Пришло лето 1980 года. Года Московской олимпиады, а потому 7 рота называла свой выпуск олимпийским.
Из поступивших в 1976 году 72-х пятнадцатилетних пацанов до финишной черты дошли только 38 человек. Даже 37. Причем эти 37 придурков ухитрились получить 13 красных дипломов и с десяток розовых (без троек). Последняя потеря произошла уже на Госэкзаменах. Потеряли Совпеля. Его рубанули в городе очень жестко. С переломом основания черепа. Он был комиссован в академотпуск и дальнейшая его судьба так и осталась неизвестной.
Чтобы компенсировать такую потерю, было сделано вливание десятиклассников в 1977 году. Но они так и не стали кровью и плотью 7-ой роты. Удивительно, но подсознательное отторжение произошло из-за разницы жизненного опыта. Эти десятиклассники были старше на год основного состава роты, но не прошли всех тягот первого курса и основным составом воспринимались, как молодые. Как и их одногодки, поступившие в 1-ю роту в том же году.
Были еще вливания восстановившихся. Это те, кто были отчислены ранее и восстанавливались после службы в армии, восстановившиеся после академотпуска или пришедшие переводом из других училищ. Это Сикока, Дементий, Муха, Слепой, Алена и Денькович. Восстановившиеся после армии влились без проблем и даже имели авторитет стариков. А остальные вошли на равных.
После сдачи Госов оставалась стажировка. 45 дней службы в ВМФ СССР, которая с учетом военной кафедры в училище засчитывалась за службу в ВС СССР. После ее окончания присваивалось звание. Рота была разбита на части. Одна из частей, состоящая из группы С-411 и части 11 роты, попала в Донузлав (пос. Новоозерное).
Нужно отметить, что курсанта ХМУРП удерживало в узде только 3 вещи. Отчисление (после которого можно было восстановиться после службы в СА), закрытие визы ( восстановлению не подлежало) и лишение стажировки ( служба в СА после окончания училища). А потому, после отправки на стажировку, бывших курсантов обуздать было невозможно. За редким исключением, когда они совершали уголовное преступление и в дело подключался Уголовный кодекс. Что через 2 года продемонстрировала 5-я рота в Евпатории.
По прибытию 411 группы в Донузлав ее поселили в казармы и забыли о ней. Они валялись на койках без белья и смотрели репортажи с Олимпиады-80. Со следующего дня они начали изучать поселок. И то, что они увидели, удивило даже Балаклаву, прожившего свое детство и отрочество в закрытом запретном пункте Балаклава - базе подводных лодок. Въезд в Балаклаву был только по прописке, а значит, даже севастопольцы не могли туда попасть. Но там все одно была милиция и остальные институты государственной власти. В Новоозерном же милиции не было. Была военная администрация. Это было военное государство в Государстве. И о том, что здесь что-то не так, Балаклава понял, прочитав несколько объявлений на стенде, в которых открыто продавались джинсы, что в то время за пределами въездного КПП автоматически попадало под статью Уголовного Кодекса.
В первую же вылазку отправился Балаклава и двое из 11 роты. Они собрали деньги, взяли несколько портфелей у годков и рванули за вином.
Нужно сказать, что Новоозерное в то время представляло из себя такой форпост. Но окружности он был обнесен пятиэтажками, на первых этажах которых были всевозможные магазины и административные службы. А внутри этого кольца находилась школа, детсад, ресторан и танцплощадка.
Выйдя к этому периметру, Балаклава с товарищами увидели бочку, с которой шла бойкая торговля пивом. Но как оказалось без кружек. Аборигены шли со своей тарой. Балаклава, не долго думая, рванул к первому попавшему магазину и выцыганил у девчонок-продавщиц трехлитровый бутыль. Они купили пива, сняли гюйсы и присели рядом с бочкой на травку. Через некоторое время к ним присоединились еще три таких же стажировщика из Симферопольского медуниверситета. Они пили пиво, курили и о чем-то тихо травили.
«Надо валить» - сказал Балаклава, потому что заметил, что возле одного из помещений первого этажа собираются люди в морской форме и внимательно их рассматривают. Потом они узнали, что это здание комендатуры. Они закончили пить пиво, положили бутыль в портфель (его обещали вернуть) и пошли в магазин. Когда они приблизились на 100 метров, их начали окликать от комендатуры. Но они «на мороз», не меняя темпа, как глухонемые, продолжали двигаться к своей цели. Их догнал наряд и потребовал пройти в комендатуру. Встретил их дежурный по комендатуре, который находился на грани истерики, что было понятно, еще чуть-чуть и у него будет инфаркт. Он повел всех в свой кабинет. Пока шли, пустой бутыль успели поставить в гальюн.
В кабинете он устроил допрос. Со стороны он напоминал общение дебилов.
- Вы кто?
- ХМУ РП, на стажировке.
- Вы из какой части?
- Там наверху, за гаражами.
- Кто командир части?
- Хрен его знает.
- Кто ваш начальник?
- Командир 11 роты.
- Как его фамилия?
- Не знаем. Мы из 7 роты.
- Почему вы пили пиво?
- Мы пиво не пили.
- Я видел!
- Вам показалось.
- И всем остальным показалось?
- Возможно.
- Откройте портфели, у вас бутыль, из которого вы пили.
Портфели оказались пустые.
- Зачем вам портфели и куда вы идете?
- Ребята попросили купить конверты и тетрадки. Нужно домой письма писать…
- Для этого нужно три портфеля?
- Ну, курабье еще купить, к чаю…
- Присягу уже приняли?
- Нет.
- Ваше счастье, иначе бы сгноил на губе! Ладно. Обещаю - ничего не будет, если сознаетесь, что пили пиво.
НИЧЕГО НЕ БУДЕТ! Подняли руку кто пил пиво.
Придурки из Симферопольского медунивера подняли. Наши стояли на морозе.
- А вы не пили?
- Нет.
- Хрен с вами. Все в часть. Что бы духу вашего здесь не было!
Симферопольцы порысачили в свою часть, а мы, сделав петлю до гаражей, рванули к магазину.
Но в магазине их ждал облом. Продавщицы наотрез отказались продавать спиртное людям в форме.
Выручил Балаклава. Он был в джинсах и на флотской хэбэшке у него в шов кармана была вшит флажок «Wrangel». Данная хэбэшка после долгих препираний все же была признана последней моделью фирмы «Wrangel» и они купили 2 ящика сухого вина.
На следующий день они начали исследовать побережье озера Донузлав. Вода была прозрачная и теплая из-за небольшой глубины озера. Купаясь, Балаклава обратил внимание на двух местных мужиков, поочередно плававших в комплекте и ловивших крабов. Охотились они тупорыло и ныряли толькоТогда, когда увидят добычу. Балаклава подошел к ним и попросил комплект на один заход. Мужики начали канючить, типа мы здесь за день все уже выловили. Но комплект дали. Балаклава нырнул и пошел вдоль дна. Он охринел… Такого количества краба он никогда не видел. Практически под каждым третьим камнем сидел краб. Все портило то, что это был не каменный краб, а травяной, который у него дома считался добычей пацанвы. Через 10 минут он вылез на пляж с пятнадцатью крупными крабами. Часть была в руках, а часть завернута за резинку трусов по-балаклавски (панцирем к телу).
С этого дня Балаклава с друзьями проводил время на море с утра до вечера. Они на завтраке брали хлеб и шли на море через вино-водочный магазин. Там ловили крабов и рвали мидии на камнях, что и составляло их дневной рацион питания.
Такая диета через пять дней привела к расстройству желудка и Балаклава порысачил на санчасть за таблетками от поноса. Там его приняли как родного и сказали, что у него дизентерия и его положат в госпиталь. Он начал отбрехиваться, пока не услышал от врача фразу:
- У нас дизентерия, наш госпиталь переполнен, потому поедешь в госпиталь в Севастополь.
Услышав слово Севастополь, Балаклава не сомневаясь сказл: « Вы правы. Только Севастополь.»
И на следующий день он вместе с Сявой и местными засранцами был эвакуирован в госпиталь на Учкуевке в Севастополь. Когда их принимали, санитарка сказала: «Всем сдать трусы! Балаклава, еще не зная почему и для чего, свои спортивные трусы спрятал. Им выдали подштаники образца 1939 года, пижамы и распределили по кубрикам. Первые три дня они находились на постельном режиме и на молочной кухне. С третьего дня им разрешили самостоятельно передвигаться и питаться в столовой. Система питания строилась на выдаче талонов, в которых под разными номерами прописывалась кухня. Красная 4 - молочная кухня, красная 8 - щадящая и красная 14 - для выписывающихся. Постоянно шла борьба за 8 и 14 кухню.
На третий день Балаклава позвонил Сикоке. Тот после отчисления в 75 году отслужил в СА и потому находился дома в Стрелке. Он ему рассказал, что находится в госпитале на Учкуевке и попросил кроме бухла привезти красную пасту для авторучки. Сикока приехал и Балаклава понял зачем отбирали трусы. Вниз от госпиталя, буквально в трехстах метрах, находился городской пляж. В последующие несколько дней Сикока приезжал к Балаклаве, тот одевал спрятанные спортивные трусы, перелазил через забор и шел с Сикокой на городской пляж, где они и отдыхали. Все портил только один момент.Сикока ухитрился сломать обе руки, сорвавшись с куском привального бруса при попытке залезть на старую баржу в Стрелке. Причем, обе руки у него были не на повязке, а на распорке. А потому Балаклаве его приходилось поить со своей руки.
Утром только Балаклава просил талоны на 4-ю кухню. Потом шел в туалет и там красной пастой дописывал единичку перед четверкой. И потому все время питался по 14 кухне.
Через неделю Балаклаву случайно поймал главврач на черешне, на которой он поедал урожай. Его моментально выписали с отправкой в Донузлав. Вернувшись в часть, Балаклава не застал свою группу, потому-что ее в этот день направили на работу на Евпаторийский завод по производству Пепси для погрузки готовой продукции в фуры. Кто придумал это приобщение к общественно-полезному труду, так и осталось неизвестно. Может кто-то из отцов-командиров решил подзаработать, а может просто они надоели начальству со своим неизменным вопросом: «Когда уже по кораблям?» Вернулись они сразу после отбоя, затянув в казарму алюминиевую бочку пива и 10 ящиков пепси-колы. Под это пиво они и поведали о событиях прошедшего дня.
Привезли на завод их на автобусе. Старший мичман поставил задачу - погрузка ящиков с пепси-колой в фуры. Данная задача не вызвала никакого восторга. Все уселись в теньке, сообщив мичману, что большая работа начинается с большого перекура. Где-то через час они все же приступили к погрузке, но их энтузиазма хватило только на 15-20 минут. После чего снова начался перекур. Пришла женщина, ответственная за отправку груза, и начала взывать к их комсомольской совести, рассказывая, как ждут в Москве олимпийцы эту пепси-колу. К ее сожалению тяготы московских олимпийцев остались безответными.
Кто-то спросил: « А правда, что вы еще и пиво делаете?»
Да.
Так проведите нам экскурсию.
Она ушла и вернулась уже с разрешением от начальника пивного цеха. После экскурсии и подробного рассказа о технологии производства пива с античных времен по наши дни встал вопрос: « А почему бы не продегустировать вашу продукцию? А потом погрузка…»
Им принесли специальный кран и кружки и открыли одну бочку. Они выкатили эту бочку на улицу и в тенечке приступили к дегустации. Дегустация растянулась до конца рабочего дня. Когда она начинала переходить в конфликт, они нехотя поднимались и шли грузить, но обязательно оставив возле бочки часового. Через 10-20 минут они возвращались назад. И чем меньше в бочке становилось пива, тем меньше становился период погрузки. Уже к ночи они добили эту бочку пива и почти догрузили фуру. Им сказали «Спасибо» и пожелали счастливой дороги. Но коллектив потребовал оплату за свой героический трудовой подвиг, иначе они никуда не уедут. Им выделили 20 ящиков пепси-колы. Они погрузили их в автобус вместе с еще одной бочкой пива.
Взяли они пиво самовольно или им разрешили, никто впоследствии вспомнить не смог. Часть ящиков и литров 20 пива они отдали мичману, как компенсацию за потраченные нервы, и шоферу. Остальное приволокли в казарму. Где гулянка, в которой приняли участие и старослужащие, затянулась до утра.
Видимо руководство завода все же пожаловалось в часть. Потому-что через день была предпринята еще одна попытка привлечения к общественно-полезному труду. Кого удалось отловить после завтрака, погрузили в тот же автобус и отвезли на какую-то базу, где они должны были разгрузить вагон с зерном,предварительно насыпав его в мешки. Мичман был уже другой. Пытаясь заставить приступить к работе, он начал угрожать. Его обступили толпой и объяснили, что его угрозы могут закончится для него очень плачевно. Он понял и дал команду грузиться в автобус. На следующий день их перевели на СКРы ОВР (Сторожевой Корабль Охраны водного района). Те самые СКР, которые Балаклава знал с детства. Они постоянно стояли на якоре в районе Василевой Балки и несли охрану рейда и входа в Балаклаву.
На СКРе им отвели отдельный кубрик, где они тихо и мирно жили своей жизнью, никого не трогая и никому не навязывая свое видение и понимание мира. Проблемы начались с подъема. Вся группа тупо не реагировала на сигнал побудки. Не реагировала и на попытки мичмана их поднять индивидуально. Видя, что не справляется, сундук решил подключить годков. Типа, что вы на них смотрите! Им по 19 лет, они оборзели в край. Мало того, что не встают по подъему, но и курят в кубрике.
На переговоры с годками пошел Балаклава. Посидели, поговорили, выпили. Балаклава им объяснил, что у этих 19-ти летних пацанов уже по полтора года чистого моря. В Антлантике, в Индийском и Тихом океанах. А некоторые успели поработать в Анголе, где в то время шла гражданская война. Они поняли главное - попытка наехать на одного равнозначна попытке наехать на всех, включая нашего брата на других кораблях. И заняли нейтральную позицию, но следующий день так же начали курить в кубрике.
Началось тупое, никому не нужное противостояние с сундуком. Следующий подъем он устроил с использованием дымшашки. И хочешь не хочешь, пришлось вылезти на причал, где шла общая зарядка. Матросы приседали, размахивали руками, а на краю причала стояла группа придурков в разноцветных трусах и рассматривала облака. Идиллию эту прервал проходивший мимо зам по тылу, который дал указание: «Что бы я их больше не видел!»
Но сундук не успокоился и подключил командира. Тот в воспитательных целях поручил молодому летехе ежедневно проводить с ними на плацу строевые занятия. На первых же занятиях выяснилось, что ни один не имеет понятия о строевой подготовке. Все шли не в ногу, разворачивались, кто куда, махали обеими руками одновременно. И все это с тупым выражением лица. Так что лейтенанту ничего не оставалась делать, как начать изучение с азов. Он взял Устав и начал зачитывать основы, а Аветисян изображал из себя пошедшую в разнос куклу-марионетку. А вся кодла в это время лежала на травке в тени трансформаторной будки. Идиллию нарушил проходивший командир:
-Что ты делаешь?
-Они не имеют никакого представления о строевой подготовке. Обучаю азам!
- У них в год три парада! Перед каждым их усилено дрючат месяц! Все, на этом закончили!
На этом строевая подготовка закончилась, но сундук не унимался. Следующая его попытка поставить их в стойло вообще достойна отдельного рассказа. С утра он собрал их до кучи и повел на учебное судно-тренажёр. Для отработки борьбы за живучесть корабля. Нужно сказать, что подобных кораблей-тренажёров в системе МРХ не было, и все отработки происходили виртуально. А здесь же в трюме были установлены насосы, которые гнали под давлением забортную воду, и нужно было, в реальности, используя клинья, кувалды и струбцины перекрывать поступление воды через иллюминаторы и крышки люков. Что еще нужно пацанве, что бы погеройствовать? Они разбились на группы, были включены насосы и они с юношеским энтузиазмом приступили к борьбе за живучесть. Мичман и экипаж тренажерного судна наблюдали за их действиями через открытый кап. Когда все группы закончили ликвидацию поступления воды, мичман сбросил в трюм дымшашку, а экипаж начал им на головы бросать взрывпакеты. Все это происходило под восторженные визги и крики мичмана:» Я научу вас Родину любить!!!» Толпа ломанулось на ощупь, под взрывы взрывпакетов к двери, но она оказалась запертой снаружи.
Ошибка мичмана была в том, что он не учел, что самолично раздал им кувалды. И они начали этими кувалдами вышибать двери. Двое вышибали, а остальные начали крушить все, что подвернется под руку. Насосы, трубопроводы, запорную арматуру…
Мичман бегом кинулся открывать двери, но они уже были выбиты и толпа выскочила на палубу. После того, как дым в трюме развеялся, мичман и несколько матросов из экипажа спустились в трюм для оценки ущерба.
На удивление они вернулись не столько злые, как ошарашенные. Ущерб был значителен, нужно было докладывать вышестоящему начальству или как-то устранять его самостоятельно. По всей видимости, они выбрали второй вариант, потому-что никаких последствий не наступило. И мичман с этого дня оставил их в покое. Но эта безмятежная идиллия продолжалась всего несколько дней.
СКРы Охраны Водного Района посменно несли боевое дежурство на рейде базы подводных лодок Балаклава. И их СКР готовился к заступлению на боевое дежурство. Самое интересное, что корабельные артиллерийские установки не запирались. Видимо так и должно быть по Уставу, на случай неожиданного нападения. Каждое утро в 8 часов экипаж проводил проворачивание всех механизмов. При очередном проворачивании расчет баковой артустановки обнаружил, что боекомплект отсутствует в механизме заряжения и все снаряды валяются внизу. Там, где должны после стрельбы находится отстрелянные гильзы. На некоторых снарядах в результате падения были разбиты пластмассовые наконечники. Было срочно доложено командиру и он вызвал саперов. То, что это сделали стажировщики, у него не вызывало никакого сомнения. Хотя они все как один смотрели на него честными глазами, а их лица изображали оскорбленную невинность. Он толкнул короткую речь:
« Вы могли взорвать не только наш корабль. У меня на борту несколько тысяч реактивных и артиллерийских снарядов, 12 торпед плюс глубинные бомбы!! Если бы это все сдетонировало…»
Сейчас 11 часов. До 12 принимаете присягу и что бы к 13.00 вас не только не было на борту, но и в Донузлаве!!! У меня к вам одна просьба – предупреждение. Постарайтесь до тех пор, пока не закончится срок вашей стажировки и военкомат не переведет вас в запас, не попадать в милицию. В противном случае вас будут судить уже не судом, а трибуналом. Все, время пошло…»
Быстро был организован прием присяги. От начальства на нем присутствовал только наш летеха-штурман. Он деликатно удалился попить водички, а когда через 5 минут вернулся, все уже присягу приняли и расписались.
Все забрали свои вещи и на причале произошло спонтанное прощание с курсантской жизнью. В воду полетели фуражки, голландки, гюйсы…
Через месяц они в последний раз, как курсанты, приехали в училище. Им торжественно вручили дипломы, знаки об окончании училища и военные билеты. Они весело отмечали это событие в течение недели, прощаясь с Херсоном. Прощаясь друг с другом. Пока не пропили, не прогуляли выделенные им подъемные в размере будущей месячной зарплаты. Разъехались по домам, что бы через месяц разлететься по всему Советскому Союзу, согласно распределения.
P.S. ЧП со снарядами устроил Макар. Он часто залазил в башню и через оптику прицела рассматривал девчонок на пляже. В тот вечер он, сам не зная почему и для чего, перевел рукоятку подачи снарядов с ручного на автоматический режим. Так как башня была обесточена, все снаряды по жёлобу для отстрелянных гильз улетели в артпогреб.
