои губы.
— Не соблазняйте меня, я не такая… — попыталась вырваться от него она.
— А кто тебе сказал, что ты такая, а? — глядя с вожделением ей в глаза задал вопрос Толонбаев и подумал: — Ага, не такая. Умеет себе цену набивать: молодая, а ушлая. Но я тоже не промах: объезжу и эту кобылку, иначе — я не я буду.
— Так вы меня отпустите? Мне всего-то на один денёчек, а? — смотрела она ему в глаза вопрошающе.
— Так и быть отпущу, но отработаешь, поняла?
— Сейчас прямо, что ли?
— Ну не сейчас, конечно, а вечером после работы. Можно было бы и сейчас, да звонка из министерства жду.
— После работы не могу, мы в деревню поедем.
— Вот ты всегда так, то у тебя мажет, то ещё что-то, — возразил ей начальник недовольно.
— Ну так, а как без этого-то? Я же баба-то молодая.
— Мда-а, с этим не поспоришь. Ладно, Ширяева, иди работай, а-то план горит. Заявление за свой счёт я тебе так и быть подпишу, но и ты меня не подведи.
— Да что вы, нет конечно! — улыбаясь заверила она его, выходя из кабинета.
Сотрудницы, увидев Татьяну, поправляющую причёску, зашушукались между собой. Татьяна, проходя мимо, одёрнула их:
— Работайте, бабы, не отвлекайтесь, план горит.
Нинка Муратова немедля высказалась:
— Да я смотрю — не только план горит, но ещё и честь кое у кого.
— На что это ты намекаешь? — вспыхнула Ширяева и покраснела.
— Да тут и намекать нечего и без этого видно.
— Да я… Да что ты себе позволяешь? — заорала Татьяна на неё.
Дверь кабинета приоткрылась и Толонбаев выглянув, распорядился:
— Тихо, бабоньки, мне сейчас из министерства позвонить должны.
— Ну уж если из министерства, то тогда помолчим. — согласилась Муратова ухмыляясь. — А тут сидишь, сидишь, и никому не нужна — ни начальнику, ни министерству.
— Завидуй молча, Нинка. — высказалась Татьяна и с головой погрузилась в работу, а работать она умела.
***
Ширяевы, отработав смену и забрав сыновей из детского сада, поехали в деревню. Мать Татьяны встречая их с Алёнкой в своей избе, сходу сообщила ещё одну новость:
— Вы вчерась уехали, а у нас тут девку уби-и-ли-и.
У Татьяны лакированная чёрная сумочка выпала из рук. Она стояла и хлопала густыми чёрными ресницами в растерянности от услышанного, а потом отдышавшись слегка спросила:
— А где?
— Да возле тракта в лесочке. — пояснила мать. — Нинка Вдовкина пошла по грибы да наткнулась.
— Вот те раз… А чья хоть девка-то?
— Да будто бы к Нюрке Мальцевой приезжала.
— Вот это да… — удивился Иван, и почесал лоб. — И когда только успели? Мы же вчера уехали, а у вас тут такие новости.
— Вся деревня гудит. Теперь и в лес лишний раз сходить побоишься. Снасильничали будто бы над ней. Вот ведь до чё дожили… Это уж ни в какие ворота.
Двойняшки увидали кошку и рванули к ней. Кошка, не раздумывая скрылась в кошачью дыру под пол.
— Ой, какие варнаки-и…— высказалась в сердцах бабушка, глядя на внуков. — Кошке-то от вас никакого поко-о-я. А вы-то чё теперя стоите и не проходите? — спросила мать у дочери с зятем. Зять поднял с пола сумку жены и подал её в ей руки, ответив тёще.
— Да озадачила ты нас, тёща, с порога. Даже поздороваться с тобой не успели, здравствуй!
— Ой, и то правда, здрасте! — спохватилась тёща. — У меня внутри прямо всё трясётся. Исть-то будете, или как?
— Будем, мать, накрывай, — кивнул головой зять, и сел за стол на табуретку. — С этого и надо было начинать.
— Да мы с внучкой сами ещё не ужинали. Я только что от бабы Шуры пришла. Вас-то раньше поджидала, а вы что-то долго сёдня, — выговорила тёща своё недовольство.
Татьяна ей возразила:
— Да ладно что хоть вообще отпустили. Начальник мой упёрся и всё, работай мол, план горит.
— Вот ведь чё, какой он у тебя своебышный*… — развела руками мать.
— Ага-а, — согласилась с ней Татьяна.
Иван сидел за столом и ждал, когда его накормят, но с разговорами тёща кормить его не торопилась и он фыркнул:
— Мать, мы есть-то будем нет? А то ведь нам ещё и моги́лку копать.
— Да будем, будем. Похлёбка-то горячая в аккурат, — схватив кастрюлю с электрической плиты, она поставила её на деревянную подставку в центр стола. — Чича́с тарелки с ложками принесу. А моги́лку-то сёдня и без тебя выкопали, тебя разве дождёшься, — укорила она зятя, а взглянув на дочь, прикрикнула. — Танька-а, ну ты чего теперь рот-то разинула? Хоть бы хлеб нарезала ли чё ли.
— Да нарежу, нарежу. — отозвалась Татьяна, направляясь к рукомойнику. — Руки вот только надо помыть. — Посмотрев на сыновей, скомандовала: — Живо руки мыть, пока какую заразу не подцепили, а то начальник меня поедом съест, если на больничный уйду.
Иван, наливая похлёбку в тарелку поинтересовался:
— А нашли убийцу-то?
— Да кто и знат, нашли или нет. На озере отдыхающих с палатками тьма тьмущая, может кто из них — попробуй тут разберись. Вовку Бойко будто бы поймали. Он срядился Фантомасом да на остановке, в аккурат, у бабы сумку выхватил, да убёг после-то, а в сумке-то будто бы была банка сливок да творог. Мать-то его тепе́ря за головушку схватилась и говорит: да куда ему ещё то сливки-и, у нас своих полно — две коровы держим. А Нинка-то Вдовкина как раз шла по грибы-то да Вовку-то и увидала с сумкой. Вот ведь чё! А вскоре и на девку наткнулась…
Татьяна, садясь за стол пришла в изумление:
— Да он ещё ростом-то не велик? Куда ему бабу угрохать.
— Велик не велик, а четырнадцать уже стукнуло. В милиции-то чё, будут, что ли, шибко-то разбираться, поймали и ладно, теперь всё на него спишут.
— Значит и у вас теперь Фантомас разбушевался? — диву дался Иван.
— Вот верно, зять, говоришь. Кажут в клубе вся́ку сикотý**, а молодёжь-то с ума и сходит.
Татьяна взяла алюминиевую ложку и попыталась ей зачерпнуть похлёбку, но ложка тряслась, и похлёбка выплёскивалась из неё.
— Танька, у тебя чё э́нто рука-то с ложкой ходуном ходит? — спросила мать переживая за неё.
— Да и сама не знаю, чё-то нервы совсем сдают… — призналась Татьяна. — Ты новостями меня ошарашила, прямо в себя прийти не могу. — В голове у неё лихорадочно крутилась мысль: — Да неужели же это Ванька мой девку грохнул? Да не может такого быть…Не может… — тщетно успокаивала она себя.
Ванька с аппетитом ел похлёбку и нахваливал:
— Вот тёща-то у меня золотая! Что ни сварит, так всё вкусно! Танька-то моя не в тебя пошла, ой, не в тебя.
Пояснение:
своебышный* — зловредный, упёртый, несговорчивый человек
сикотý**— ерунду
© 9.12.2020 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 105 Это наша с тобой тайна
Предыдущая глава 103 Не переживай, тёща!
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть рассказ "Именины"