- Эх, молодежь, уже наработалась она! – проворчал Семенович.- А ты, Евдокия, значит, не наработалась еще?
- Придет и ее время, вот выучится, начнет работать, - Евдокия поправила платок. – А пока пускай дома посидит. Дома тоже работы много.
- А сколько ей еще учиться? – спросила Зоя Игнатенко, живущая на другом конце села, за мостом.
- Последний год остался.
- И кто она будет?
- Фельдшер.
- Да, вот Федоровна уйдет на пенсию, Ольга ее заменит.
Женщины промолчали – каждая знала настоящую причину того, что Ольга перестала работать.
- Ей в сентябре на занятия? – спросила Лидия.
- Да, с первого числа.
- Вчера была в магазине, - начала Катерина. – Приходила Дорошиха, Нина.
Евдокия напряглась. Она поняла, что сейчас начнется рассказ о ее визите к Дорошиным.
- Ну и что? – спросила Зоя. – Что с ней там было?
- А что с ней могло быть? - недовольным голосом спросила Катерина. – Несет свой нос выше себя, на всех сверху смотрит.
- И чего ей нестись? - проговорила Лидия, выбирающая метлу, чтобы расчищать место для нового бурта. - Если б не Степанович, работала б она с нами, а он ее в люди вывел, в библиотеку устроил, когда директором школы стал.
- Вот именно! – подхватила Мария. – Так она еще и ему устраивает скандалы. Мне слышно через забор. А он терпит. Если б моему Мишке я вот так устраивала, он бы мне давно шубу вывернул!
- Хвалилась, что ее сыну хотят дите приписать, а он ни при чем, - продолжала Катерина. – Ну мы ее так отбрили, что она убежала из магазина, ничего не купивши.
- Кто ж не знает, что ее Илья бабник! И в кого он такой? Отец порядочный человек, никогда за ним этого не замечали, да и Нинка не гуляла, - добавила Мария.
- Ой, да они вырастают сами в себя! – вздохнула Марфа. – Вот мой Кузьма не курит, а сыны оба дымят, как дед Геливер.
Дед Геливер, Геливеров Карп Егорович, был легендарной личностью в селе. Сидя на лавочке у забора, он часто рассказывал слушателям, которыми могли быть и мужики, и бабы, и детвора, как он воевал в Гражданскую, как «рубал беляков на скаку», как сам Буденный наградил его маузером в колодке. И курил он без перерыва, притом самосад, не признавая никаких папирос или, тем более, сигарет.
- Это не курево, - ворчал он, - лишь бы дым пускать?
- Вот и Илья, сам в себя пошел. А девки липнут к нему, вот и пользуется он, - продолжила Марфа. - Так и трогал бы тех, кто уже все узнал, мало их, что ли? А то портит жизнь молоденьким дурочкам, - вздохнула она. – Сколько их еще попадется ему?
Евдокия молчала. Она понимала, что речь идет о ее дочке, но в разговор не вступала.
- Дуська, а чего ты молчишь? – наконец не выдержала Катька.- Твое дите опозорили, а ты молчишь? Тебя выгнали со двора, можно сказать, а ты и лапки сложила!
- А что мне делать? Драться с ней, с Нинкой?
- Чего это – драться? Ты иди в милицию, Дуська, пускай отвечает, девке еще восемнадцати нету! А то смотри ж ты, что хочет, то и делает! И еще сказать не моги! – распалялась Катька.
- И вроде бы семья хорошая, отец такой уважаемый, - проговорила баба Лида, – а вот смотри ж ты, что делается!
Евдокия молчала, к горлу подкатывал комок. Ей казалось, что лучше бы осуждали ее Ольгу, тогда бы она вступилась за нее, отбрила бы любую. Но бабы в один голос сочувствовали ей, что в селе бывало нечасто. Как правило, виновата была все равно девка.
Почувствовав, как подкатывают слезы, она встала с лавки и отошла в угол, где стояли лопаты, и стала выбирать себе инструмент.
Ольга тем временем думала о том, что будет через месяц с небольшим, когда ей нужно будет возвращаться в медучилище. К этому времени живот уже будет трудно скрывать, но самое трудное будет потом: по ее подсчетам, рожать ей в конце февраля-начале марта. Значит, выпускные экзамены она сдать не сможет. Имеет ли смысл возвращаться в училище, отвечать на вопросы любопытных однокурсниц, видеть укоризненные взгляды преподавателей? Она усмехнулась, вспомнив слова Аллы Алексеевны, преподавателя акушерского дела:
- Так вот, будущие акушерки, если не хотите забеременеть, знайте, что ответственность по предохранению от нежелательной беременности берет на себя женщина.
Девчонки переглядывались, сдержанно фыркая.
- А вы не фыркайте, а слушайте! Иначе, если кто-то из вас попадется на этом, сразу получите двойку по этой теме!
Вот и получается, что Ольга никакая не отличница, зря фотография на доске почета висит!
Она потрогала живот. Надо же – вот живет внутри нее новый человек. Какой он будет? Кто он? Иногда Ольга его любила, хотела быстрее его увидеть, а иногда ненавидела – он менял всю ее жизнь, притом не в лучшую сторону. И сразу появлялись мысли об Илье: интересно, как он отнесся бы к нему? Ольге рисовались разные картины встречи с ним: то он бросался к ней со словами любви и раскаяния, то холодно проходил мимо, не глядя на нее и ребенка... Воображение у нее было развито хорошо.
В обед она вышла во двор налить воды курам, снять высохшее после стирки белье. В это время на работу в сельскую библиотеку шла мать Ильи. Увидев во дворе Ольгу, она подошла к калитке и позвала ее. У Ольги замерло сердце. Разные мысли мгновенно пробежали в ее голове: Илья рассказал матери, и она пришла узнать, как ее дела. Или другое?
Она подошла к калитке. Дорошина внимательно оглядела ее.
- Глянь-ка, какая выросла! – начала она.
Ольга поздоровалась, но та не ответила ей. Она негромко, но четко и с нескрываемой злостью проговорила:
- Значит так: если ты не перестанешь цепляться к моему сыну, то пожалеешь! Все село знает, как ты гуляешь тут с солдатами, а я написала про это Илье. Так что не рассчитывай на то, что он поверит тебе! Поняла?
Ольга смотрела на нее широко раскрыв глаза. Она не верила своим ушам! Как же можно так? Наконец она проговорила:
- Это неправда! Илья знает...
- Да, теперь Илья все знает! И есть люди, которые подтвердят, что я сказала!
Она повернулась и пошла дальше. Ольга стояла у калитки, не в силах двинуться. Только что она мечтала, как обрадуется их встрече и их ребенку Илья, а теперь... Теперь этого не будет! Она поняла, почему он не пишет. Ей и в голову не приходило, что он отрекся от нее задолго до того, как мать узнала об Ольге. Продолжение здесь
