После того, как расторглась женитьба Карл VIII, он отправил Маргариту к отцу, Максимилиану Австрийскому, и мог без угрызений совести посвятить себя всего своей новой супруге. Она ему за это была признательна, и, будучи натурой страстной, заставляла мужа совершать такие блестящие подвиги, после которых он долго не мог отдышаться. И как сообщает некий историк: «Чтобы быть достойным любви самой красивой королевы на свете, король решил отличиться в каком-нибудь великом деле и стал готовиться к завоеванию Неаполя».
Карл VIII был наследником Анжуйского дома, а когда-то неаполитанская корона принадлежала принцам Анжуйским. К исходу лета 1494 года королевские войска были готовы выступить. И сентябрьским утром Карл во главе своей армии направился на завоевание Италии, где он надеялся ради красивых глаз покрыть себя славой.
В военный поход король взял с собой всё, что нужно настоящему королю. В обозе с ними поехали несколько молодых девиц, составляющих маленький гарем любвеобильного короля. Они были «длинноноги, тонки в талии, имели высокую плотную грудь», богатый опыт и полное отсутствие такого не нужного женщинам качества, как стойкость. Во время поездки он на своём белом коне то и дело сновал между повозками королевы и повозкой любовниц. Анна знала, что всё его тело и мысли во власти полового безумия, и делала всё, чтобы не показать на людях терзавшую её ревность.
По дороге в Неаполь войско остановилось в Лионе, где королевской чете был приготовлен великолепный приём. В честь царствующих особ были устроены пышные торжества, и в их распоряжение был предоставлен самый роскошный дворец в городе. В первый же день на балу король заметил, как много красивых женщин живёт в этом прекрасном городе, и никто этого не ценит. Как ему показалось. И король дал себе слово, что не отправится в Неаполь, пока не покажет мужчинам города, как они мало ценят красоту. Не прошло и месяца, как каждая красавица города Лиона, считала себя мисс Вселенной, как уверил её сам король. А так как свои слова, он щедро подкреплял делами, то такая трата сил и эмоций, здорово отразилась на здоровье. По свидетельству одного летописца, о котором мы скоро поведаем, «от плоти его остались лишь кости, будто из тела его, как из проткнутого бурдюка, вышел весь воздух».
В мифах Одиссей оказывается на острове Эола (возможно Лион), царя ветров, где тот даёт ему мех, куда заключены ветра, и приказывает не развязывать его, пока не покажутся берега Итаки (Италии). Но команда, у которой ветер в голове, открывает мешок, думая, что там сокровища. Ветра вырываются и относят корабль «в бурлящее море развлечений». Этот эпизод, из жизни короля, мог быть представлен придворным сочинителем, в качестве театральной постановки в балете, который был исполнен придворными короля. А лучше всего показать бурный ветер, рвущий паруса и команду, в танце. И скорее всего этот спектакль ставился при дворе ближайшего потомка короля, как память об отце и его подвигах.
В июле 1494 года пресытившийся и исхудавший король снова надумал отправиться в Италию. Но прознав о любвеобильности короля, дальновидные неаполитанцы, тут же провели конкурс красоты среди жгучих красоток, и мисс Неаполь получила в качестве приза боевое задание задержать короля, как можно дольше в Лионе. И восхитительная неаполитанка с честью справилась со своей секретной миссией. Король надолго застрял в её роскошных волосах и цыганских юбках.
Есть ли схожий сюжет в одиссее Одиссея? Конечно, есть!
Конечно, все мы знаем, о том, как сладкозвучные сирены своими дивными голосами пытались «сбить с пути» команду Одиссея. Но Одиссей приказал всем заткнуть уши воском, а себя привязал к мачте и только таким способом смог избегнуть искушения.
Но на пути к заветным берегам Одиссею повстречается ещё множество искушений и приключений. Одно из таких искушений встретилось ему в образе прекрасной нимфы Калипсо. Калипсо всем сердцем полюбила Одиссея и никак не хотела, чтобы он покидал её гостеприимный остров. О какой нимфе рассказывает нам славный летописец? Для этого проследим дальнейший путь короля Карла VIII, на пути к приключениям во имя прекрасных глаз Пенелопы, простите, Анны Бретонской.
23 августа 1494 года армия выступила из Лиона в направлении Гренобля, где Анна и распрощалась с королём. Переход через Альпы особых трудностей не вызывал, но в Монферате король с удивлением узнал, что последний мешок с деньгами был пуст, как «бурдюк, из которого вышел весь воздух». Если вы помните, именно в таких выражениях летописец из окружения короля описывал весь поход монарха, который не привык сдерживать свои благородные порывы.
К счастью, для Одиссея, другая правая рука другого бога, а именно Афины, то есть женщина, помогла королю успешно справиться с этой пустяшной помехой.
К счастью, для Карла, ему помогла справиться с проблемой местная маркиза. Узнав о затруднениях короля, очаровательная Бланка Монфератская, не колеблясь, отдала все свои драгоценности.
Так благодаря щедрости одной женщины, вся армия французов, во главе со своим королём, смогла продолжить свой боевой поход во славу Франции и её королевы. В городе Асти встретить французского короля прибыл Людовик Сфорца, который был очень заинтересован, в том, чтобы поскорее разделались с испанским владычеством в Италии, резиденция которых находилась как раз в Неаполе.
Видимо, об этом Сфорце, рассказывалось в мифе о Гермесе, который передал нимфе Калипсо требование Зевса, «отпустить Одиссея».
Наконец армия снова тронулась в путь и после нескольких битв вступила в Неаполь.
Неаполь встретил французов во всеоружии. Правда речь идёт вовсе не об оружии, так как город щедро раскрыл ворота и впустил армию французского короля с ликованием.
Городу пиратов и контрабандистов несколько наскучила католическая нравственность, что привнесли испанцы, ярые католики, в их весёлый город греха и порока. Лгут учёные, что Содом и Гоморра уничтожены богами за грехи. Уж кто-кто, а боги-то любили пошалить и в результате их шалостей как раз и выросло целое поколение героев, о которых нам поведали мифы Древних греков. А короли вели себя по образу и подобию богов, особливо, что касаемо шалостей.
Город поразил французов, хотя и Франция была далеко не колымская губерния. Всё их приводило в восторг: и чистое безоблачное небо, и синее море, мраморные дворцы с колоннами, сады с террасами, усаженные экзотическими цветами из Африки, парки с порхающими птицами из далёкой Вест-Индии. А главное – доступные женщины.
Дело в том, что правители государств, как правило, не держали армий в городах своего королевства. По одной простой причине. В армии служили мужики. Изголодавшиеся (по женской ласке) мужики. Периодически каждый нормальный король, уважающий себя, свою армию и свой народ, устраивал маленькую победоносную войну. И посылал своих застоявшихся орлов разорять канареечные гнёзда. Но французские короли перещеголяли всех.
«Здесь что ни женщина – красавица, - заявил Карл своим солдатам. – Я хочу, чтобы у вас надолго остались воспоминания об этом замечательном городе».
И французам действительно суждено было унести с собой память о Неаполе.
Король устроил грандиозные праздники, гвоздём которых был костюмированный карнавал, на котором дамы облагодетельствованных городов должны были являться в костюме Евы. А для соблюдения пристойности (всё-таки в цивилизованной Европе живём) на них были одеты пара ниток жемчужных ожерелий. А костюмы знатных дам украшали двенадцать алмазных подвесок, которые прикалывались булавками прямо на голое тело. Так что моду на прокалывание ушей и носов ввели пастухи, а пирсинг – изобретение французских королей. И каждую ночь галантные кавалеры должны были зубами избавлять сеньориту от этих украшений, за что она должна была отблагодарить своего спасителя. И на двенадцатую ночь сеньорита освобождалась от всех своих украшений и получала право самой выбирать себе кавалеров, либо свободу. (Кстати, «Двенадцатая ночь» Шекспира названа в память об этой удивительной ночи, а двенадцать алмазных подвесок ещё долго будут будоражить сердца влюбленных, и вдохновлять поэтов).
Тёплыми весенними ночами устраивались банкеты под открытым небом и заканчивались лишь с рассветом, когда утомлённые парочки располагались, где попало. Присутствовавший при этой оргии венецианский поэт и летописец Сакуто, писал о том, что «французы занимались лишь греховодством и делами Венеры и брали женщин силой, не щадя никого». Он также рассказал о том, как к королю пришёл с жалобой отец семейства, у которого были дочери. Старшей было всего шестнадцать, и звали её Леонора. Он пожаловался, что через их селение прошёл полк мушкетёров короля и изнасиловал его дочь. Король посочувствовал папаше, и, сделав грозное лицо, велел коннетаблю во всём разобраться. Тот, заплетаясь языком, вымолвил: - Я не понял. Какие у папаши претензии: в том, что полк прошёл через их селение, а завоевал только одну его дочь, или в том, что его дочь одна завоевала целый полк?
Король и все придворные долго ржали над этим. И король велел устроить праздник в честь Элеоноры, так теперь её стали величать, и перед которой не смог устоять целый полк. Бедного папашу усадили на почётное место, обрядили Юпитером, назначили главным смотрителем празднества, и папаша вскоре убедился, что его дочери ещё повезло. Ночной праздник в честь Элеоноры был великолепен. С наступлением сумерек в парке под деревьями, расцвеченными иллюминацией, собралась вся знать и все красавицы города. Неаполитанки исключительной красоты в юбках с разрезом от пояса и с ногами от ушей подавали на золотой посуде редкие блюда, обильно политые специями Востока. Их юбки при движении открывали много больше того, что принято видеть за ужином. Но самой прелестной частью праздника было то, что вскоре все девицы разделись полностью и демонстрировали свои очаровательные колени и другие прелести прямо на столах, исполняя неаполитанские танцы. И все бросились танцевать, и даже служанки, позабыв свои обязанности, присоединились к гостям. А так как голую служанку от знатной дамы теперь было не отличить ни по каким признакам (а чаще служанки выглядели куда как привлекательнее сеньорит, вынужденных больше сидеть в ложе), то их скоро растащили по кустам и нумерам. Несколько дней все участники этого праздника млели от воспоминаний о сладостных часах, проведённых на траве при лунном свете, но очень скоро, то один, то другой, а затем и все участники шабаша почувствовали некое покалывание, которое их озадачило. На другой день боль стала острее и скоро, всё тело покрылось гнойниками. Испугавшись, они послали за лекарем, но тот не смог прийти, поскольку почти все, кто был на вечере, заболели этой странной болезнью.
Эти несчастные дорого заплатили за своё маленькое удовольствие: они покрылись коростой с головы до ног, некоторые потеряли губы, другие глаза. Последним даже повезло, так как они не видели, как их «мужская гордость» падает на землю» подобно гнилому плоду. За месяц эпидемия произвела большее опустошение в рядах французской армии, чем десять баталий. Красивые прислужницы на королевском балете не были единственными носительницами этой ужасной болезни. У большинства неаполитанок был «яд в плоти», и они заразили тысячи солдат армии французского короля. Французы умирали сотнями, не догадываясь, откуда могла взяться эта странная неизвестная болезнь.
Некоторые врачи говорили, что это исходило от одной женщины, которая заразилась от прокажённого. Ну и, естественно, попы и инквизиция ухватились за эту болезнь, объявив её проклятием и колдовством ведьм. То есть во всём виноваты, всё равно женщины. А от проказы, как и от колдовства, есть только одно средство – огонь. И заполыхали костры по всей Европе с ожесточенной силой. И каждая женщина была обязана доказать, что она не ведьма, и не прокажённая. Для чего она обнажённая стояла перед публикой и попы (а кто же ещё так хорошо разбирается в гинекологических и ведьминых вопросах) с особой тщательностью осматривали те места, которые (эти хитрые бестии) прячут от глаз постороннего, и от не постороннего даже по ночам. На самом деле эта болезнь оказалась сифилисом.
Её привезли с собой моряки Христофора Колумба из Америки, и которую перевезли в Италию испанские наёмники Фердинанда Арагонского, бедного короля Неаполитанского, которого французы выперли из Неаполя. Испания в ту пору уже полностью приняла католичество, как государственную религию, имела государство, армию, короля, и король имел титул императора Священной Римской империи.
Возникает любопытный вопрос, целая серия вопросов. Если в течении трех дней у французов появились все признаки болезни, то почему этих же признаков не было у неаполитанских моряков, у испанцев и, самое главное, у неаполитанок? Которые обнаженными танцевали на пиру при свете факелов, свечей и прочей иллюминации. У них что, у всех прививка была? Пожалуй, единственное отличие испанцев от французов состоит в том, что испанцы не ели речную рыбу. Только морскую, как и неаполитанцы. Но если всё же эта болезнь поражала и испанцев (а именно они завезли её в Европу), то тогда совсем по-новому надо смотреть на бегство евреев из Испании. (По времени совпадает.) И в Библии сказано о том, что перед бегством евреев якобы из Египта, египтян постигли кары небесные, в виде болезней. Так что, вполне возможно, что евреи покинули страну (Испанию) ввиду надвигающей чумы Нового Света.
И хотя страшная угроза постигла французскую армию, король не думал возвращаться домой. По его словам, Неаполь был только этапом похода на Константинополь. Но не сама столица турецкой империи интересовала короля, а гарем султана Баязета, о котором ему так много рассказывали. У него была навязчивая мечта видеть себя в окружении молодых очаровательных негритянок и жительниц Кавказа, славящихся своей шелковистой кожей.
Болезнь распространялась по всей Италии с ужасающей быстротой, и заболели многие знатные люди. Епископы и кардиналы теряли носы, и даже сам Папа Римский не смог уберечься от заразы. Тогда добродетельные врачи стали с важностью объяснять, что эта болезнь передаётся по воздуху вместе с дыханием и даже со святой водой. Так была спасена честь самых «святых мужей». А французскому королю пришлось возвращаться домой не солоно хлебавши. Хотя он ещё долго блуждал по Италии и даже переболел оспой в Асти, что обезобразило его лицо. Знаете, на кого он стал похож? На Одиссея, которого Афина сделала уродливым стариком, чтобы он мог войти во дворец неузнанным и отомстить женихам, сватавшихся к его жене Пенелопе.
А Пенелопа, ой простите, его жена Анна Бретонская, грустила в большом Лионском замке оттого, что не получала известий и при мысли о том, что её муж изменяет ей со всеми итальянками, попадающими ему на глаза. Тогда как она ложилась в постель одна. И хотя у молодой королевы был пылкий темперамент, она была привлекательна, и одиночество действовало ей на нервы, все летописцы в один голос утверждают, что она была верной женой. Потому что не была она ни француженкой, ни неаполитанкой, а была она бретонкой, имеющей кровные связи с Тартарией. Гардарикой. Русью.
И хоть король Франции так никогда и не сел на корабль, но поэты воспевали его бороздящим по морям и волнам в поисках дороги домой. И на пути ему встречались всевозможные приключения и опасности, которые он преодолевал, теряя друзей одного за другим. И попадались ему на пути «острова» с сиренами, которые своими звонкими голосами (и неаполитанскими танцами) заманивали его в путины соблазнов и обещали райское наслаждение. И не устояли его верные друзья перед чарами самой царицы Кассиопеи, налакались, как свиньи, щеголяли друг перед другом, словно петухи, повели себя, как последние ослы, и попадали на землю, словно стадо баранов. А так как король хотел посадить свою армию на корабли, чтобы отплыть к Константинополю, то путь его лежал через остров Сицилия и полуостров Калабрия, что отразилось у поэта и летописца Сакуто (Гомера), как Сцилла и Харибда. И видимо, пришлось королю пожертвовать своим поэтом и баснописцем, который словно Орфей бросился в океан безумств, заразился сифилисом и ослеп. Как и Гомер.
Подрастеряв окончательно весь свой гонор, пыл и пол армии, король вернулся домой, где его ждала верная жена с горячими блинчиками и щами из квашенной, но брюссельской капусты. А целую свору женихов, втайне надеявшихся, что он не вернётся и блинчики они сами слопают со щами впридачу, ждал сюрприз. Весной 1496 года на Париж обрушилась эпидемия «неаполитанской болезни», в такой гнусной и зловонной форме, что у народа появилось отвращение к половой жизни. Воспользовавшись этим, церковь начала проповедовать целомудренность и воздержание, чего ранее не было, потому как наоборот, поощрялся культ светской жизни. (Точно как сейчас в России.) И многие дамы, отличавшиеся раньше в тонкостях постельной игры, повалили в монастыри «кающихся грешниц». Король в отчаянии стал замечать, как самые красивые женщины из его гарема стали монашками. Однако поступить в эти богоугодные заведения было делом не простым, поскольку порыв очищения толкал на покаяние не только грешниц, но и добродетельных дам.
Доходило до того, что, как описывает Ж. Дюлор «девицы при поступлении в монастырь должны были представить веские доказательства своей распущенности и поклясться на Святом Евангелии в присутствии исповедника и шести свидетелей в том, что они вели распутный образ жизни». И это требование соблюдалось неукоснительно. Случалось, что некоторые девицы, чтобы быть принятыми в монастырь кающихся грешниц, намеренно отдавались мужчинам. Случалось и так, что некоторые красавицы по наущению своих родителей, желающих от них избавиться, приходя в монастырь, клялись в том, что жили в разврате, хотя на самом деле были девственницами. Чтобы не быть обманутыми, монашки стали подвергать их на месте тщательному осмотру, не доверяя клятвам кандидаток. И если оказывалось, что девушка оказывалась девственницей или целомудренной в поведении, её изгоняли с позором, как недостойную быть принятой в почетные члены бывших потаскух.
Целомудрие – самое неестественное из всех сексуальных отношений.
Взято из книги "Планета двойников", в которой представлены подлинные лица мифологических персонажей Европы.
