Роман «Звёздочка» глава 119
Татьяна с Иваном ушли, а баба Глаша сидела и думала о внуке отрешённо глядя в окно. От напряжения на лбу морщинки её стали глубже, словно трактор проборонил ранней весной не оттаявшую ещё до конца землю. Сидела она, сложив ладошки на коленях и будто оцепенела. Вскоре заскочила к ней, лёгкая на помине, её дочь Валентина. С порога она приветливо поздоровалась:
— Мама-а, здравствуй! У тебя есть что поесть?
Мать словно очнулась от сна, посмотрела на неё не понимая, что хочет от неё дочь и откуда она взялась.
— Мам, ты чего молчишь-то? Тебе плохо? — испуганно переспросила Валентина, скидывая с ног туфли.
— А-а? — отозвалась старушка не расслышав.
— Мам, здравствуй, ты меня пугаешь… — призналась дочь боясь за мать, а потом подошла к ней и обняла. — Случилось что?
— Да так-то нет, здравствуй, Валюша. — вздохнув ответила мать, придавленная грузом переживаний.
— А я тороплюсь, мимо шла. У тебя есть что поесть?
— Да есть, как не есть-то?! Суп давеча сварила гороховый. Ванька с Танькой приходили, им супа налила по тарелке съели и нам с тобой пои́сть* хватит, — вставая с табуретки ответила заботливо мать. — Подогреть только надо, а то остыл наверно.
— Мам, да ты сиди, я сама всё сделаю.
— На шестке́** вон суп-то стоит, — сказала мать и кивнула головой в сторону печи.
Дочь включила электрическую плиту и поставила на неё тёмно-зелёную эмалированную кастрюлю с гороховым супом. Она сняла крышку и вдохнула аромат, воскликнув:
— Как вкусно пахнет!
— Ну так свеженький-то завсегда так, — ответила мать, поправляя рукой выбившиеся седые волосы из-под платка.
— А я как чувствовала, думаю дайка зайду, проведаю. На совещание ходила, два часа просидели да разошлись. Ну я и к тебе, а потом опять на работу, — перемешивая суп поварёшкой, отчиталась дочь, а потом вспомнив что мать говорила про сына, полюбопытствовала. — А Ваня-то со снохой зачем приходил? Случилось что у них или так просто?
— Жалуется на него Татьяна-то, будто бы на баб заглядывается да к тому же на возрастных.
— Ну это у него в крови, в отца своего пошёл, в Макара, будь он неладен. У того только одно на уме и было и у этого то же самое. Ох и дура-то я была какая-а, уж сто раз покаялась что Ваньку от него родила, да куда там, назад-то не засунешь, раз уж наружу вылез. — покаянно произнесла она, разливая суп в тарелки себе и матери.
— Дело прошлое, настоящим жить надо, дочка.
— Надо-то надо, — согласилась Валентина с матерью. — Да вот прошлое-то всплывает и тяжким камнем да на дно тянет.
Мать попросила:
— Ты мне ложку-то мою дай, деревянную, а сама-то уж какую хочешь бери.
— Да я тоже деревянную возьму, ей хоть ешь и не обжигаешься, — выдвинув из стола ящик, она достала ложки и положила на стол рядом с тарелками и села на табуретку за стол. Посмотрев на мать Валентина спросила. — Мам, а ты-то что за стол не садишься? Суп-то остынет.
— Сейчас, Валюша, сейчас. Ноги что-то затекли, как посижу, потом встать сразу-то не могу. Не долго я, наверное, протяну, силы из жил уходят, — призналась мать.
— Да давай я тебе помогу? — дочь, не дождавшись ответа встала с табуретки и подошла к матери помогая ей встать. Мать встала и потихоньку с поддержкой дочери дошла до стола и присела на табуретку.
— Что-то не ладное с тобой, мам. Чё ж ты так расстроилась-то? Из-за Ваньки, что ли? Он уж не маленький — у самого дети, — вздохнула она и торопливо стала есть суп.
Мать взяла ложку побултыха́ла ей в супе, и оставила её в тарелке.
— Мам, а ты чего не ешь-то? Суп-то вкусный какой!
— Да что-то аппетит пропал.
— Так, где пропал, там и найдём! Помнишь, как нам в детстве с Михой ты это говорила?
— Да помнить-то, конечно, помню, — улыбнулась баба Глаша. — Ровно вчерась это и было́. Жизнь как один день прошла.
— Да ещё не прошла. Живи, мам, подольше, а то так помрёшь и мне забежать не к кому будет.
Старушка оживилась и взяла опять ложку в руки, зачерпнула ей суп и попробовав, похвалила:
— Вкусный и правда вкусный.
— Так и я тебе про тоже, а ты аппетит пропал. Вот видишь и нашёлся твой аппетит. Ешь давай, — налегая на суп сказала дочь. — А братец-то мой давно у тебя был?
— Да вчерась после работы ко мне забегал. Навещает меня старую, уж я на него так-то не в обиде: воды два ведра принёс с колодца.
— Молодец, что тут скажешь. Если воды-то ещё надо, то я принесу.
— Да нет, пока хватит. Ты вон какая сегодня нарядная, ещё запачкаешься.
— Так я халатик сверху накину, долго, что ли?
— Нет, говорю нет, значит нет, — резко ответила мать.
— Так ты так мне и не рассказала, зачем Ваня-то приходил?
— Мотороллер они купить надумали в кредит, а денег на первый взнос нету. Ну я и дала. Будто бы в лес на нём будут ездить по грибы да ягоды, а когда и в деревню к ево́ной тёще.
— Денег нет так какой им кредит-то? — вспылила Валентина.
— Ну так у них всегда их нет, да и не будет похоже. Не умеют они деньги тратить оба, что он, что она. Сказала Танька-то, что будет Ванька-то наш на мотороллере с ней ездить и на баб смотреть перестанет. Семью мол сохранить хочет ради детей. Вот я деньги-то и дала, как тут ей не дашь-то?
— Да им хоть давай, хоть не давай, всё равно толку никакого. А сколько дала-то ты им?
— Просила сто пятьдесят, а у меня девяносто пять было припасено, вот их и отдала.
— Не скоро ты теперь их дождёшься, — посетовала дочь.
— Да ладно лишь бы во благо. Трусы у него будто бы кружевные Танька-то нашла, когда домой приехала со свадьбы.
— С какой ещё свадьбы?
— Да сестра у неё замуж вышла, на свадьбу они с Ванькой-то ездили далёко, а он задурил там, да сбежал оттудова. Хотели уж в розыск, будто бы, подавать, а он домой сам вертался весь исцарапанный будто бы.
— Чего ж ему неймётся-то? Уж если женился, так и жил бы. А трусы-то чьи?
— А вот это я не спросила, они торопились. Ну ладно хоть живёт с ним и не развелась. Уж чё будет то будет. Ты мне вот что скажи, почему ты мне Ваньку-то тогда вернула? Что он там такое с Алькой-то сотворил?
Дочь замолчала не зная, что ответить матери, лицо её напряглось и подбородок задрожал нервно.
— Да уж скажи ты мне, скажи, не держи в себе-то. Я же никому не скажу, ты же меня зна́шь.
— Мам, знать-то, конечно, знаю, только как сказать-то мне это? — Валентина заревела, не в силах сдержать слёзы.
— А как есть, так и скажи, на прямки́.
— Да чуть-чуть он над Алькой-то моей не надругался-а, я как чувствовала-а в баню прибежала-а. А он штаны-то уж спустил… А она кого, совсем ведь малёхонькая была ничего не понимала. Я схватила кочергу-то и его ей и отходила. Кольке-то своему говорить не стала, скрыла. Как такое скажешь? Пришиб бы он его сразу...
— Мать честна-а… Да чё же ты мне-то не рассказала-а?
— И узнала бы ты и что дальше-то? — вытирая слёзы спросила она мать.
— Даже не знаю чё и сказать… Болезнь это ли чё ли какая? Или он Альку так возненавидел из ревности, что до такого додумался? Ничё не пойму…
— Да больную голову-то и не поймёшь… Макара семя, его и племя.
Пояснение:
пои́сть* — поесть
на шестке́**, шесто́к — площадка перед устьем русской печи
© 23.12.2020 Елена Халдина
фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 120 Выяснить всё раз и навсегда решила баба Глаша
Предыдущая глава 118 Семью-то сохранить хочу — у нас же дети
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть "Мать и сын"