Роман «Мать звезды» глава 65
Возвращаясь от Нюры, Татьяна Ширяева намеренно прошла с коляской мимо дома бабы Глаши. «Это же надо, какой-то Ванька Самовар взял и сам бросил меня! Вот в окно сейчас увидит, какую он кралю упустил, и локти свои покусает» — размышляла она, виляя своим соблазнительным задом.
Баба Глаша, как и предполагала Татьяна, увидев её, вскрикнула:
— Ванька, глянь! Танька-то твоя с коляской мимо окон шурует! Вона чё как выёндывает*, смотреть, прям лихо… Глико чё, остановилась нарочно, туфлю сняла, будто бы камешек попал и вытрясает. Ох, и хитра, плутовка!
Ванька тут же подошёл к окну и сквозь строчёную занавеску осторожно посмотрел на жену, и недовольно фыркнул:
— Не моя она больше, баб, не моя…
— Это чего так?
— Сделала из меня дурака…
— О чём, это ты, Вань? — насторожилась бабушка.
— Баб, не могу сейчас говорить, давай как-нибудь после.
— Ну как скажешь. — согласилась она, а потом предложила, — Может окликнуть мне её, а, Вань? Не зря же она мимо наших окон-то крутится?
— Да ну её, Таньку эту. — отмахнулся Иван от бабушки как от надоедливой мухи.
— Дело твоё, внучок. Только я тебе вот что скажу: в жизни всякое быват — все ссорятся, но не все мирятся. Уж несколько часов прошло, как ты ко мне с чемоданом-то своим вернулся, а так толком-то и не поняла: совсем пришёл-то, али как?
— Да, похоже, что совсем, — сказал он, потом сел на лавку спиной к окну и поник. Признаваться бабушке в том, что Татьяна наставила ему рога, было неловко, но и узнать про недоношенность тоже не терпелось, и он осторожно спросил:
— Баб, а я доношенный?
Бабушка, не ожидая такого вопроса, немного оторопела, а потом ответила:
— Да ты у матери-то своей ношенный-переношенный!
— Это как, так?
— Да она еле тобой разродилась. Думали, что концы отдаст, да ладно выжила. — покачала бабушка головой, рукой вытирая слёзы, — Переживала она шибко: отец-то твой её бросил сразу как узнал, что беременная она. Мать ему, Вальку-то мою, взять за себя в жёны не разрешила. А года-то были, какие тяжёлые — война, не мне тебе об этом сказывать, ты и сам знашь. Пришлось через суд свидетелей вызывать да доказывать, что ты его сын, он, правда этого и не отрицал, а вот жениться-то заставить его не смогли: на алименты подали и то ладно. Да и в свидетельстве у тебя не прочерк стоит, а отец указан. Фамилия у тебя, правда, наша осталась, а то был бы ты сейчас не Ширяев, а Трифонов. В него ты рыжим-то уродился и похожи вы как две капли воды… После суда-то, его тут же почитай на фронт и забрали. А Валька-то горевала страсть как, волосы на себе рвала от стыда. Он с фронта, как только пришёл, женился почитай сразу на девке с соседней улицы, а Вальку-то за себя так и не взял. Ой, а позора-то, сколько я из-за матери твоей натерпелась — сказать, не пересказать. И Вальке тоже от людей досталось. Потом правда повезло, Кольку встретила. Он хоть и моложе её, но всё же взял да и женился. Мать, правда, его, супротив Вальки была, но ее, конечно, понять можно: такой красавец, а взял бабу старше себя да с ребёнком. А уж когда Алька-то родилась, она от Вальки отстала, а Вовка родился, так и вовсе смирилась. Люди посудачили-посудачили, и притихли: у всех в жизни всё бывает. И ты, Вань, на людей внимания не обращай. Люди-то у нас — всякие.
— А Алёнка, баб, ты как считаешь, доношенная или нет? — вдруг спросил Иван.
Бабушка оторопела, чувствуя подвох, глубоко вздохнула, выдохнула и повела плечами, потом ответила уклончиво:
— Вань, а я-то, откуда знаю? Из роддома-то я её не встречала. А у тебя сомнения, что ли какие появились, а?
Ванька замялся, а потом ответил:
— Да это я так, баб, между делом спросил. Маленькая она на вид-то. За справкой сегодня с ней в поликлинику ходил, так там её-то ровня крупнее.
— Так девчонки-то завсегда меньше пацанов. Это уж после они сравняются. — схитрила бабушка, видя как он мучается от ссоры с Татьяной.
Татьяна повертелась ещё пару минут безрезультатно около окон, и нехотя покатила коляску в сторону своей квартиры, переживая в душе: «Вот, паразит, я и так и этак, а он ноль внимания. Бабка Глаша увидала, и хоть бы окликнула. Чужие мы, видать, для неё. Ну да ладно, как-нибудь без них проживу. Завтра на работу рано вставать да Алёнку в ясли самой вести»
***
Всю ночь Татьяна проворочалась, просыпалась несколько раз боясь проспать на работу. Ревела в подушку, сетуя на свою неудачную жизнь.
Под утро заснула, и зазвенел будильник. Она выключила его, Алёнка заревела. Она подошла к ней: «Ну, ты-то хоть чё ревёшь? Душу мне своим криком рвёшь. Мать теперь у тебя одна. Беречь мать-то надо! Сегодня, отведу тебя, а забирать-то не буду, уж до пятницы в яслях оставлю. Не велика цаца, перебьёшься. А я хоть после работы может, стены белить начну, к новоселью готовиться надо. Поняла? Уросить — прекращай, взяла, понимаешь ли, моду…»
***
Пётр Васильевич Митин, увидев зарёванное лицо Татьяны, позвал её:
— Татьяна, зайди ко мне!
Контролёры напряглись, сгорая от любопытства. Татьяна встала, выпрямилась как натянутая струна и пошла, величественно задрав голову. Фрося Казакова с Ниной Муратовой переглянулись, хихикнув.
— Соскучился видать! — съязвила Муратова.
— Тихо ты, а то услышит да премии лишит. Молчи, давай! — предостерегла её Фрося. — Наше дело с тобой маленькое: меньше знаешь — крепче спишь!
— Так-то оно так… — согласилась Нина.
Пётр Васильевич спросил:
— Тань, что опять случилось? Ты сама на себя не похожа.
— От меня муж ушёл…— сказала она, опустив глаза.
— Как это ушёл?
— Совсем, как ещё-то… Заявил, что Алёнка — не его дочь.
— А как он догадался?
— За справкой ходил для яслей и увидел в карточке выписку, что она недоношенная родилась.
— Всё понятно. Ушел, значит. — обрадовался он в душе.
— Ушёл. Сам дурак дураком: приехал с куклой за семь рублей с лишним, а мне ей даже платьишко купить не на чё. — махнула с расстройства она рукой, — Непутёвый он, какой из него отец, то ли дело вы. — нарочито похвалила она его.
— Не переживай, Тань, я вас не оставлю.
— Да как тут не переживать-то? — разнервничалась Татьяна, — Соседка покоя не даёт, чуть что, скандалы устраивает из-за пустяков. То газетку в туалете взяли без спроса, то ещё что. Не могу я так — и себе и Алёнке нервы испорчу.
— А ты как хотела? На то и коммунальная квартира. Не всё сразу, — успокаивая её, увещевал Пётр Васильевич.
— А как мне жить-то в ней? Муж бросил, заступиться некому. — всхлипывала Татьяна, сетуя на свою жизнь.
— Что-нибудь придумаю, потерпи. А пока с соседями пытайся найти общий язык, не горячись. Чаёк вместе попейте. Не мне же тебя учить этому, ты же взрослая женщина.
— А кто меня ещё-то учить будет, если не вы? — «Дочь-то я от вас родила!» — хотела она упрекнуть, да сдержалась.
Он достал из внутреннего кармана пиджака деньги и протянул ей.
— Купи сама дочке всё что нужно.
Татьяна заулыбалась, пряча деньги в карман халата.
— Спасибо! Без вас бы мне совсем тяжко пришлось…
— Успокаивайся и иди, работай, а то балалайки, опять все кости нам перемоют.
— Да какие же они балалайки — они гитары! — теребя рукой деньги в кармане, произнесла Татьяна и довольная пошла на своё рабочее место.
Пояснение:
Выёндывает*, выёндывать – воротить носом, вести себя вызывающе надменно.
© 24.06.2020 Елена Халдина
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 66 Сама себе хозяйка
Предыдущая глава 64 Освобождение от Ваньки Самовара
глава 1 Торжественно объявляю: сезон на Ваньку рыжего открыт!
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Рассказы "Деревенские посиделки"