В последние годы «Старого режима» французская литература приобрела ряд своеобразных черт. Одной из них была попытка представить художественное произведение, как документальное, а выдуманных персонажей, как реально существовавших. Сейчас такой подход назвали бы мистификацией, но тогда это был просто жанровый прием для привлечения читательского внимания.
Ни революция, ни Наполеоновская эпоха, ни Реставрация не изменили этой тенденции. В 1782-м году Шодерло де Лакло уверял своих читателей, что вся переписка из его эпистолярного романа «Опасные связи» подлинная. В начале 1840-х Эжен Сю вплетал в повествование своих феноменально успешных «Парижских тайн» реальные истории из жизни парижского дна и намекал на реальность самого основного сюжета.
Коллега Сю по работе в формате романа-фельетона (романа-сериала, публикуемого по частям) Александр Дюма тоже не чурался прибегать к этому приему. Например, «Три мушкетера» согласно авторскому предисловию представляют собой не что иное, как воспоминания Атоса графа де Ла Фер о реальных событиях, найденные Дюма во Французской национальной библиотеке и опубликованные без изменений.
Однако другой легендарный роман Дюма «Граф Монте-Кристо» лишен этой особенности и представляет собой вполне честное художественное произведение без игры в документальность.
Впрочем, в обоих случаях автор черпал вдохновение в реальности. О прототипах «Трех мушкетеров» и об их эпохе, послужившей Дюма источником вдохновения, я уже рассказывал (1, 2, 3). История же подарившая сюжет и прототипа «Графу Монте-Кристо» значительно менее известна, хотя обстоятельства ее (а еще более обстоятельства ее распространения) не менее занимательны.
Итак, как эту историю рассказывают обычно.
В 1807-м году парижский сапожник Франсуа Пьер Пико сообщил своим знакомым о том, что скоро женится на девушке с хорошим приданным Маргарите Вигору. Один из тех, с кем Пико поделился своей радостью, по имени Матье Лупиан решил организовать сапожнику подлость. Он составил на Пико донос в полицию, где обвинил Франсуа в связях с роялистами и в работе на британскую разведку. Лупиан привлек к составлению доноса двоих своих приятелей Жерве Шобара и Гийома Солари. Пытался привлечь и третьего – Антуана Аллю, но тот отказался. Правда, и Пико в известность о доносе не поставил. Мотивы Лупиана приводятся различные – от простой жестокой шутки до собственных видов на Маргариту Вигору и ее приданное.
Донос добрался на самый верх, где было принято решение арестовать Пико. Сапожника увозят из Парижа под покровом ночи и без суда заключают в крепость Фенестрель, расположенную в итальянских Альпах (на тот момент под властью Французской империи).
В заточении Пико сближается с миланским церковнослужителем (не то епископом, не то целым кардиналом). От тягот заключения друг Пико умирает, но перед смертью завещает сапожнику все свои богатства, а именно: значительные суммы в банках Гамбурга и Англии, свои поместья в Италии и ренту с них, а также некие сокровища, укрытые в тайнике.
Когда в 1814-м году Первая империя терпит крах, Пико выходит на свободу. Бывший сапожник, ставший теперь одним из богатейших людей Европы, начинает выяснять, по чьей же вине он семь лет провел в заточении. В Ниме (откуда родом были, и сам Пико, и Лупиан с друзьями) Франсуа находит Антуана Аллю. Пико, чья внешность кардинально переменилась за годы лишений, представляется Аллю аббатом Бальдини. Он рассказывает Аллю, что сидел вместе с Пико в Неаполе в Кастель-дель-Ово, и что Пико умер еще в 1811-м году. Однако перед смертью сапожник попросил «аббата» выяснить причину своего ареста и имена виновных с тем, чтобы «аббат» написал их на его могильном камне. Свою просьбу лже-аббат подкрепляет перстнем с алмазом за 50 000 франков.
Узнав нужные имена, Пико отправляется в Париж и начинает мстить. За прошедшие годы Лупиан преуспел и теперь содержит достаточно дорогое кафе. Маргарита Вигору, прождав Пико два года (в другом источнике, не дождавшись его два года), вышла замуж за Лупиана. Пико, все еще никем не узнанный, устраивается в заведение Лупиана официантом под именем Проспер.
Вскоре кто-то закалывает у Моста Искусств одного из участников заговора Жерве Шобара. На рукояти ножа, оставшегося в теле убитого, написано: «номер первый».
Затем некий маркиз соблазняет дочь Лупиана от первого брака (Лупиан был вдовцом). Однако когда доходит до свадьбы, выясняется, что «маркиз» был беглым каторжником (по другой версии почему-то парикмахером).
Вскоре сгорает кафе Лупиана. Его сына сажают за грабеж на 20 лет, а Маргарита, не выдержав потрясений, умирает.
Где-то между этими событиями гибнет от отравления второй участник заговора Гийом Солари, а на сукне, покрывающем его гроб на похоронах, кто-то оставляет записку с надписью: «номер второй».
Наконец, Пико убивает и самого Лупиана, раскрыв перед ним свою личность. Кстати, все это время Пико вращается среди людей, которые его раньше знали, но его так никто и не распознает.
Однако в том же парке, где находит свою смерть Лупиан, кто-то нападает и похищает Пико. Оказывается, это Аллю, у которого был свой отдельный квест, сопоставил-таки «аббата Бальдини» с сапожником Пико и решил поживиться за счет мстительного богача. Аллю держит Пико в подвале и морит голодом, «продавая» ему хлеб и воду за десятки тысяч франков. Однако местонахождение основной части богатств Пико не открывает даже под пытками. В этой части истории нормально так наброшено гуро, по меркам первой половины XIX-го века, конечно. В итоге Аллю сдается и закалывает Пико.
В 1828-м году Аллю умирает в Лондоне, но перед смертью рассказывает эту историю «аббату П.» на исповеди и даже подписывается под записями, которые ведет «аббат П.» После смерти Аллю аббат отправляет эти записи префекту Парижской полиции. Так эта история и становится достоянием широкой общественности…
Так. С чего бы мне начать?
Пожалуй, начну с того, что история эта, несмотря на всю ее фантастичность, обычно считается правдивой. Она кочует из одного источника в другой, детали в ней меняются, но подвергают эту историю сомнению достаточно редко.
Дюма никогда не скрывал, что вдохновлялся историей Франсуа Пико, создавая историю Эдмона Дантеса. В ранних интервью он без обиняков заявлял, что оригинальная история показалась ему глупой, но интересной.
Позднее писатель добавил к своему описанию цветастые образы, заметив, что оригинальная история представляла собой жемчужину, а он извлек ее из раковины и превратил в сокровище.
Впрочем, есть мнение, что первым с историей Пико познакомился не Дюма, а Огюст Маке – постоянный «литературный призрак» Дюма.
Однако, кто бы не познакомился с этой историей первым, знакомство произошло через определенную форму. История Франсуа Пико, озаглавленная «Алмаз и мщение», получила огласку благодаря изданным в 1838-м году шеститомным «Воспоминаниям из архива Полиции Парижа» за авторством некоего Жака Пеше.
Господин Пеше – фигура преинтереснейшая.
Он родился в 1758-м году в Париже. Служил адвокатом и при «Старом режиме» был весьма заметным энциклопедистом, поучаствовав в составлении хрестоматийных «Словаря коммерции» и «Энциклопедии методики». В 1780-х Пеше служил в министерстве финансов, занимаясь, в основном, статистикой.
Примыкал к орлеанистской фракции через Мирабо, о котором позднее даже написал книгу. Как сторонник герцога Орлеанского участвовал в начальном, относительно цивилизованном этапе революции. В 1789-м году, будучи членом парижского муниципалитета, участвовал в организации беспорядков в столице.
Это особенно занимательно, если учитывать, что в конце 1780-х Пеше трудился над организацией работы Парижской полиции, причем, на заметных должностях. Об этом он, кстати, тоже составил энциклопедию – «Словарь полиции» в двух томах 1789-го и 1791-го года выхода.
В эти годы Пеше курировал отдел, занимавшийся выявлением иностранных агентов, а потом и просто роялистов и бывших дворян. Согласно некоторым данным, Пеше спас от гильотины значительное количество «врагов республики». При этом стоит учитывать постоянный прессинг, под которым ему приходилось работать. В начале 1790-х один из бешеных псов революции Бийо-Варенн называл Жака Пеше «фанатичным сторонником умеренных взглядов». Вскоре таких людей начали убивать тысячами.
В годы якобинского террора Пеше пришлось скрываться в сельской местности и сидеть в тюрьме, но голову он сохранил. А как только Наполеон начал приводить ситуацию к хоть какой-то нормальности, Жак Пеше вернулся к своим энциклопедиям – его «Универсальный словарь торговой географии» 1799-го и «Топографическое и статистическое описание Франции» 1805-го года до сих пор остаются достаточно авторитетными изданиями по экономике и статистике того времени.
Еще за годы своей бурной жизни Пеше успел поработать редактором нескольких газет, журналистом и криминалистом. Последнее обстоятельство теснейшим образом связано с Франсуа Пико.
Нажив за смутные времена множество врагов, в последние годы Империи и в первые годы Реставрации Пеше был вынужден в значительной степени свернуть свою общественную деятельность. Он вернулся в Парижскую полицию, став главным хранителем полицейского архива. Здесь Пеше со своей склонностью к систематизации и категоризации был на своем месте. Исследуя заключения о самоубийствах, он написал монографию по этой теме, среди рецензентов которой позже побывает, например, молодой Карл Маркс.
Кроме того, Пеше начал выписывать и «коллекционировать» самые необычные и занимательные дела, рассчитывая когда-нибудь опубликовать эти записки.
В результате очередных интриг своих недоброжелателей в 1825-м году Пеше потерял и это место, и целых три года оставался без работы. В 1827-м году, нуждаясь в деньгах, он выпустил свои заметки, озаглавив их: «Воспоминания из архива Полиции Парижа».
«Воспоминания» обратили на себя определенное внимание, но не «выстрелили». Энциклопедист и публицист Пеше оказался не очень хорошим мастером рассказывать истории. Видя книгу с названием «Воспоминания из архива Полиции Парижа», читатель ожидал сочных подробностей, человеческой низости и страданий, а натыкался на сухое изложение обстоятельств и техническое описание следственных действий.
В издании «Воспоминаний» 1827-го года нет истории под названием «Алмаз и мщение». Имя Франсуа Пьера Пико там тоже не упоминается. Впрочем, это не странно – согласно основной «легенде» письмо от Аллю поступило в полицейский архив в 1828-м.
В том же самом 1828-м друзья Пеше наконец смогли пробиться сквозь сети интриг, и престарелый энциклопедист вернулся в полицейский архив. Правда, не на должность главного смотрителя, а простым клерком – sic transit gloria mundi.
Страдая от многочисленных старческих болячек, Жак Пеше два года занимался почти исключительно своими записками. В 1830-м году он умер.
Для того, чтобы придать последний штрих портрету этого человека и как-то оправдать то, что изложение его биографии заняло столько места, хочется заметить, что Жака Пеше не знает не только русская, но и французская Википедия.
Но как Жак Пеше, умерший в 1830-м, мог написать те «Воспоминания из архива Полиции Парижа», которые были изданы в 1838-м? Ответ – никак. Он их не писал.
После смерти Пеше к его вдове обратился издатель Альфонс Левавассер, издававший, среди прочих, Стендаля и Бальзака. Левавассер, судя по всему, обратил внимание на издание труда Пеше 1827-го года и понял, что сможет сделать из этого бестселлер. Нужно только немного доработать манеру повествования…
Вдова Пеше, вынужденная жить на скромную пенсию, согласилась продать издателю записки своего супруга, но с условием, что имя Жака Пеше будет на обложке будущей книги. Левавассер согласился.
Вы ведь все еще помните, какую роль мистификации играли во французской литературе XIX-го века?
С того момента, как библиотека Пеше оказалась в руках Альфонса Левавассера, в этой истории появляется граф Этьен де Ламот-Лангон. Если для Дюма легкая мистификация и подделка под документальность были лишь приемом, то де Ламот-Лангон был профессиональным литературным мистификатором.
Собственно, его специалитет заключался в написании мемуаров людей, которые не оставили мемуаров. Из-под пера де Ламот-Лангона вышли «автобиографии» кардинала Ришелье, короля Людовика XVIII и императора Наполеона I. Большую популярность завоевали шеститомные мемуары мадам Дюбарри – одной из фавориток Людовика XV, «написанные ею самой». В республиканских кругах многими были приняты за чистую монету «Воспоминания Леонарда, парикмахера Марии-Антуанетты».
XIX-й век был настолько же литературоцентричен, насколько синемацентричен был век XX-й. Рядом с титанами пера того времени всегда скрывались люди, делавшие литературу «категории Б». Хотя те же воспоминания мадам Дюбарри за авторством Ламот-Лангона скорее напоминают порно-пародию.
Впрочем, месье граф занимался не только подделкой мемуаров. Он был одним из первых писателей юного вампирского жанра на французском языке. Хотя, пожалуй, величайшей работой Ламот-Лангона стоит признать, наполненную душераздирающими и одновременно увлекательными подробностями «Историю инквизиции во Франции» 1829-го года. Для того чтобы окончательно опровергнуть невинную мистификацию графа ученым потребовалось полтора столетия, в течение которых выдумки Ламот-Лангона считались серьезным научным трудом.
Не чурался месье граф и подработки «литературным негром». Именно его и нанял Альфонс Левавассер для художественной обработки записей Жака Пеше. И именно Ламот-Лангон является автором той версии «Воспоминаний из архива Полиции Парижа», которая была издана в 1838-м году.
Судить о глубине изменений, внесенных графом в записи Пеше, затруднительно – последние не сохранились. Однако простая работа с текстом «Алмаза и мщения» позволяет предположить, что история, либо полностью выдумана графом, либо видоизменена им до неузнаваемости.
И так, что же собственно представляет собой история Франсуа Пико в «Воспоминаниях» 1838-го года?
Рассказчиком выступает не Пико, а Антуан Аллю – его убийца. Само повествование представляет собой письмо с исповедью Аллю, отправленное аббатом П. префекту Парижской полиции в 1828-м. Причем, в произведении звучит очевидный вопрос – как Аллю может знать подробности жизни Пико, при которых не присутствовал? Например, обстоятельства заключения Пико. Звучит на него и ответ – Пико явился к Аллю в виде призрака и рассказал ему все в подробностях…
Собственно, на этом спор о подлинности этой истории можно заканчивать. Но мы продолжим.
Сейчас введение в полностью реалистическое произведение всякой чертовщины является не просто редким, а практически вымершим приемом. Потому что его использование моментально ломает погружение. Я не говорю о фантастических произведениях, где есть элементы реалистического повествования – это другой случай. Если нужно внести элемент недосказанности, экзистенциальности в реалистическое повествование, этого сейчас обычно добиваются, показывая измененное в силу болезни или дурмана сознание героя.
В XIX-м веке было с точностью до наоборот. Неумолимый рок, проведение, призраки, сказочные существа – весь этот мистический бестиарий легко мог ворваться в повествование, прежде казавшееся реалистичным. Особенно в этом преуспели флагманы романтизма – англичане и немцы. А вот во французской литературной традиции такой подход приживался долго и в полной мере так и не прижился.
Но Альфонс Левавассер позвал именно де Ламот-Лангона. Того самого автора, который едва ли не первым стал писать о вампирах на французском языке. В итоге то, что должно было стать новыми «Парижскими тайнами» – крепко написанным полудокументальным описанием человеческой мерзости, стало историями с привидениями. Это непопадание в целевую аудиторию, господин редактор!
Впрочем, нужно заметить, что аббат П. списывает рассказ Аллю о привидении Пико на проявления предсмертного бреда. Но тогда вопрос, откуда Аллю знал о том, чему не был свидетелем, остается без ответа.
Однако привидения это еще не все, что разрушает «легенду о Франсуа Пико». В самом начале «Алмаза и мщения» Пеше Ламот-Лангон упоминает министра полиции герцога Ровиго. Имеется в виду Анн Жан Мари Рене Савари. Только вот титул герцога Ровиго Савари получил в 1808-м году (действие «Алмаза и мщения» начинается в феврале 1807-го). А министром полиции он стал и вовсе в 1810-м, сменив на этом посту довольно-таки легендарного Жозефа Фуше.
Эту деталь мог упустить Ламот-Лангон – в конце концов, это незначительная мелочь. Но эту мелочь никак не мог упустить Жак Пеше – человек, служивший в полиции с перерывами больше десяти лет. Человек энциклопедического склада ума. Человек, в конце концов, лично знавший, по крайней мере, Фуше.
Таким образом, изменения внесенные Ламот-Лангоном в историю Франсуа Пико в любом случае ставят ее реальность под сомнение.
Дополнительной проблемой является то, что ни одно из обстоятельств этой истории никак нельзя проверить. Бумаги Пеше – утрачены. Оригинал письма, отправленного аббатом П. в 1828-м году – если и существовал, погиб вместе с полицейским архивом во время Парижской коммуны в 1871-м. Свидетельства о рождении, смерти, браке, вообще любые акты гражданского состояния на кого-либо из фигурантов этой истории – если и существовали, погибли тогда же в 1871-м…
Мне всегда казалось, что для педофилов, плоскоземельщиков и поджигателей архивов в аду есть специальные места. Надеюсь, поджигателей архивов там вечно расстреливают из гранатометов.
Свет на истинность этой истории могла бы пролить личность священнослужителя из Милана, с которым Пико сблизился в Фенестрели, но в «Алмазе и мщении» имя этого человека как будто специально не указано.
И все же нельзя однозначно утверждать, что история Франсуа Пико – выдумка Ламот-Лангона. Мне сразу в нескольких местах попадались упоминания неких находок, подтверждавших часть истории Пико. Признаюсь, дальше этих упоминаний у меня ничего найти просто не вышло, поэтому судить о них я не могу.
Если все же допустить, что Ламот-Лангон действительно нашел в записях Жака Пеше некую историю, которая стала основой для «Алмаза и мщения», то как выглядела эта история?
Ну, это поле гольных предположений. Допускаю, что после того, как Пеше вернулся в архив, к нему в руки действительно попало некое письмо. Возможно даже из Лондона. В нем могло быть описание навета на некоего молодого человека, которого даже действительно могли звать Франсуа Пьер Пико. Вернувшись после нескольких лет заточения, «Пико» действительно мог устроить охоту на авторов доноса. Автор письма действительно мог быть одним из авторов доноса и убийцей Пико. По большому счету, это все. Некоторые другие подробности этой истории могу быть, как правдой, так и выдумкой Ламот-Лангона. Большинство же описанных обстоятельств – плод литературного труда графа.
«Воспоминания из архива Полиции Парижа» в редакции 1838-го года тоже не «выстрелили». Как я уже говорил, у публики был спрос на мерзости социального дна, а Ламот-Лангон написал истории с приведениями. Впрочем, определенным спросом они пользовались.
Действие «Графа Монте-Кристо» начинается в 1815-м, в преддверии «Ста дней» Наполеона. Затем переносится на четырнадцать лет вперед в 1829-й – в преддверие революции 1830-го года и воцарения Луи-Филиппа Орлеанского. А завершается в 1838-м году, когда «Июльская монархия» Луи-Филиппа, названная некогда Лафайетом «лучшей из республик», перестала устраивать, и монархистов, и республиканцев.
В отличие от «Трех мушкетеров», «Граф Монте-Кристо» – это еще и социальный роман, вполне прозрачно показывающий политические воззрения автора. Именно поэтому время действия смещено – «Алмаз и мщение» показывал диктатуру Наполеона, когда одного навета было достаточно для того, чтобы на много лет запрятать человека в камеру. «Граф Монте-Кристо» же эпоху Наполеона романтизирует, а диктаторскими оказываются режимы Реставрации и Июльской монархии.
Вообще, Дюма считается республиканцем. Возможно, это справедливо. Однако в начале 1840-х он оказался тесно связан с бонапартистами. В 1841-1842гг. писатель жил во Флоренции и был частым гостем в доме Жерома Бонапарта – младшего брата Наполеона I.
В 1842-м Дюма сопровождал сына Жерома Наполеона Жозефа в место ссылки императора Франции – на остров Эльбу. Совершив это своеобразное паломничество, путешественники переместились на соседний островок Пьяносу, чтобы поохотиться. С Пьяносы писателю открылся восхитительный вид на еще один небольшой остров к югу. Он спросил у сопровождающего, как называется этот остров и услышал ответ – «Монтекристо». По легенде, Дюма посмаковал это слово, а потом сказал Наполеону Жозефу, что увековечит их поездку, назвав один из своих будущих романов «Монтекристо».
Через некоторое время, уже в Париже в руки Дюма попал пятый том «Воспоминаний из архива Полиции Парижа» за авторством архивариуса Жака Пеше. Дюма открыл страницу №197 (возможно, ему подсказал сделать это Огюст Маке) и прочитал историю, которая показалась ему глупой, но интересной, а потом превратилась в жемчужину.
Скорее всего, он не знал архивариуса Жака Пеше, как не знал и того обстоятельства, что Пеше умер много лет назад и в действительности имеет к книге, подписанной собственным именем весьма условное отношение. Возможно, Дюма был знаком с графом-фальсификатором Этьеном де Ламот-Лангоном и позже выяснил у него, какая часть «Алмаза и мщения» истинна, а какая выдумана.
Но я почти уверен, что в тот момент Дюма об этом не думал – он думал о том, что, похоже, нашел сюжет для обещанного одному из Бонапартов романа с названием «Монтекристо».
***
Для желающих поддержать меня монетой номер карты Сбербанка: 4276 6300 1771 2483.
Также я пишу художественные произведения и публикуюсь на Litres. Моя авторская страничка для интересующихся.
