Здравствуй, мама!
Как и прежде, я не могу рассказать, где дислоцируется наша часть, впрочем, даже если бы я хотел сообщить эти сведения, я все равно не знаю, где мы.
Забавно писать письмо ручкой на бумаге, ведь совсем недавно мы радовались уровню наших технологий, что можем за одно мгновение передать сообщение тому, кому захотим, теперь это все в прошлом. Никаких электронные средства связи давно не работают, отчасти противник глушит эту связь, отчасти везде много «грязных пятен», где никакая техника вообще не работает, да и люди в таких местах не выдерживают дольше нескольких часов.
Вообще назвать эту войну войной в полном смысле слова нельзя. Мы не видим противника в прицел, не знаем его в лицо и не понимаем вообще с кем толком воюем. Все танковые, артиллерийские части давно уничтожены. Командование гоняет нас с места на место в надежде, что хотя бы часть солдат пехоты уцелеет от бесконечных бомбежек и точечных ударов противника.
Недавно видели в небе наш самолет, нет, не те новые истребители, которыми мы так некогда гордились, их давно нет, в небе пролетел настоящий кукурузник с советскими звездами. Никто так и не понял, куда он полетел и зачем.
Большую часть времени нам приходится передвигаться в противогазах. Совсем недавно соседний полк попал в странный туман, пыль стала проникать в легкие, вызывая отек, а оружие прямо на глазах рассыпалось, неповрежденными оставались лишь пластиковые и деревянные части, а железо превращалось в пыль. Весь полк погиб за пару мгновений. Наше командование бодриться, но никто толком не знает, что применяет противник против нас.
Одно здесь понимают абсолютно все – никто не пытается нас победить, нас хотят истребить. Уничтожить на корню, чтобы такой нации вообще больше не существовало.
Нам приходится постоянно перемещаться, командир говорит, что стоять на одном месте смерти подобно, но мне кажется, что он уже давно сам не знает что делать, ведь связь со штабом потеряна несколько месяцев назад.
Куда бы мы не приходили, в каком селении не останавливались – нигде мы не находим ни единого живого человека. Деревни опустели, города вымерли – нет ни беженцев, ни домашних животных. Нет даже кошек, которые славятся своей живучестью.
Знаешь, мама, очень хочется домой, повидать тебя. Как вы там? Говорят, что Центральная часть хоть и находится под оккупацией европейской армии, но с людьми обращаются вполне сносно. Надеюсь, тебя никто не обижает.
Недавно видел широкую реку, вода в ней была абсолютно черная. Командир сказал, что вода отравлена и пить ее нельзя.
Когда мы останавливаемся на ночлег, а это чаще всего происходит утром, потому что мы передвигаемся теперь только по ночам, нам приходиться, словно сусликам спать в норах, которые мы роем – это единственный способ спрятаться от спутников и тепловизоров противника.
Я не знаю, доставит ли наш связной эти письма, это уже четвертый наш посыльный. Пока еще никто не возвращался назад, и у нас нет никаких приказов. Порой мне кажется, что мы единственные кто выжил на этой войне, ведь мы уже давно не видели никого из других частей и прошли уже много километров.
Что ж, на этом пока все. Надеюсь, что война скоро закончится, и мы встретимся.
Твой сын. Андрей.