Данная заметка имеет целью подготовить к просмотру балета П. И. Чайковского "Щелкунчик" (первичному или нет), вооружить багажом знаний и мыслей и/или дать повод поразмышлять.
«Весело-весело… без «Щелкунчиков» – встретим Новый год!» – задумчиво напевал мой внутренний голос. Необычен этот Новый год. В ряде регионов, в том числе в Санкт-Петербурге, например, запрещались театральные и зрелищные представления в новогодние каникулы (а потом в Питере вдруг разрешали с 7 января), где-то разрешены, но с ограничениями по численности (25–30 %), где-то это и вовсе с весны и до сих пор это ни разу не разрешалось. Значит, и на балет «Щелкунчик» сходят далеко не все, кто этого желает. Но и в Интернете он есть.
С 20-х чисел декабря и до Рождества в театрах России массово идут "Щелкунчики" (вне этого периода тоже идут). Этот балет у нас часто называют главным новогодним балетом страны. Но действие в нем происходит накануне Рождества (сочельник) в одном из германских княжеств. Тогда почему? А потому, что в советской России, как известно, празднование Рождества было отменено, а в 1935 г. его элемент – елка, по предложению П. Постышева, была перенесена на празднование Нового года, что сохранилось до сих пор. Вследствие этого «Щелкунчик» и стал балетом, который часто показывают в театрах перед Новым годом и после, а зрители с детьми его охотно посещают. Вместе с тем большинство постановок не назовешь детским балетом.
Начнем… нет, не с истории, ее я не планирую. Начнем с современной картины. В России много сейчас постановок «Щелкунчика». Как минимум в двух театрах – Ю. Григоровича (1966). Во многих – В. Вайнонена (1934). Первая постановка Л. Иванова (1892) восстанавливалась Ю. Бурлакой и В. Медведевым в Германии. В Кремлевском балете – всё А. Петрова. В Мариинском театре параллельно с Вайноненом идет «альтернативный» (но не слишком) «Щелкунчик» Шемякина – Симонова (2001). В Михайловском – Н. Дуато. В провинции бывают свои авторские постановки, например, А. Мирошниченко в Перми. «Щелкунчик» – балет с классической музыкой, пришедший к нам из XIX века, но без хореографии. Она была забыта после 1920-х гг., и хоть и обращались в XXI веке к нотации (нотной записи танцев) Н. Сергеева, но о замене оригиналом современности речи не идет и идти не может. Балет ставят сами, и он волновал многих балетмейстеров. В этом обзоре будут разбираться и отчасти сравниваться версии трех авторов, чьи фамилии выше выделены жирным.
Музыка
Музыка балета «Щелкунчик» – гениальное, зрелое произведение Петра Ильича Чайковского. Симфоническое единство, богатство оркестровки, замечательные музыкальные характеристики происходящего. Часто можно услышать мнение, что музыка значительно выше сюжета. Я не согласна с этим… но есть некоторые оговорки. В «Щелкунчике» два акта. Первый насыщен событиями, во втором почти ничего не происходит, активное действие почти полностью останавливается: смотрим концерт дивертисмент. Такой сценарий составил Мариус Петипа, и это довольно обычно для балетов тех времен (1892 год). Открываем партитуру и читаем: балет-феерия.
Да, феерия, как и «Спящая красавица»! Что «Шелкунчик» изначально тоже феерия как-то не очень на слуху. А причина проста: покинул многие постановки балета приторный город Конфитюренбург.
Ох, как сильно он смущал и тормозил самого Петра Ильича! «Ощущаю полную неспособность воспроизвести музыкально Confitiirenburg» – писал он. В конце концов музыка им была написана, но не полностью согласно пожеланиям Петипа, а где-то и противореча ему и давая свое видение. Еще бы! Вы представьте начало 2-го действия в первоначальном либретто. Фея Драже – повелительница царства – стоит с принцем Коклюшем (Оршадом) в сахарном павильоне и ждет прибытия Щелкунчика-принца с нашей главной героиней. Вокруг нее толчется свита: карамель, ячменный сахар, шоколад, нуга, мятные лепешки, драже, фисташки, миндальные печенья… уфф, кажется всё. Вот Клара со Щелкунчиком прибыли в позолоченной скорлупе. От лучей палящего солнца сахарный киоск на розовой реке начинает постепенно таять. Потом танцуют: шоколад, кофе, чай… А на финал-апофеоз что заказано? Улей, а вокруг летают пчелы, мед стерегут! Приторно стало? Я спокойно отношусь к сладкому, поэтому мне – да. Вот попробуй этим вдохновись и напиши музыку! Не удивительно, что она стала о другом.
Литературная основа
Мариус Петипа составил либретто по сказке Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и мышиный король». Он пользовался французским переложением А. Дюма-отца, которое, вообще-то, и не сильно отличается. Несмотря на неизбежную сокращенность и взятие из сюжета только некоторых, самых основных сюжетных черт, Эрнст Теодор Амадей очень важен. Дело в том, что гофмановского духа в музыке куда больше, чем в либретто Петипа, по Гофману же и написанного. Оглядывался Петр Ильич на этого очень необычного сказочника, оглядывался часто. Есть в музыке страхи. И в то же время привнес идеи и мысли, волновавшие его, но вовсе не Гофмана. А потом стали привносить свое и постановщики…
А в чем особенность Гофмана? У него очень реалистичный бюргерский мир имеет свой антипод – мир изощренно-фантастический, населенный необычными существами, в котором могут ждать просто невероятные приключения… кого? Да любого обычного человека из реального мира. Но, что самое главное: реальный и фантастически-волшебный мир – оба реальны, взаимодействуют, взаимопроникают друг в друга. И этот волшебный мир – не сон. Правда, его трудно ото сна отличить… Но есть избранные – проводники между мирами. Они помогут.
Откуда в «Щелкунчике» взялся сон? Ведь это упрощение Гофмана. Даже, пожалуй, отрицание его концепции. Мне кажется, сон идет, хоть и не напрямую, из восприятия музыки Чайковского музыковедом Б. Асафьевым:
«„Щелкунчик” – совершеннейшее художественное явление: симфония о детстве. Нет, вернее о том, когда детство – на переломе. Когда уже волнуют надежды еще неведомой юности... Когда сны влекут мысли и чувства вперед, а неосознанное — в жизнь только предчувствуемую. Словно раздвигаются стены детской комнаты и мысль-мечта героини и героя вырываются на свежий простор – в лес, природу, навстречу ветрам, вьюге, дальше к звездам и в розовое море надежд».
Далеко ли от мечты до сна? Интересная у Асафьева мысль, хотя, строго говоря, не бесспорная. Ведь в оригинальном либретто и первой постановке мечтаний или сна Клары не было. Никаких! Не ложилась она спать и не просыпалась. Уехали в Конфитюренбург – и всё! Не забываем, что высоких целей тогда в балетах не стояло. Ни волновать зрителя, ни заставить задуматься о важном, а то и заплакать… Развлечь! Зрелищная феерия. Но Петр Ильич без высоких целей не мог...
Второй акт ставил перед постановщиками «Щелкунчика» куда более сложные задачи чем первый: как, часто выкинув Конфитюренбург и сохранив музыку, придумать хоть какое-то действие, не концерт? А с первым куда проще. Давайте вспомним его.
1-й акт
Он делится на две картины, но четкой границы между ними в музыке нет: нигде нет законченной музыкальной фразы и паузы. Хотя интуитивно граница вроде очевидна: гости разошлись, все легли спать. Всё. Потом будут происходить чудеса. Возможно, Чайковский не стал четко разделять явь и фантастику потому, что и у Гофмана точно так же, это ключевое свойство его произведений, как я уже говорила.
Итак, 1-я картина. Рождественская вечеринка. Хозяева с детьми, гости с детьми, елка, рождественские подарки. Стоит ли говорить, что во времена Чайковского отдельных детских балетов не было. Да их и сейчас не слишком много. И все же балетоманам тех времен предстало множество детей, учеников из императорского училища. Много быта, танцы бытовые, мало пуантов – так в любой постановке. Кстати, никак не могу забыть один отзыв о каком-то гастрольном «Щелкунчике» одной из многочисленных трупп на рождество: женщина возмущалась: что это за халтура первый акт! Так в любом ДК станцуют! Без пуантов! В них – одна только Мари была! Увы! Обсуждаемой постановки, конечно, не лицезрела, но, видимо, дама редко ходила на балет и ассоциировала его исключительно с танцем на пуантах, хотя есть и характерный. Как мало пуантов в любой постановке этого 1-го акта. До самого Григоровича! Быт, быт и еще раз быт. Приземленный… но не лишенный очарования! Ведь мало кто не любит Новый год, не любит вспоминать себя ребенком у елки и свою веру в чудеса. Юрий Николаевич Григорович и в возрасте за 90 лет, не смущаясь своих седин, говорил, что очень любит новый год, запах мандаринов, эту с детства любимую атмосферу, которую невозможно забыть.
Но, несмотря на это, на мой взгляд, Василию Вайнонену 1-й акт удался лучше. Я вообще люблю такое развлечение: смотреть 2 разные постановки (редакции) параллельно: кусочек одной (минут 5–10, по номерам), кусочек другой, и так пока все не просмотрю. Чтобы сравнить по свежим следам, пока не забыла. Так вот, у Вайнонена и танцы зрелищнее и легко запоминаются, и атмосфера праздничней и непринужденней, и пантомима только украшает действие милыми черточками. У Григоровича вечеринка камерней, танцы никак не запомню (кроме кукол, с ними у него полный порядок), пантомиму он вообще не любит, как и в целом просто бытовые движения (у него и бой – хореографический, весьма интересный!). Вообще, у меня нет любимой версии «Щелкунчика». Я как гоголевская Агафья Тихоновна:
Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась. А теперь поди подумай!
Так вот, возвращаемся от отступления. А главное – Дроссельмейер у Григоровича слишком непрост. На гофмановского не похож. Да, проводник между мирами, но даже в мире обычном он держится особняком, дети его побаиваются. А ведь он по сути амбивалентен, то есть двойственен, и ни одна из сторон не должна перевешивать. У Григоровича и в реальности вторая сторона перевешивает, а уж что он будет вытворять после полуночи…
Танцы заводных кукол Дроссельмейера хороши у обоих. Сами куклы несколько отличаются, но и в первоначальном либретто и самой сказке этих кукол столько… выбирай любую. Кстати, в «Щелкунчике» Вайнонена танцовщик Григорович был паяцем.
2-я картина. У Вайнонена – все по либретто. Полночь, вылезли мыши, выросла елка и куклы, Щелкунчик повел в бой солдат против мышей. Дроссельмейера не видно – он сторонний наблюдатель. Победил Щелкунчик – превратился в принца – миссия проводника между мирами выполнена. Он помог ему расколдоваться при помощи Маши. Все по оригиналу Гофмана, только сокращенно и в общих чертах.
А каков Дроссельмейер Григоровича? Он «колдует», заставляет вырасти елку, оживляет кукол и чуть ли не собственноручно извлекает из-под пола мышиного короля. Декорации им расставлены, сейчас будет битва. В ней он не очень пассивен: в решающий момент подстрекает Мари к подвигу: да дай ты этому мышиному королю, не бойся! На тебе свечку, запульни в него! Готово! Молодец! Заслужила награду. Уродец-щелкунчик стал красавцем принцем.
Это по Гофману? Конечно нет… но неоднозначно. Конечно, это не по «Щелкунчику и мышиному королю» Гофмана. Но по общему страшноватому духу Гофмана – вполне. Дроссельмейер Григоровича словно бы пришел из другой сказки… и Гофмана, и не только… ведь испытание героев – такой популярный мотив.
Далее по оригинальному либретто (но без малейшего участия Гофмана) сцена превратилась в еловый лес зимой.
Снег падает крупными хлопьями, начинается метель. Танцуется вальс снежных хлопьев, образующих живописные сугробы. Точный перевод с французского – снежных хлопьев. Не снежинок. Снежинка – это что-то маленькое, кружевное, узорное и милое. Совсем не то – снежные хлопья при обильном снегопаде. От них веет угрозой. Что-то некстати пришла в голову пушкинская «Метель».
Жизнь чистая, светлая наступает после двенадцати часов, хотя это ночь, – так думает Гофман. Можно добиться радости, счастья, но для этого через зиму надо пройти, – так думает Петипа. И в балет вводится «внезапно снежная буря». Л. Иванов хорошо поставил вальс снежных хлопьев, но, по моему мнению, слишком буквально – и прошел мимо замысла Петипа.
Так размышлял мудрейший Федор Лопухов. А что в музыке Чайковского? Очень необычный темп и ритм для вальса, а еще вокал детских голосов. Все малопонятно. Понимай по-разному. Мне по хореографии больше нравится вальс снежинок Вайнонена. А по концепции этого вальса мне и вовсе ближе идея тандема Шемякин – Симонов (художник – балетмейстер). И вовсе не далеко они ушли… ведь от размышлений Лопухова всего один шаг до мысли что зима и снег – это не только физическое препятствие, а и мифологическое – зима – смерть природы, и трудно через этот «коридор» пройти. И агрессию в музыке легко услышать… пока хор не запел… словно бы для маскировки… Ох, не прост Петр Ильич, не прост! Неужели он и об этом думал? Это вам не «Татьяна, русская душою, любила русскую зиму». Так во многих постановках… но я тоже ужасно не люблю зиму. Жизнь замирает в томительном ожидании жизни настоящей.
2-й акт
Во 2-м акте Григорович, на мой взгляд, всех победил. Он использовал музыку «рассказа Щелкунчика» (повтор уже знакомых тем) чтобы окончательно зарезать до этого только пришибленного (в других версиях) мышиного короля, а главное – из любви к сквозному, осмысленному действию не поставил парад танцев, а заставил танцевать кукол. Танцы – шедевры: танцуют их единообразного – всегда парой (не – то один, то три, то куча), на пуантах, сложно, виртуозно, изобретательно, стилистически точно. А в чем стилистика? В том, что не нужны настоящие испанцы, китайцы и русские. Это по музыке всё стилизация под национальные танцы, вот так должно быть и в хореографии. Танец, названный арабским, по сути просто условно-восточный, а для его мелодии композитор и вовсе использовал... грузинскую песню. Танцуют "национальные" танцы статуэтки с комода. Много кого из балетмейстеров смутил последний танец – полишинелей – он часто по музыке купирован – чуть ли не единственная распространенная купюра. Только не Григоровича! Не видя его буквально, он услышал в музыке что-то завершающее, коду, и поставил общий групповой номер. Кстати, в музыке Чайковский использовал французскую песенку "Каде Руссель" (кто учил французский тот часто ее знает).
Рушит единство сквозного действия Григоровича только вальс цветов (valse des fleurs). Но нельзя же его купировать! Хоть как-то он пытается его оправдать подсвечниками в руках кавалеров. Им с С. Вирсаладзе придуман некий «елочный храм». Служители его? Но что же их так много? И с дамами почему? По хореографии в моем личном зачете опять выигрывает Вайнонен своим вальсом цветов, хоть и без цветов… У него с обоснованием проще: дивертисмент все же есть, поэтому зачем вам обоснование? У него и того же Вирсаладзе (сценография) Маша и Щелкунчик прибывают хоть и не в сто раз сладкий Конфитюренбург, но все же в некий красивый город, где им рады и в честь них устраивают танцы. Да и препятствие перед этим было: летучие мыши хотели задержать наших героев.
Один из последних номеров балета – «колоссальное по эффекту адажио», как заказал Петипа. Колоссальное получилось – не то слово! Единожды услышав, его, по-моему, ни за что не забыть. Но разные люди – как от балета, так и обычные – слышат его по-разному. Можно выделить два «слышанья»: торжество, патетика, счастье и… трагедия… такая торжествующая трагедия. На себе испытала удивление, узнав, что в нем я слышу одно, а другие, тоже непрофессионалы – и то другое. Я-то всегда слышала торжество, патетику, счастье, свет… Откуда вдруг черный цвет? Но да, если внимательно прислушаться, есть некоторые трагические интонации – но это вообще характерная особенность поздней музыки Чайковского. Трагическая душа автора не могла не проникнуть в его произведения… По-моему, лучше всего понял адажио Юрий Григорович.
Петипа заказал эту музыку для чуть ли не "вставных персонажей", только что появляющихся на сцене: Фея Драже и ея Принц Коклюш или Оршад (напиток такой). Но Чайковский явно думал о другом. Словно бы чувствовал, что проходную музыку па-де-де в связи с неинтересностью персонажей писать нельзя, так как впоследствии музыка уйдет главным героям.
Завершается все часто открытием глаз зрителю: спала оказывается Мари! Но какой-то сон и детский и взрослый одновременно… А не двусмысленна ли фраза что растут дети во сне? Теперь девочка будет иной… она стала немного взрослее. Но это не трагично. Да, когда еще только слетают с тебя остатки прекрасного сна – грустно. Но потом… в окно светит солнце, жизнь вступает в свои права, начинается новый день, и в какой-то из них сон может стать явью ... не полностью, но… на то он и сон – к нему полезно прислушаться.
