Настоящий арт-детектив, иначе назвать эту нашу НОВУЮ книгу нельзя назвать! Публикуем отрывок главы из первой части книги Джеральдин и Фрэнка Норманов «Афера Тома Китинга. Невыдуманная история художника-фальсификатора».
Том Китинг – персонаж совершенно не нашего времени, хотя жил в соседнем XX веке. Человек возрожденческого типа, самородок, искренний и честный («жулики» ведь тоже бывают Робин Гудами), по-детски непосредственный в отношении к жизни и искусству, верный своим принципам и идеалам.
Выдающийся мастер подделки и реставрации, но, прежде всего, талантливый художник, он говорил: «Я никогда не делал секрета из своего умения создавать подделки. И меня поражает лишь одно — что пресса так долго не могла меня разоблачить».
Разоблачила Китинга арт-журналист газеты The Times, ныне возглавляющая английское «Общество друзей Эрмитажа», автор нескольких книг о музее и династии Пиотровских, Джеральдин Норман. Во второй части книги она рассказывает о своем невероятном журналистско-детективном расследовании и поисках его героя.
Итак, часть первая. «История Тома Китинга, рассказанная им Фрэнку Норману», глава ...
Фриппи: первые опыты
Незадолго до того как в 1952 году я покинул Голдсмитс, мой приятель, хозяин магазина подержанных вещей, познакомил меня с Альбертом Фриппом. Я всегда озадачен поиском старых холстов — позволить себе новые я не мог, — и мой знакомый предложил мне обратиться к Фриппи. Это был арт-дилер, владелец магазина и галереи, открытой для публики только по воскресеньям. он жил с семьей над магазином, который находился на Дартмут-Роуд в Форест-Хилле. Я частенько проезжал мимо этого здания на велосипеде и видел в окне висящую на стене кухонную утварь, но вообще-то не обращал на дом особого внимания. в следующее воскресенье я туда отправился. То, что я увидел в магазине, было невероятно.
Войдя сквозь узкую дверь, я оказался в темном длинном коридоре, заставленном от пола до потолка разнообразными предметами искусства. Посреди коридора стоял огромный человек. он был словно из XvIII века: маленькие свиные глазки, огромный нос, как у комика Уильяма Клода Филдса, с уродливой бородавкой сбоку; когда он говорил, его тройной подбородок трясся. огромное тело было окутано одеждами, колыхавшимися на нем при движении, а на его дородный живот был натянут жилет, застегнутый на все пуговицы. На ногах — ботинки полицейского. Был он примерно двухметрового роста, лысый и с большими торчащими ушами. он словно сошел с гравюры Роулендсона или Хогарта. Зажатый в узком коридоре, он орал, угрожая какому-то парню лет тридцати пяти.
Что здесь происходит? — воскликнул я. — Не бейте его, пожалуйста, не бейте. Что такого он сделал?
Я могу избить своего родного сына, если захочу! — проорал он мне в ответ. — Это не ваше дело!
Но что он сделал? — опять спросил я.
Посмотрите на этого несчастного ван Хёйсума! — Он указал на картину, лежавшую на полу. — Этот неуклюжий болван поцарапал ее своим каблуком, хотя родился в семье торговца искусством и должен быть осторожнее.
Сын, которого, как я узнал позже, звали Сонни, воспользовавшись возможностью, проскользнул через дверь в задней части магазина и исчез. Когда он скрылся, через открытую дверь я заметил пожилую даму и еще одного мужчину. Это оказались миссис Фрипп и еще один сын. Фрипп же повернулся ко мне:
Какого дьявола вы хотите?
Не кричите на меня! — Я внимательнее посмотрел на поврежденную картину. — Не понимаю, что за драма. Я могу за час отреставрировать эту картину без особых забот, а через два-три дня покрыть ее лаком.
Вы? — он презрительно усмехнулся. — Да кто вы такой?
Меня зовут Том Китинг. Я художник и смогу это сделать.
Но это картина мастера!
Ну и что, всего лишь несколько капель краски, нанесенной в правильных местах…
Фрипп свирепо, с недоверием посмотрел на меня:
Где вы живете?
Я сказал, и, так как это было близко, он пошел со мной в мастерскую на Уэстборн-Драйв с картиной под мышкой.
Это очень ценная вещь, — сказал он, когда я ставил ее на мольберт. — Я буду наблюдать за вашей работой, чтобы вы не испортили ее еще больше.
Но прежде я должен заделать трещины, — ответил я. — Почему вы мне не доверяете? Я принесу ее вам через пару часов.
Он неохотно ушел, и через два часа, заполнив трещины, коснувшись темперой поврежденных участков и добавив немного масляной краски для лессировки, я возвратил картину в магазин.
Где вы научились реставрационным работам? — спросил Фрипп, внимательно обследовав картину.
Сам научился. Знаете, это довольно легко.
Это была правда. Я прочел множество специальных книг и немного экспериментировал на второразрядных работах и на картинах, с которыми меня просили помочь друзья.
После этого Фрипп давал мне работу по реставрированию дешевых картин, и оплата колебалась от пяти до десяти фунтов стерлингов. За месяцы нашего знакомства между нами установились дружеские отношения. однажды он спросил меня, не сделаю ли я масляную копию с гравюры с изображением знаменитого вождя племени маори. Я немедленно согласился. Что я от этого потеряю?
Я дам холст, краски и колонковые кисточки, — сказал он и показал мне гравюру.
На вожде был амулет с изображением бога Тики. Его лицо сморщилось от старости, на теле были выпуклые татуировки, которыми украшают себя туземцы Новой Зеландии.
Работа шла тяжело, но больше всего меня удивил холст, который дал мне Фриппи. На нем был пейзаж второразрядного голландского мастера XVII века. Правда, холст был усердно расчищен, но все же изображенное на нем стоило гораздо больше, чем то, что я мог написать поверх него. Я сказал Фриппи об этом и спросил, почему бы не сделать его на новом холсте.
Не беспокойся, — ответил он. — Копия будет выглядеть гораздо лучше на старом холсте.
Сделав рисунок вождя маори на холсте, я стал тщательно наносить краску. Тогда я учился в Голдсмитс и хотел получить государственный диплом, поэтому мог работать над картиной только по выходным. Примерно через три недели ко мне в мастерскую пришла моя приятельница, студентка Голдсмитс Барбара Питт.
О боже! — воскликнула она, увидев вождя маори, свирепо глядевшего с мольберта. — Что это?
Тогда я рассказал ей о заказе Фриппи.
Но это же так трудно.
Не то слово, — согласился я. — И конечно, я не собираюсь больше этим заниматься.
Наконец работа была закончена, и я с гордостью отнес ее Фриппи. Он бросил на картину беглый взгляд:
Неплохо для начинающего. Сколько, я сказал, тебе заплачу за это?
Вы не сказали.
Как насчет двенадцати фунтов? Думаю, это примерно столько и стоит.
«Чтоб мне провалиться! — подумал я. — Совсем немного за такую тяжелую работу». Но, как всегда, мне не хватало денег на оплату квартиры, и я неохотно согласился, положив деньги в карман.
В те годы в стране было великое множество художников-любителей из среднего и высшего общества. У них были время и деньги, чтобы наслаждаться свободой и заниматься любимым делом, и сотни, если не тысячи их были искусными копиистами, особенно голландских картин с изображением цветов. вскоре после того как я познакомился с Фриппи, я узнал, что он работал с группой пожилых дам, живших по всей стране, которые стряпали для него, как блины, эти копии за 35 фунтов. Эти картины он «пек» в духовке, словно пирожки, чтобы они потрескались и выглядели старыми. А потом красивыми плавными буквами подписывал их ван Хёйсумом или другим великим голландским мастером и сбывал их в лондонском Вест-Энде как оригиналы.
Но однажды бедный старина Фриппи был разоблачен. Он сам рассказал мне, как это случилось. Самая талантливая из его старых дам жила со своей сестрой в Бромли, в Кенте. Назовем их Этель и Эдит. Однажды Этель принесла Фриппи прекрасную копию, которую только что сделала. Художница превзошла себя, и хотя он никогда не показывал своего восхищения, старый жулик был совершенно очарован ею. он выдал ей 35 фунтов, и, когда «испек» картину, яичной темперой поставил на ней подпись голландского мастера, чтобы она была, так сказать, готова к потреблению, отнес ее в Вест-Энд и продал галеристу.
Через несколько дней Этель и Эдит решили поехать в Лондон за покупками и побывать в Галерее Тейт и Национальной галерее. они прогуливались по фешенебельной улице, когда Эдит вдруг остановилась как вкопанная у окна какой-то галереи и сказала:
Посмотри, Этель, разве это не одна из твоих картин? Две старушки уставились на картину, стоявшую на мольберте, и попросили разрешения рассмотреть ее поближе. Они были не так глупы, какими их, возможно, считал Фриппи. Они хорошо знали живопись, и, исследовав картину под лупой, Этель определила, что, вне всяких сомнений, это ее собственная работа. «Но чья на ней подпись? — спросила она испуганного торговца. — Без сомнений, она не моя».
Фриппи был в смятении и искал кого-нибудь, кто мог заменить Этель. Но в те дни я был радикально настроен, не был старой леди и не собирался химичить с картинами, за какие-то гроши подделывая их под работы Старых мастеров. Хотя должен признаться, что года два спустя, как мне рассказывала приятельница, она видела «вождя маори» в шикарной галерее в Вест-Энде. Картину представили ей как важную «находку»…
