– Николай Максимович, балет – это традиция?
– В балете всегда – традиции. Раньше было два императорских театра – Мариинский и Большой. А в советские годы их стало много. Может быть, даже неоправданно много. И все школы были более-менее одинаковы. Все школы учили по одной и той же системе, по одному и тому же стандарту. Требования были унифицированные, экзамены сдавали одинаково, в одной и той же школьной форме ходили по всей стране. И театры были в каждом большом городе с одним и тем же классическим репертуаром...
– И в каждой хореографической школе была эта… строгость? Армейская дисциплина? Что, по-другому просто не научить детей?
– Конечно. Понимаете, нас с детства учат иерархии. Тому, что каждый в балете должен занимать своё место. И ребёнок в эту систему попадает с первого же дня, когда его ставят к станку. Тот, кто стоит в центре станка, – он главный ученик. Прима-балерина или премьер каждого конкретного класса. Чем дальше ты стоишь от центра станка, тем дальше ты от главных ролей, а ближе к кордебалету. С самого первого дня учёбы.
Это происходит, когда тебе всего 10 лет и тебе кажется, что ты – самый лучший. А тебе сразу дают понять, где ты – на вершине или у основания пирамиды. Но пока дети учатся восемь – девять лет, это всё может меняться. Редко бывает так, что ребёнка поставили в центре и он все эти годы там стоит. Мне, правда, повезло, меня как поставили в центре, я там и простоял 29 лет, никогда никуда не двигаясь, ни в какую сторону.
– Это может означать только одно – ваши педагоги были профессионалами настолько высокого класса, что в вашем случае не допустили никаких ошибок…
– Конечно. Но это не означало, что и я ничего не делал для этого. Те, кто в центре, больше всех пашут.
– Так вы, Николай Максимович, сказали, что по всей стране система балетного образования была унифицирована. Откуда же идут эти разговоры…
– От тех, кто ничего не понимает в балете!
– Вы хотите сказать, что не существует никакой московской или петербургской школы?
– Не может существовать. Я миллион раз это объяснял. Просто у каждого человека есть свои предпочтения. Что он хочет видеть – школу представления или школу переживания. И не только в балете… Кто-то любил Марию Савину, а кто-то с ума сходил по Комиссаржевской, это были абсолютно разные актрисы. Их поклонники были по разные стороны баррикад. И до сих пор никак не договорятся.
– И география тут ни при чём?
– Абсолютно. Нас, повторяю, учили всех по одним и тем же стандартам. Используя, как я называю, нашу «библию» – книгу Вагановой «Основы классического танца». Кстати, я как-то спросил у моего педагога Марины Тимофеевны Семёновой (а она была любимой ученицей Агриппины Яковлевны), как это было, и она мне объяснила: «Коль, просто тогда Министерство образования прислало Вагановой письмецо о том, что она должна предъявить программу, по которой учит. И она вынуждена была написать это быстро. Она советовалась со своей ученицей: «Как мы, Марин, назовём это движение?» И они договаривались – а давай вот так.
Так появилась всем известная русская «французская» терминология. В которой французские слова не всегда соответствовали своим оригиналам. Я это вдруг понял, когда меня пригласили в «Опера де Пари», я подписал контракт, стал танцевать и начал говорить по-французски…
Так вот этот вагановский норматив был спущен из Москвы во все хореографические училища страны. К тому моменту основные балетные силы из Петербурга уезжали в Москву. Некоторые педагоги в 1937-м оказались в лагерях. Агриппина Яковлевна была очень мудрой женщиной, она сделала всё, чтобы облегчить им жизнь. Предложила, например, создать балетную студию, а потом школу в Перми. Эту школу возглавила её подруга молодости, красивейшая женщина Екатерина Николаевна Гейденрейх. А у неё как раз учился Пётр Пестов, он был в первом выпуске Пермской балетной школы.
Потом и из его класса стали выходить звёзды, и он стал величайшим педагогом – в Москве. Он 40 лет выпускал всех главных танцовщиков страны начиная с конца 1960-х годов. Все московские премьеры – это Пётр Антонович Пестов. К какой школе он относится? Разве можно определить, где ленинградская школа, где пермская, где московская?!
