В институт я поступил сразу. В те годы ещё не было никаких сомнительных разновидностей обучения, все поступали в едином потоке и учились бесплатно. Последние годы СССР. Яйца по рубль двадцать, хлеб по восемнадцать копеек, и сигареты ява. Ольгу я увидел в первый день экзаменов, и сразу влюбился. Она показалась мне бесконечно красивой. Моя подруга Ирка, едва глянув на её, сказала, что у меня нет вкуса. До этого я встречался с Иркиной подругой, Танькой. Так вот та, по мнению Ирки, тоже была некрасивая.
- Почему тебе нравятся девки с такими некрасивыми лицами? – разводила руками Ира. – Что у тебя со вкусом?
- Нет, ну а фигура у неё посмотри какая! – с восторгом говорил я. – Одета как.
- Так она стильная! И стройная. Красота тут при чём? Она некрасива на лицо, я же тебе об этом.
- Ну, что совсем урод, что ли? – уныло спрашивал я.
- Да нет. Не урод, конечно. Всё в целом неплохо, ну чего ты приуныл? – утешила меня Ирка.
Мнение Ирины было для меня и важно, и не важно. Важно, потому, что нас связывала самая настоящая дружба. Та, про которую говорят, что её не бывает. А не важно, потому, что уже влюбился по самые уши, и готов был носить Ольгу на руках, от дома до института и обратно. Этого не требовалось, но в остальном мы стали всё больше времени проводить вместе.
Семья у Ольги была странная. Отчим вместо отца. Странная по тем временам, сейчас чего только не бывает, конечно. У меня и всех моих друзей были традиционные семьи мама-папа-дети. Никто не расходился, не приходил в чужие семьи, чтобы стать там отчимом или мачехой. В СССР семейным ценностям придавали гораздо больше значения, чем сейчас. А у Ольги мать с отчимом ещё и пили. Странно было бывать в их доме и выпивать за столом вместе со взрослыми. Да, мы учились на первом курсе института, чувствовали себя если не взрослыми, то повзрослевшими, и выпивали в своей тусовке, конечно. Но одно дело собраться компанией, прогулять пару пар, и напиться ерша, и совсем другое – выпивать с родителями. И с ними же курить на балконе. Я никак не мог к этому привыкнуть. А Ольга чувствовала себя нормально, было такое ощущение, что она на равных в застольях с предками не первый год. И в компаниях она пила так, будто сейчас отберут. Каждый раз напивалась сильнее всех, а потом вела себя не особо адекватно. Но на глазах у меня прочно сидели розовые очки, и ничего не могло меня смутить в тот момент.
Один раз мы ехали в такси с какой-то гулянки, и Ольга полезла обниматься и целоваться к нашей однокурснице Светке. В итоге укусила её за нос. Мне с трудом удалось замять этот конфликт. Вообще, в этих отношениях я был каким-то контролером. Надзирателем. Когда все выпивали и расслаблялись, я выпивал со всеми, но не мог расслабиться. Мне нужно было следить за Ольгой, чтобы она чего не натворила. Я очень любил её, и эту обязанность принимал как должное. Любила ли меня Ольга? Я до сих пор не знаю. И не понимаю, зачем я вообще был ей нужен.
Мы возвращались из ночного клуба втроем – я, Ольга и Славян, еще один наш однокурсник. Провожали мою любимую. У Ольги во дворе гуляла какая-то шпана. Малолетки. Ольга что-то пьяно крикнула им, что-то нелицеприятное. Малолетки закричали в ответ и двинулись на нас. Назревала драка. Нас двое, а их человек пять. Я попробовал успокоить их.
- Ребята, давайте просто разойдёмся по своим делам. У меня лично нет к вам никаких вопросов.
- У нас к тебе тоже нет. – их очевидный лидер сплюнул на землю. – У нас вопрос к ней. Чё ты там вякнула, овца?
Лидер, потому, что подошел первым. Стоял к нам ближе всех. Заговорил. Остальные выжидающе молчали.
- Повежливее можно. – я повысил голос.
Это недопустимо. Мою любовь грубо назвали овцой.
- Ты че заступаешься за эту шлюху? – презрительно фыркнул парень.
- Да пошёл ты на-а@%й… протянула Ольга.
Чувак полез к ней, я схватил его за запястье. Били нас недолго. Сопротивлялись мы и того меньше. Потом все сидели у Ольги в кухне, пили водку, которую заботливо подливал отчим. Как закончилась драка, как добирались до Ольги – это я помнил плохо.
Утром я обнаружил под одним из своих, залитых водкой, глаз огромный фонарь. Недавно привезенная из Москвы модная футболка была порвана от горловины к рукаву. Ехать в таком виде домой, чтобы напугать мать, мне не улыбалось. Я поехал к Ирке. Её предков тоже пугать не хотелось, поэтому сначала позвонил ей из автомата.
- Приходи в парк.
Парк был у неё за домом.
- Хорошо, сейчас. – она даже не возмутилась, хотя была суббота, восемь утра.
В парке Ирка долго смотрела на моё подбитое лицо и порванную футболку.
- От меня что нужно?
- Зашей. – попросил я.
- Тут?! – изумилась Ирка.
- Ну, не хочу я к тебе в таком виде.
- Ладно, давай, снимай. – я удивленно посмотрел на неё. - Что? Нитки подберу.
Она сидела рядом со мной на лавке, ловко сшивая ткани футболки изнутри. Проверяя после каждого стежка, не видно ли с лицевой стороны. Можно сказать, что футболку Ирка зашила идеально. Молча покурили. Она заговорила первой:
- А я сразу сказала, что она мне не нравится.
О как. А я ведь даже ещё ничего не рассказывал.
- С чего ты взяла, что это связано с ней?
- А то я тебя не знаю! Ты же ни во что никогда не лезешь. Ты спокойный здравомыслящий человек. Если это не касается твоей драгоценной Олечки.
- Ты не говорила, что она тебе не нравится. Ты сказала, что она некрасивая.
- Да? Ну, значит я забыла сказать. Она не нравится мне. И ты с ней другой!
- И что? Ты со мной дружить, что ли, теперь не будешь? – зло спросил я.
- Буду. Но одобрения от меня не жди. Это нездоровые отношения, и тебе в них делать нечего.
- Может, это мне решать?
- Конечно, тебе. – Ира внимательно посмотрела на меня. – Конечно, тебе. Мне просто очень тебя жалко.
Я не доучился в институте. Когда ты всё время пьёшь, и следишь за тем, чтобы твоя девушка по пьяни ни во что не вляпалась – учиться некогда. Ольга тоже вылетела из института, только немного позже. Примерно в это же время ей досталась отдельная квартира от бабушки. Почти всё время я проводил там. Алкоголь и секс были главными составляющими нашей беззаботной жизни. Никто из нас не работал, и алкоголь поступал к нам посредством друзей, которым нужно было где-то выпить. У всех дома родители, а тут отдельная квартира. Так что, пока к нам ходили гости с выпивкой и закуской, мы могли вообще ни о чем не думать. Все дни мы проводили в постели, а вечером весело тусили с друзьями. Но в один прекрасный день вопрос хлеба насущного всё-таки встал перед нами во весь рост. Мама с отчимом объявили Ольге, что больше не будут платить по квитанциям за её квартиру. А уж тем более не будут давать ей деньги на шмотки. Последнее подействовало на неё особенно остро. Она рыдала навзрыд, вставляя в плач фразы «В чём я должна ходить» и «Что я буду носить». Я обнимал и целовал Ольгу, пытаясь её успокоить, но это, кажется, не особо помогало. В то же время дома, куда я заехал переодеться, передо мной выступила мама с речью: «Не учишься – иди хотя бы работать. Вон, отец устроит тебя к себе на завод». Это был выход. Да, я не мог больше проводить всё время с любимой, но зато я мог заработать ей на вещи. Я очень хотел заработать для неё денег.
Наше расписание изменилось. Теперь я работал пять дней в неделю на заводе, занимался сборкой агрегатов для авиационной техники. А к Ольге приезжал в пятницу и оставался до воскресенья. Получая зарплату, я отдавал ей девяносто процентов всех денег. Себе оставлял только на проезд и сигареты. Вещи у меня вроде пока были, и с питанием проблем не возникало. На неделе меня кормила мама, плюс выручала заводская столовая. В выходные у Ольги всё шло своим чередом: гости с выпивкой и закуской, пьянки вечером. Гости разъезжались под утро, и днём у нас был страстный секс. А с понедельника снова на работу. Правда вот… страсти в сексе было всё меньше. То ли я уставал на заводе и не успевал отдыхать, а то ли Ольга отдалилась от меня. Только с чего бы?
В одну из суббот, вечером, я стал невольным слушателем одного разговора. Уже почти выйдя на балкон с сигаретой, я замешкался в тёмной кухне. И услышал, как Ольга говорит со своей подругой Наташей, с которой они ушли курить уже минут пятнадцать назад. Я и пошел за ними, потому, что они долго не возвращались за стол. И вышел бы, ничего не успев услышать. Но всё повернулось так, как повернулось. Я что-то искал в кармане, стоя в тёмной кухне, и девчонки не видели меня.
- Ужасно трудно вот так жить. Без постоянного дохода. – жаловалась Ольга. – Никогда не знаешь, можно записаться на маникюр, или банально не будет на него денег.
- Ну, тебе же Саня даёт. – с укоризной произнесла Наташа.
- Ой, че он там даёт. – Ольга махнула рукой. Точно махнула. Я видел, как огонёк сигареты описал характерную дугу. – Копейки.
Для меня эти копейки были почти вся моя зарплата.
- А Серёга? Он тебе что-то даёт?
- Даёт. Но очень нерегулярно. Но Серёга перспективнее в этом плане, у него денег больше.
Пол качнулся у меня под ногами. Курить я не пошёл. Тихонько пересек кухню, прошмыгнул в ванную, и долго пытался прийти в чувство. В ушах звенел её голос с обидными словами. Копейки, которые составляли почти весь мой заработок. А ещё Серёга. Кто такой Серёга?
У меня тогда не хватило силы воли развернуться и уйти. Я хотел её. Как ни сильна была обида, но отказаться от близости с Ольгой я не мог. Решил, что уйду в воскресенье, и больше не приду. И какое-то время держался. Не ехал к ней. Не звонил. Она позвонила сама. Наверное, копейки закончились.
- Сашка, ты куда пропал?
От её голоса по коже поскакали мурашки. Я понимал, что дурак, что идиот. Что есть какой-то Серёга, кроме меня, у которого больше денег. Но отказаться от неё не мог. Мы продолжили встречаться. И деньги я ей давал. Клял себя, материл, вспоминал то состояние унижения, когда стоял в темной кухне и слушал её слова, и давал. Ненавидел её, ненавидел себя, и отдавал ей эти копейки. Шли дни, недели, годы. Немного лет, но годы. А оно всё было как раньше. Встречи по пятницам, пьянки с друзьями, секс по выходным. Друзья, правда, потихоньку откалывались. Обзаводились семьями. Заезжали всё реже. Но наш график оставался неизменным. Потом я начал догадываться, что Серёга, видимо, был женат. И наши с ним графики посещения Ольги были взаимоисключающими. Он мог в будни, и скорее всего днём. А я наоборот, в выходные. С ночёвками. Ольга не работала, ни в чём себе не отказывала. Хорошо устроилась.
Я много раз пытался разорвать эту связь. С неё хватило бы и Серёги. Но не мог. Не получалось. Не рвалось никак. В один из субботних дней Ольга объявила мне:
- Я беременна.
- От меня? Или от Серёги? – не растерялся я. Мы, к слову, предохранялись.
Ольга побледнела.
- О чём ты…
- Да перестань! Знаю я про Серёгу.
- И давно?
- Лет пять уже. Хотя… у тебя может что-то поменялось? И теперь это не Серёга? А какой-нибудь Вася?
- Нет. Серёга. – она опустила голову.
Я не верил, что её что-то мучает. Игра. Всё игра. Хреновая актерская игра.
- Так от кого ты беременна, Оль? Мы предохраняемся. Скажи лучше правду. Неважно, какую.
- Я думаю, что он него. – вздохнула она.
- Ну, так и говори ему! - моё сердце готово было выпрыгнуть из груди от боли.
Разговоры о детях не должны проходить вот так. Не я должен был узнать о её беременности, а виновник торжества. И реакция у него должна была быть соответствующая. Радостная, как минимум.
- Он женат. Я ему сказала. От жены он не уйдёт.
- А я что, по-твоему? Гожусь в отцы вашему ребёнку? –злился я.
- Я тебя люблю. Ты меня любишь. Какая разница, чей ребёнок.
- Нет, Оля. Ты не любишь меня.
- Люблю! – она молитвенно сложила руки на груди. Я не узнавал её.
- Не любишь! Если бы ты любила меня, вот этого всего бы сейчас не было. Понимаешь?
Я встал, чтобы уйти.
- Да ты сам хорош! – Ольга заплакала. – Знал всё про него, и ходил ко мне.
Она была права. И я тоже хорош.
Мне срочно нужен был звонок другу. Я поехал к Ирке. Купил бутылку коньяку, явился без звонка. Она была дома, и обрадовалась. И мне, и коньяку. Мы едва выпили полбутылки, когда моя история подошла к концу. Про Серёгу Ирка знала давно, не понимала меня, осуждала. Так что, долго рассказывать не пришлось.
- И чего ты от меня ждёшь? Совета что ли?
- Ну, да. –кивнул я.
- Ты спятил. – резюмировала Ирка. – Кто в таких делах советует? Ты должен решить сам.
- Мне очень трудно решить. Я люблю её. Сильно. Мне хочется быть с ней рядом.
- Господи, неужели ты и правда до сих пор её так любишь?
- Как в первый день.
- Сумасшедший дом. – Ирка подумала. – Но ты сейчас не от этого должен отталкиваться. Тебе нужно представить и понять: хочешь ли ты растить с ней ребёнка. Заранее зная, что он не твой. Любовь может когда-нибудь и пройти. Вообще, обычно она проходит. Даже если вот так затягивается. А ребёнок останется. Он живой, и он ни в чём не виноват. Ни в том, что его мать – шалава безответственная. Ни в том, что тебе хочется побыть благородным спасителем беременных шалав. Если ты сможешь полюбить чужого ребенка. Да не просто чужого, а дитё чувака, который годами трахал твою возлюбленную. Если ты способен на это – женись. Я против, но это твоя жизнь. Тут не имеет никакого значения ничего, кроме этого ребёнка. Никто, в смысле. Ни она, ни ты. Ни Серёга. Тут нужно отталкиваться только от интересов ребёнка. Если я, например, неспособна полюбить чужое дитя – я бы никогда к нему и не сунулась. А ты решай за себя. Способен ты? Сможешь полюбить его? И если нет – ты не имеешь никакого права портить этому ребёнку жизнь.
Я долго думал. Ирка была очевидно права. Я не смогу полюбить этого ребёнка. Это было совершенно ясно. А я не подумал о нём сразу. Я думал о себе. Потом о ней. А мы-то тут и не при чём. Я знал, что ещё долго буду страдать по Ольге. Вспоминать ей шёлковые волосы, длинные ноги и зелёные, с хитринкой, глаза. Буду тосковать по её губам и рукам. Но всё когда-то заканчивается, закончится и это. Любовь проходит рано или поздно, даже такая затяжная.
Ольга родила дочку. Назвала Соней. Вырастила одна, Серёга остался со своей женой. Когда Соня пошла в школу, Ольга вышла замуж. А я так и живу один. Ольгу я уже не люблю, давно. Но никого другого мне полюбить так и не удалось. Хотя я особо и не пытался. Ирка говорит, что я слишком слишком сильно обжегся первый раз. До нервов. Может быть, она и права.
Если вам понравился текст, и вы нежадный: