23 подписчика

Поэты о волшебной силе фотографии

21 сентября 202021 сен 2020

459

5 мин

Фотография давно вплетена в наши жизни. Она возвращает нам детство, показывает нас настоящих, соединяет с близкими и давно ушедшими людьми.

Пожалуй, проникновенней всего о волшебной силе фотографии написал Арсений Тарковский:

В сердце дунет ветер тонкий,
И летишь, летишь стремглав,
А любовь на фотопленке
Душу держит за рукав,

У забвения, как птица,
По зерну крадет — и что ж?
Не пускает распылиться,
Хоть и умер, а живешь —

Не вовсю, а в сотой доле,
Под сурдинку и во сне,
Словно бродишь где-то в поле
В запредельной стороне.

Все, что мило, зримо, живо,
Повторяет свой полет,
Если ангел объектива
Под крыло твой мир берет.

Фотография как иная жизнь. Нереальная — но очень яркая. Эта особенность фотографии оживлять безжизненную бумагу мощно проявляется в снимках военных лет: этих людей давно с нами нет, но они так явно живут в наших глазах.

Римма Казакова

На фотографии в газете
нечетко изображены
бойцы, еще почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.

Никто не знает их фамилий,
о них ни песен нет, ни книг.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя,-
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.

Забыть тот горький год неблизкий
мы никогда бы не смогли.
По всей России обелиски,
как души, рвутся из земли.
…Они прикрыли жизнь собою,-
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зеленая трава.

Военные фотографии были попыткой соединиться с человеком, который отсутствует, возможностью в каком-то смысле существовать тем, кому было суждено умереть рано.

Юрий Визбор

Доводилось нам сниматься
И на снимках улыбаться
Перед старым аппаратом
Под названьем «фотокор»,
Чтобы наши светотени
Сквозь военные метели
В дом родимый долетели
Под родительский надзор.
Так стояли мы с друзьями
В перерывах меж боями.
Сухопутьем и морями
Шли, куда велел приказ.
Встань, фотограф, в серединку
И сними нас всех в обнимку:
Может быть, на этом снимке
Вместе мы в последний раз.
Кто-нибудь потом вглядится
В наши судьбы, в наши лица,
В ту военную страницу,
Что уходит за кормой.
И остались годы эти
В униброме, в бромпортрете,
В фотографиях на память
Для отчизны дорогой.

Эта кажущаяся возможность быть на снимках живыми иногда оборачивается чем-то трагическим, как в стихотворении Константина Симонова:

Я твоих фотографий в дорогу не брал:
Все равно и без них — если вспомним — приедем.
На четвертые сутки, давно переехав Урал,
Я в тоске не показывал их любопытным соседям.

Никогда не забуду после боя палатку в тылу,
Между сумками, саблями и термосами,
В груде ржавых трофеев, на пыльном полу,
Фотографии женщин с чужими косыми глазами.

Они молча стояли у картонных домов для любви,
У цветных абажуров с черным чертиком, с шелковой рыбкой:
И на всех фотографиях, даже на тех, что в крови,
Снизу вверх улыбались запоздалой бумажной улыбкой.

Взяв из груды одну, равнодушно сказать: «Недурна»,
Уронить, чтоб опять из-под ног, улыбаясь, глядела.
Нет, не черствое сердце, а просто война:
До чужих сувениров нам не было дела.

Я не брал фотографий. В дороге на что они мне?
И опять не возьму их. А ты, не ревнуя,
На минуту попробуй увидеть, хотя бы во сне,
Пыльный пол под ногами, чужую палатку штабную.

Военный фотокорреспондент Аркадий Шайхет в минуту отдыха, 1944

Военные корреспонденты Константин Симонов и Алексей Сурков, 1941

А вот старые фотографии как история жизни и смены ролей.

Галина Принь

Реликвии любой семьи;
По ним всю жизнь припоминаем, —
Едва-едва себя узнаю
В девчонке лет шести-семи,
Бант на боку, —
возводит замок,
По брови самые в песке;
Лицо смеющееся мамы
На заднем плане,
в уголке…

Военный городок в горах:
Мне десять лет.
У самолета
Стою, готовая к полету
И презирающая страх…

А вот — распущена коса,
По ветру чёлка разлетелась:
Кому-то нравиться хотелось, —
Слегка подкрашены глаза…

И вот — последнее:
В песке
Играет дочь.
В разгаре лето,
А я уже в сторонке где-то,
На заднем плане,
в уголке…

Чего только не творит с нами фотография! Александр Кушнер шутливо рассказывает о страшной власти фотографа над своим персонажем. И то, что для фотографа стало успехом, для героя фотоснимка — почти что смерть.

Под сквозными небесами,
Над пустой Невой-рекой
Я иду с двумя носами
И расплывчатой щекой.

Городской обычный житель.
То, фотограф, твой успеx.
Ты заснял меня, любитель,
Безусловно, лучше всеx.

Непредвиденно и дико,
Смазав четкие края,
Растянулась на два мига
Жизнь мгновенная моя.

Неподвижностью не связан,
С уxом где-то на губе,
Я во времени размазан
Между пунктом «А» и «Б».

Прижимаясь к парапету,
Я куда-то так бегу,
Что меня почти что нету
На пустынном берегу.

Дома скажут: «Очень мило!
Почему-то три руки…»
Я отвечу: «Так и было!
Это, право, пустяки».

Автор говорит о фотографии не на житейском уровне, а рассказывает об особенностях фотографического представления реальности:

фотография — не точная копия действительности, а отражение ее существенных черт (пустяки, что три руки у персонажа, главное, что показан стремительный бег);
фотография, кроме остановленного мгновения, может показать и длительный процесс («растянулась на два мига жизнь мгновенная моя»).

Поэт напуган своей почти что смертью. Но чаще поэты говорят не о смерти на фотографии, а о жизни.

Булат Окуджава

Деньги тратятся и рвутся,
забываются слова,
приминается трава,
только лица остаются
и знакомые глаза…
Плачут ли они, смеются —
не слышны их голоса.

Льются с этих фотографий
океаны биографий,
жизнь в которых вся, до дна,
с нашей переплетена.

И не муки и не слезы
остаются на виду,
и не зависть и беду
выражают эти позы,
не случайный интерес
и не сожаленья снова…

Свет — и ничего другого,
век — и никаких чудес.
Мы живых их обнимаем,
любим их и пьем за них…
…только жаль, что понимаем
с опозданием на миг!