Японцы обожают Чехова. Европейская интеллигенция запросто поговорит о Толстом и Достоевском, с цитатами. А вот спросить про Островского – молчание, нет, не слышали.
Как же так получилось, что Александра Островского, автора полусотни без преувеличения великих театральных пьес, без которых немыслим репертуар любого театра, совсем не знают за границей?
Ответ простой – его почти невозможно перевести, не потеряв прелести его мягкого юмора, сложнее только перевод Грибоедова, разъяснений будет больше, чем текста.
Даже названия пьес Александра Николаевича Островского – сплошные афоризмы: «Без вины виноватые», «Бедность не порок», «Бешеные деньги». А уж диалоги героев битком набиты крылатыми словечками, иносказаниями, намеками и подшучиваниями.
Когда профессор Калифорнийского университета, крупный славянист и переводчик, попытался выпустить сборник пьес Островского, названия их не умещались в двух строчках: “It’s a family affair – we’ll settle it ourselves” – это «Свои люди, сочтемся». Пь