Они жили в трех часах езды от этого города. Сент-Грин, он назывался именно так, и его жители неимоверно гордились этим названием.
Как будто кто-то из них помнил основателя, как же.
На самом деле, Лилия и городом это место назвать бы не смогла, после того, как побывала в более крупном городе, с развитой инфраструктурой, парой миллионов жителей и доступом к большому миру. А в Сент-Грей даже поезд приходил только раз в неделю – забрать двух-трёх человек и продукцию комбината. Что было самым странным, обычно возвращалось столько же человек, сколько, в своё время, покидало его, так что население держало свою планку, только благодаря какой-то прихоти ещё не приобретя статус вымирающего города.
Комбинат был сердцем города. Почти всё взрослое население работало на нём, вся жизнь кипела вокруг него, но стоило покинуть центр города, как взгляд сразу натыкался на заколоченные двери и окна, на разрисованные стены, на грязь, на… Да на что угодно, только не на процветающий, стабильный город. Словно весь смысл сводился к тому, что бы отработать смену на этом чёртовом комбинате, прогуляться по главной улице – которая огибала комбинат по правильному кругу, с лучиками жилых проулков, которые постепенно превращались в вымершие улицы; зайти в пару лавок или бар, а после нырнуть в переулок, подняться по узкой лестнице, и заснуть до начала новой смены.
Лилия ненавидела этот город настолько сильно, насколько могла. Благодаря этой ненависти она, в своё время, смогла вырваться в большой город, где нашла работу, которая ей нравилась, начала учёбу… Но этот сраный город добрался до неё. Заставил её вернуться к матери, которая медленно сходила с ума.
Но чем дальше они отъезжали от Сент-Грина, тем легче становилось Лилии. Пусть вокруг была малоинтересная местность – бескрайние поля, которые уже несколько лет никто не обрабатывал, но это было более приятное зрелище, особенно на фоне древних ладоней гор, которые словно подпирали небо.
Дом их – небольшой особняк – выныривал из-за поворота совершенно неожиданно. Просто вот – вроде только дикие заросли, а стоит немного повернуть руль, и на фоне неба уже высится тёмная громада дома. Его построили ещё предки Лилии, и сложно было поверить в то, что всего лишь два поколения назад, вокруг этого места кипела жизнь, и здесь жила большая семья. Выращивалось зерно, разводили скот на продажу, даже имели нескольких слуг, и женщина смутно помнила первые годы своего детства, счастливого и безоблачного, и там её мать улыбалась.В машине они с матерью молчали. Их старый «бьюик» натужно кряхтел мотором и угрожающе скрипел на поворотах и на ямах, которые всё чаще попадались на пути к дому.
Но потом семья разъехалась, перессорившись между собой, скот распродали, а большая часть хозяйства пришло в упадок. Лилия до сих пор не могла понять, как так получилось, что из её некогда зажиточного рода остались только они с матерью. Письма родственникам возвращались, на телефонные звонки уже давно никто не отвечал. Впрочем, женщина не могла сказать, что они с матерью жили плохо – вложенные когда-то деньги приносили им неплохой доход, позволяя не думать о том, где достать кусок хлеба.
***
С матерью они вообще мало общались, и молчание в машине было привычным делом. Погода стояла тёплая, и Лилия предпочитала проводить весь день в саду, а Марта либо была в библиотеке, либо занималась своим антиквариатом. Иногда, когда Лилия возвращалась домой, дом выглядел совершенно по-другому, особенно столовая, где Марта постоянно делала перестановки. Возникали и пропадали вещи, но женщина давно не обращала на это внимания – раз так хочется Марте, пусть, главное, что бы не пострадал сам дом.
Виделись они тоже редко – по старому распорядку встречались за завтраком, обедом и ужином, и то, Лилия старалась быстрее закончить с едой и снова уйти, скрыться от пустого материнского взгляда. Общение с Мартой её изрядно напрягало – престарелая леди всегда отчитывала, придиралась, обвиняла и явно относилась к дочери с лёгким презрением. И Лилия не могла сказать, в чём была причина такого поведения – может быть в том, что она не смогла остаться в городе? Но мать сама потребовала вернуться её назад.
Впрочем, для Марты существовало только две вещи, которые были для неё реальны – антиквариат и книги.
Лилия выгрузила покупки и дождалась, пока мать зайдёт в дом, и закурила, отвернувшись от дома и прислонившись к дверце машины, рассматривая покосившиеся от времени ворота, которые давно уже не закрывались. Время было беспощадно не только к людям, которые жили здесь. Повернув голову, она взглянула на дом. Фасад старого крыла выглядел не слишком хорошо. Трещины змеились по камню – старый фундамент давно просел, и в крыле уже никто не жил около двадцати лет, если не больше. Лилия даже не заходила туда, надёжно заперев двери, как и внешнего входа, так и внутренние. Сил и желания заниматься реставрацией у неё совершенно не было.
Изначально была построена центральная часть дома – две спальни, кухня и столовая, кладовая со спуском в подал, и лестница на второй этаж. Потом семья разрослась, и были пристроены два крыла, но уже без второго этажа. Лилия плохо разбиралась в стилях, но виделось ей в доме что-то мрачноватое, готическое, гордое и незыблемое – крепкая постройка, высокие окна, двустворчатые, тяжелые двери. Нежилым было правое крыло, если смотреть от входа, и Лилия помнила, что там уже начал проваливаться пол.
Сама она выбрала комнату напротив кухни, оставив матери целиком второй этаж в свободное пользование. С момента переезда она поднималась туда три или четыре раза и избегала этого места – там пахло старостью, затхлостью и стыло разочарование в жизни, оседавшим в горле серым налётом.
Откровенно говоря, она чувствовала себя иногда как этот дом – старой и медленно разваливавшейся, с покрытой пылью и паутиной душой. Здесь не было будущего – только замершее, изломанное настоящее, и сил, что бы вырваться отсюда во второй раз она не находила.
Потушив сигарету, он взяла оставшиеся покупки, решив сначала занести их в дом, а потом провести время до вечера в саду.
Это всегда её успокаивало.
