Для ребёнка пяти-семи лет все писатели равновелики, все книги дают начальный опыт освоения внешнего мира.
И «Рассеянный с Бассейной» Маршака, и «Золотой ключик» Алексея Толстого, и бесчисленные повести и стихи, авторов которых не можешь назвать, хоть убей, а вот отдельные строки, типа «для больного человека нужен врач, нужна аптека» с мистической чёткостью врезаются в память - всё это единый книжный поток.
После семи (у кого-то это происходит раньше) начинаешь выделять отдельных авторов, прикидывая, кого забудешь после первого и единственного знакомства, с кем пройдёшь вместе пару лет, а кто будет постоянным твоим спутником.
Чуковского хватает на всю жизнь - как растянул он самого себя почти на столетие. Честное слово, я помню, как восьмилетним услышал известие о том, что умер автор «Мойдодыра» и «Федорина горя», тогда-то впервые узнал, что писатели смертны.
Сначала Чуковский - это трёпаная-перетрёпаная книжка с рисунками Конашевича, надо, надо умываться, потом - переводчик и от него узнаёшь об Уитмене, потом ты догадываешься, что «Крокодил» - младший брат блоковских «Двенадцати», а дальше открытия следуют одно за другим: про помощь Солженицыну, про Лидию Корнеевну, про образец достойного существования в суровых обстоятельствах.
Чуковский - многолик, это Протей русской литературы.
За весь двадцатый век был только один такой же, подвижно-зыбкий в своей неизменности, легко и естественно менявший интонации, темы, обличья - Высоцкий.
Из книги Ирины Лукьяновой о Корнее Чуковском в серии «ЖЗЛ» узнаёшь детали биографии, о которых догадывался, но не верил.
«Не был он «добрейшим старичком» никогда! Он был нервным и неровным человеком, у которого вспышки безудержного веселья чередовались с приступами ярости, с периодами мрачнейшего отчаяния, вдохновение сменялось разочарованием в себе и своей работе». «Упоминаний о бессоннице не счесть в его дневниках и письмах». «Дневники вообще мрачнее своих владельцев, на их страницах находит приют всё то, чем совестно, страшно, тяжело делиться с окружающими - а вот счастье вспыхивает фейерверками, радует других и тает, не оставляя записей и следов».
Дневники Чуковского надо читать в зрелом возрасте, когда мысли о смерти уже не кажутся незваными гостями в нашей самочинно поседевшей голове. Дополняешь это чтение путеводителем по детскому языку «От двух до пяти», а внука интригуешь пикантной историей Мухи-Цокотухи – и всё, книжный поток достиг цели, литературная цепочка замкнулась.
