Читая биографические книги современников Русской революции (я люблю читать биографии, автобиографии) я давно заметил одну особенность: значительная часть будущих революционеров и комиссаров сформировалась в безбожников и бунтарей во время своей учебы в семинариях. Именно в семинарских кружках и взращивались будущие мутители общества, которые понесут революционную и безбожную идеологию в массы. Даже будущий "товарищ Сталин" учился в семинарии - там он и нахватался революционных идей, оттуда и вышел в мир профессиональным революционером. И не он один.
Наша Открытая Семинария занимается тем, что лечит те раны, которые некоторые предыдущие семинарии и семинаристы нанесли России. И если из тех семинарий выходили Бого- и цареборцы, то наша Открытая Семинария формирует любовь к Богу и царю. Но в чем же дело? Как могли духовные семинарии - в которых люди должны были становиться служителями Богу и людям - если не породить, то уж точно взрастить поколение безбожников и бунтарей?
Тут, как историк, я могу пуститься в статистику, в цитаты, в рассуждения. Но вместо всего этого хочу привести взгляд человека, который прошел путем революционера - беревестника русской революции, Максима Горького. В своем "Детстве" (биографическом, хотя и ходожественном произведении) он вольно или невольно вскрывает проблему: он показывает, что на самом деле на Руси верили как бы в два разных Бога. И официальная церковь того времени стала на сторону одного из этих богов, поставила на него все - и все проиграла, даже страну. Обратимся к Горькому.
Бог бабушки
Вот каким был тот Бог, Которому не учили в семинариях, и которому поклонялись простые люди - такие как бабушка:
"Она почти каждое утро находила новые слова хвалы, и это всегда заставляло меня вслушиваться в молитву ее с напряженным вниманием… Всегда ее молитва была акафистом, хвалою искренней и простодушной.
Утром она молилась не долго: нужно было ставить самовар, прислуги дед уже не держал, и, если бабушка опаздывала приготовить чай к сроку, установленному им, он долго и сердито ругался.
Иногда он, проснувшись рано, всходил на чердак и, заставая ее за молитвой, слушал некоторое время ее шепот, презрительно кривя тонкие, темные губы, а за чаем ворчал:
- Сколько я тебя, дубовая голова, учил, как надобно молиться, а ты все свое бормочешь, еретица! Как только терпит тебя Господь!
- Он поймет, – уверенно отвечала бабушка. – Ему что ни говори – Он разберет…
- Чуваша проклятая! Эх, вы-и…
Ее Бог весь день был с нею, она даже животным говорила о Нем. Мне было ясно, что этому Богу легко и покорно подчинятся все: люди, собаки, птицы, пчелы и травы; Он ко всему на земле был одинаково добр, одинаково близок.
Однажды балованный кот кабатчицы, хитрый сластена и подхалим, дымчатый, золотоглазый, любимец всего двора, притащил из сада скворца; бабушка отняла измученную птицу и стала упрекать кота:
- Бога ты не боишься, злодей подлый!
Кабатчица и дворник посмеялись над этими словами, но бабушка гневно закричала на них:
- Думаете, скоты Бога не понимают? Всякая тварь понимает это не хуже вас, безжалостные…
Запрягая ожиревшего, унылого Шарапа, она беседовала с ним:
-Что ты скучен Богов работник, а? Старенький ты…
Конь вздыхал, мотая головою.
И все-таки имя Божие она произносила не так часто, как дед. Бабушкин Бог был понятен мне и не страшен, но перед Ним нельзя было лгать, – стыдно. Он вызывал у меня только непобедимый стыд. И я никогда не лгал бабушке. Было просто невозможно скрыть что-либо от этого доброго Бога, и, кажется, даже не возникало желания скрывать…"
Это был Бог хороший, но неудобный - от Него ничего мальчишке нельзя было скрыть. Перед Ним было стыдно. Он был слишком хорош, и От него хотелось - как Адаму и Еве, согрешившим в саду - спрятаться. Такой Бог был не в моде, и не такому Богу учили в семинариях.
Бог дедушки
Дед был более "продвинут", "богословски грамотен", и вплотную подошел к тому пониманию Бога, которое, в целом, и навязывалось тогда Руси ее пастырями - к погибели себе и стране:
"Дед, поучая меня, тоже говорил, что Бог – существо вездесущее, всеведущее, всевидящее, добрая помощь людям во всех делах, но молился он не так, как бабушка.
Утром, перед тем как встать в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку в жилет, осторожно, точно крадучись шел к образам. Становился он всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту стоял молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела. Как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил:
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Мне казалось, что после этих слов в комнате наступала особенная тишина, – даже мухи жужжат осторожнее.
Он стоит, вздернув голову, брови у него приподняты, ощетинились, золотая борода торчит горизонтально; он читает молитвы твердо, точно отвечая урок; голос его звучит внятно и требовательно…
Читает «Верую», отчеканивая слова; правая нога его вздрагивает, словно бесшумно притоптывая в такт молитве; весь он напряженно тянется к образам, растет и как бы становится все тоньше, суше, чистенький такой, аккуратный и требующий…
Однажды бабушка шутливо сказала:
- А скушно поди-ка Богу слушать моленье твое, отец, – всегда ты твердишь одно да все тоже.
-Чего-о это? – зловеще протянул он. – Чего ты мычишь?
- Говорю, от всей души ни словечка Господу не подаришь ты никогда, сколько я ни слышу!
Он побагровел, затрясся и, подпрыгнув на стуле, бросил блюдечко в голову ей, бросил и завизжал, как пила на сучке:
- Вон, старая ведьма!"
Бог революции
Не в жену свою кидал он тогда это блюдце - а в Бога, которому она молилась, в Иисуса Христа. Бог деда был хотя и жестокий - гораздо более жестокий, чем Бог бабки - но Его можно было умилостивить, если правильно соблюдать предписанные обряды. Потому что именно к соблюдению этих обрядов Бог был особо придирчив - так, что все остальные грехи и грешки как-бы отходили на задний план:
"Рассказывая мне о необоримой силе Божьей, он всегда и прежде всего подчеркивал ее жестокость: вот согрешили люди – и потоплены, еще согрешили – и сожжены, разрушены города их; вот Бог наказал людей голодом и мором, и всегда Он – меч над землею, бич грешникам.
- Всяк, нарушающий непослушанием законы Божии, наказан будет горем и погибелью! – постукивая костями тонких пальцев по столу, внушал он.
Мне было трудно поверить в жестокость Бога. Я подозревал, что дед нарочно придумывает все это, чтобы внушить мне страх не перед Богом, а перед ним…
Дед водил меня в церковь: по субботам – ко всенощной, по праздникам – к поздней обедне. Я и во храме разделял, когда какому Богу молятся: все, что читают священник и дьячок, – это дедову Богу, а певчие поют всегда бабушкину."
Алексей Пешков (Максим Горький) делает очень, на мой взгляд, честное и глубокое заключение, которое и объясняет - как могли люди отвернуться от Бога, а потом и от царя, и от ближнего. Он пишет:
"Я, конечно, грубо выражаю то детское различие между богами, которое, помню, тревожно раздвояло мою душу, но дедов Бог вызывал у меня страх и неприязнь: Он не любил никого, следил за всем строгим оком, Он, прежде всего, искал и видел в человеке дурное, злое, грешное. Было ясно, что Он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать.
В те дни мысли и чувства о Боге были главной пищей моей души, самым красивым в жизни, – все же иные впечатления обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и злость. Бог был самым лучшим и светлым из всего, что окружало меня, – Бог бабушки, такой милый друг всему живому. И, конечно, меня не мог не тревожить вопрос: как же это дед не видит доброго Бога."
Вот где зарыта собака русской революции, ее основная трагедия: светлого Бога "закопали". Его не видел не только дед, но и духовные пастыри того времени. В духовных семинариях формализм и цинизм взяли верх, и безбожные, развратные, но истово молящиемя и соблюдающие обряды преподаватели семинарий сделались главным преткновением на пути к Богу будущих духовных лидеров.
Иосиф Джугашвили, проведший в духовных школах в общей сложности провел без малого одиннадцать лет, писал позднее, что от Бога его отвратила именно семинария. "Каким бы жестоким ни был человек, он не может и близко сравниться в своей жестокости с Богом," писал он. "Нет, такой Бог не стоит всей той чести, которую ему отдают. Он не стоит ничего". Это мой парафраз слов Сталина, которые я не смог отыскать. Он открыто признавался, что такого Бога - а другого ему не представили - он возненавидел.
И все же от его учебы в семинарии осталась степенность, свойственная священнику, образ логического построения речи, способ выражения мыслей, манера писем, напоминающая труды известных духовников. Научился он и внимательно, как на исповеди, выслушивать собеседника. А самое-то главное, к каким бы жестокостям он ни прибегал, все равно он чувствовал себя во сто крат благороднее того бога, которого ему навязывали в семинариях. И самое страшное - что так оно и было.
Еще раз, очень надеюсь, что в нашей Открытой Семинарии читатель найдет для себя Бога таким, каким Он является, а не таким, каким его рисовали себе и другим фарисеи и книжники всех времен. Рыба гниет с головы, что и случилось с русским обществом в начале 20-го века. Остается лишь честно взглянуть на все это, простить всех, и внимательнее вклядеться в Того Бога, Которого знала бабушка пролетарского писателя.
Чтобы не пропускать новые статьи на разные темы, подпишитесь на мои каналы на Дзен:
"Открытая Семинария",
Заходите на мой сайт "Духовный миллионщик". Там много интересного.
Не мало интересного вы найдёте на моём YouTube канале «Открытая семинария».
А на YouTube канале «Солёное радио» мы проводим прямы эфиры на разные темы.
Вступайте в группу "Открытая семинария" в ВК.
