Машина въехала во двор старинного особняка и остановилась на парковочном месте. Никита, Ольга и Настя вышли из машины. Их встретил Пьер, и любезно пригласил пройти за ним. Они приехали чуть раньше остальных и чувствовали себя немного неловко в незнакомой обстановке. В большой комнате, с огромными окнами от пола и до потолка, на диванах и креслах играли тени листьев, падающие от старого клёна, подсвеченного осенним солнцем. Пьер предложил им подождать хозяина здесь, и вышел из комнаты. Настя, крепко сжимавшая руку Никиты, отпустила её. С детским любопытством она изучала комнату, рассматривая мебель, и висевшие на стенах картины. Её внимание привлекла картина с яркими крупными разноцветными цветами. Они ей напомнили что-то очень знакомое. Она смело подошла к картине и громко спросила:
- Мама – это анютины глазки? Они и в Париже растут?
- Да, растут деточка, - услышали они хрипловатый старческий голос, и все трое одновременно повернулись. Перед ними стоял сам Леон Тома.
- Здравствуйте, дедушка! Меня зовут Настя, а Вас как? – спросила она вежливо.
- Меня зовут дедушка Леон, здравствуй деточка.
- Это мой папа, его зовут Никита, а это мама, её зовут Ольга, - представила она своих родителей дедушке.
Леон Тома поздоровался с Никитой, обнял Ольгу, пригласил присесть на диване.
Насте дедушка понравился, и она бесцеремонно уселась рядом с ним на диване напротив родителей.
- У Вас красиво! – похвалила она дом. – А где бабушка?
- Бабушка умерла, давно умерла, - ответил дед Леон.
- У моего деда Василия тоже бабушка давно умерла, и он не скучает, я приезжаю к нему в гости. Ты тоже не скучай, я буду сегодня с тобой. – Настя приблизилась к деду и положила свои ручки на его старые, сморщенные временем руки.
- Кто такой, дед Василий? – спросил Леон Тома Никиту. Но Настя опередила его и ответила:
- Он друг Анны, бабушки Анны.
- Анна Тимофеевна и Василий Романович были вместе в детском доме, - уточнил Никита.
- Понятно, - сказал Леон Тома. – Мне показывала фотографии Клэр и рассказывала про всех.
Не успел он договорить, дверь распахнулась и в комнату с шумом зашли Эстель, Рудольф и Клэр, а минуту спустя вошли Франсуа и Стефани.
Шум радостных приветствий утих не сразу, но тишина всё-таки наступила.
Леон Тома, обращаясь к Никите, сказал:
- Я искал тебя целых семь лет. Надежды мои таяли с каждым годом. Начать поиски раньше я не мог. Я не мог разрушить огромную любовь дочери к отцу. Свою тайну Рощин Николай Иванович поведал мне сам. После смерти Евдокии Петровны он сник, и быстро начал угасать. Чувствуя, что уже не поднимется с постели, в один из, длинных, вечеров, когда я сидел с ним, он и поведал мне свою тайну. Он пережил Евдокию Петровну всего на полтора года. Ты знаешь, Никита, о какой тайне я говорю сейчас? – спросил старик.
- Знаю. У меня есть несколько невыясненных вопросов, касающихся этой тайны, и я, если позволите, задам их Вам сейчас – сказал Никита.
- Задавай, я расскажу, что знаю.
- Тимофей Николаевич сам догадался об этой тайне, или Николай Иванович рассказал ему о ней перед отъездом.
Дед вздрогнул от столь прямого вопроса, но ответил:
- Сам.
- Понятно. Значит, от наследства не только в свою пользу, но и в пользу дочери он отказался в резкой форме, - сказал Никита.
- Как ты догадался об этом? – спросил Леон Тома.
- Всё просто. Прощаясь перед отъездом, Дарья подарила чернильницу, Евдокия Петровна – шкатулку, а Николай Иванович даже не пришёл попрощаться, - ответил Никита.
Старик внимательно слушал выводы Никиты и понял, что молодой человек действительно знает тайну своих предков, и возможно, лучше, чем он, Леон Тома.
- А Евдокии Петровне он так и не смог рассказать? Я правильно думаю? – спросил Никита.
- Да, ты и здесь правильно думаешь. Он нёс эту тайну на своих плечах, как кару.
О чём они говорят, понимала только Ольга. Остальные сидели и, молча, слушали, не понимая вообще ничего.
- И последний вопрос, который не даёт мне покоя. Вернее здесь не один вопрос, их много, и все они относятся к женитьбе Николая Ивановича на Евдокии Петровне. Каковы были его намерения? Я сомневаюсь, что причиной была огромная любовь. Он хотел защитить её? Успокоить свою совесть? Или его интересовали только её деньги? Что подвигло его сделать ей предложение, от которого она не отказалась лишь по причине страха за свою жизнь и за жизнь своего маленького сына?
- Стоп! – запротестовал Рудольф. – Мы тоже хотим понять, о чём вы сейчас говорите. Какой страх? Какая тайна? Объясните, что вы обсуждаете.
- Мы обсуждаем наследство. Деньги, которые лежат в банке, должны быть востребованы в ближайшие дни наследником Тимофея Николаевича, - сказал Никита. – Вот я и проясняю некоторые вопросы, связанные с этими деньгами.
- Никита, расскажи им всё, что знаешь, а я добавлю, что знаю из рассказа Николая Ивановича, - сказал дед.
- Хорошо, - ответил Никита. – Эстель, сестрёнка, я тебя прошу, покажи сейчас дом и сад Ольге и Насте. Тебе потом папа всё расскажет.
- Да, Эстель, идите, погуляйте, - сказал дедушка. – Иди, Настенька, потом мы с тобой ещё посидим, сказал дедушка девочке.
Ольга, Эстель и Настя ушли. И Никита начал свой рассказ.
- Вы были на суде, и знакомы с нашими родственниками Степановыми. Я, как и вы, считал, что меня с ними связывает только родство по линии Осиповых, а оказалось иначе. Было три брата, - и Никита рассказал о братьях, их совместном бизнесе, о перечислении денег за границу, об убийстве, о вымогательстве и о страхе Евдокии Петровны.
- Никита, но когда мы были на суде, ты нам ничего подобного не рассказывал, - сказала Стефани. – Почему?
- Я не знал. Поверьте, я, правда, ничего этого не знал на тот момент. Перед тем, как Фёдор Степанович упал с сердечным приступом, мне Николай передал свёрток. Всё завертелось, я сунул свёрток в сумку, и только дома посмотрел, что в нём.
- И что было в свёртке? – нетерпеливо, спросила Клэр.
- Окровавленный платок Валентина, которым он вытирал кровь своего брата, плача и прося прощение, - ответил Никита. Потом мы встретились с Лисицыным Анатолием Ильичом. Я думал, что его брат написал донос на Лидию Михайловну, а оказалось, что не он. Роман Ильич написал донос на Тимофея Николаевича и ещё троих сотрудников института, а Анатолия они вместе с Аркадием Павловичем, сыном Павла, того, который деньги за границу отправил, уговорили написать донос на Лидию Михайловну, и он написал. В этом он нам сам признался. У Лисицына мы забрали шкатулку, которую подарила Евдокия Петровна Лидии Михайловне перед отъездом. В шкатулке было письмо и две расписки. – Он достал из сумки папку с бумагами, достал письмо и положил на журнальный столик. – Вот оно.
Никита подождал, пока все прочитают письмо, а потом рассказал о встрече с Николаем и его матерью в ресторане. Он вытащил из папки ещё пару бумаг и показал их всем.
- Надо же, какие жадные, знают, что руки перепачканы, но проценты накрутили, - возмутился Рудольф.
- Папа, расскажи, что тебе рассказал дедушка перед смертью, - попросила Стефани.
- Он сказал, что оказал услугу Павлу в переводе денег, совершенно не подозревая, что тот задумал. Ну, перевёл и перевёл. В то время многие переводили свои деньги в европейские банки. Было неспокойное время. О том, что Сурков Николай утонул, он узнал случайно, от своего друга, который был на похоронах. Он же ему рассказал и о причинах, которые толкнули Суркова Николая пойти и утопиться. Тогда то и возникли у Николая Ивановича первые подозрения, по поводу переведённых за границу денег. Позже, на обеде у друзей он узнал, что Евдокии Петровне пришлось продать одну из своих деревень, чтобы оплатить долги мужа. Вот тут то, он понял, в какую игру его втянули. Он был богат. Всё его деньги хранились за границей. Он не афишировал своё состояние, а просто методично продавал всё, что имел, и то, что ему досталось в наследство от его отца. Он не поддерживал революционный настрой молодёжи тех лет, и хотел покинуть страну. Все думали, что он проигрался в карты.
К Евдокии Петровне он решил съездить и всё рассказать, но не смог этого сделать: ни в первый раз, ни в следующие его приезды. Что его остановило, я не знаю, только через год своих постоянных визитов к ней он сделал ей предложение, на которое получил согласие.
Павел решил забрать у него деньги, но Николай Иванович, будучи уже женатым дал ему резкий отпор. Больше Павел к нему не подходил.
Любовь проснулась в нём потом, а сначала говорила только совесть. Чувство вины за гибель Николая Владимировича Суркова он ощущал всю жизнь. Он долго уговаривал Евдокию Петровну уехать за границу, сначала она согласилась, и они даже перевели часть её денег, но потом свершилась революция. Как и где они жили в то время, я не знаю. Судя по дневникам Дарьи, жили скромно, но не бедствовали, а потом всё-таки уехали. Евдокия Петровна чувствовала, и даже спрашивала у мужа, что он скрывает от неё, но он свою тайну ей не открыл.
В отличие от тебя, Никита, у меня нет никаких доказательств, в правдивости этой истории. Я не рассказал о ней и Дарье. Ну а вы, - он обвёл всех глазами, - сейчас вам всё стало известно. Закроем эту тему, - сказал Леон Тома.
- А наследство? Как быть с ним? – спросила Стефани.
- Он наследник, ему и решать, - ответил Леон Тома, указывая на Никиту. – Всё, идёмте ужинать. Пьер уже несколько раз заглядывал, у него всё готово, - сказал дед, поднимаясь с кресла.
Оглавление
Продолжение
