"жена, облечённая в солнце " часть 5
Нос моей каравеллы украшала фигурка девушки.
- Маш, - спросил я ее. Девушка повернула голову и посмотрела вопросительно на меня. - Ты не возражаешь, если я нареку наше транспортное средство "Санта Марией"?
- Я против, - сказала Машка.
- Почему? - удивился я категоричности в ее голосе. - У каравеллы нет имени. А мы скоро будем высаживаться на необитаемый остров. Представь, потомки читают великую хронику нашего похода по морям и океанам и в какой-то момент осознают, что на страницах хроники нет имени каравеллы! Это, Маш, согласись, непорядок.
- От имени "Санта Мария" попахивает "Антилопой Гну", - сказала Машка, демонстрируя знание совписовских классиков.
- Я думал, тебе польстит, - сказал я, усердно работая веслами. Хоть я и называл наше транспортное средство каравеллой, на самом деле это была двухвесельная галера со мной в качестве единственного раба. Машка показа мне язык, подтверждая свой более высокий статус в экипаже, и извернулась таким образом, что вместо лица девушки передо мной оказался ее затылок под бесформенной шапкой грубой шерстяной вязки.
- Каким-то образом твоя лодка просуществовала на этом свете семь лет без собственного имени и мир не перевернулся из-за этого, - заметила вперёдсмотрящая. - Пусть и дальше остается безымянной.
Хотя Машке уже исполнилось восемнадцать, выглядела она как четырнадцатилетний подросток. Причем подросток женского пола минимальной заводской комплектации. Если бы не теплые вещи, надетые девушкой на себя по моему настоянию перед выходом в море, даже в моей надувной двухместной лодке она бы почти не занимала места. Разве что мне из-за ее присутствия на борту было сложно вытянуть во всю длину свои ноги.
Мы приближались к небольшому острову в бухте Долгая, собираясь размяться перед последним броском через пролив к полуострову Камчатка, расположенному на востоке Большого Соловецкого острова. Перед этим мы два часа в заливе пытались ловить селедку. Улов, по моим представлениям, у нас оказался небогатый - всего килограмм разнокалиберной рыбешки. Зато моя спутница была в восторге. Тем более, что именно ей принадлежала большая часть улова, которую она добыла с помощью моего самодура.
- Внимательно смотри на дно! - предупредил я девушку. - Если заметишь камни или корягу, за которые мы можем зацепиться, сразу кричи!
- Будет исполнено, мой командир! - отрапортовала Машка, посмотрев на меня.
- Не вертись, - сказал я. - Порвем дно лодки, будем на острове до вечера Робинзоном и Пятницей, пока клей на латке не схватится.
- Хорошо, - уже серьезно ответила девушка, вернувшись к своим обязанностям впередсмотрящей.
Мы подошли к берегу острова. Как и моя спутница, я на нем никогда не был. Существовал даже шанс, что на него вообще не ступала нога человека. Ни при царях-императорах, ни при СЛОНе, ни тем более при новой постсоветской власти.
Островок был небольшой и внешне ничем не отличался от своих собратьев в заливе - каменистый берег с участком песчаного пляжа, шапкой из хвойных деревьев, листопадный подлесок и черничник. Ничего особенного.
- Камней и коряг нет, - доложила Машка, когда до берега было уже рукой подать. Развернув лодку, я проверил слова девушки. И впрямь, можно безопасно штурмовать пляж.
- Двигай попу в центр, - приказал я Машке. Она послушно переместилась ближе ко мне. Я направил подвсплывшую носовую аппарель галеры на пляж и вытолкнул нас веслами на песок.
- Разрешите покинуть борт судна, товарищ командир? - спросила девушка, опасливо встав на дно лодки.
- Да, - ответил я.
Почувствовав прочное основание под ногами, она переступила через борт лодки.
- Маленький шаг для человека, но огромный — для всего человечества, - сказал я ей в спину.
- Откуда цитата? - поинтересовалась она, оказавшись на берегу.
- Из Армстронга.
Машка махнула на меня своими длинными ресницами:
- Это он сказал, сходя с трапа в Шарике, когда прилетел в Россию петь для рекламы банка?
Я пристально посмотрел на Машку. Казалось, что она не шутит.
- Армстронг - первый человек на Луне.
- А я - девочка, - Машка вновь продемонстрировала мне язык. А я, к своему стыду, так и не понял, шутит она или нет.
- Дал бы я тебе веслом по бестолковке, - махнул я на нее рукой, - да лень его вытаскивать из уключин.
- Так я пошла в кусты? - спросила она, когда я, покинув лодку, вытащил ее на песок пляжа.
- Только не сожри там всю чернику, - предупредил я девушку. - Оставь что-нибудь чайкам.
- Чтобы они нам снова нагадили на лодку фиолетовой дрянью?! А мне за ними мыть корму?! - крикнула Машка на прощание. – Ху[censored]шки им.
К ее возвращению я накрыл поляну. Руки Машки в этот раз уже были мытые. Наверно, сполоснула в море с противоположной стороны острова.
- И как там, на том конце света? - спросил я у девушки, благочинно, шахиней в седьмом колене, опустившей свой тощий зад на единственную надувную подушку из штатного снаряжения лодки. Сам же я уселся на ее резиновый борт.
- Грибы растут. Тьма, - сообщила Машка, разглядывая еду перед собой. Невзирая на мелкость роста, желудок у нее, как я уже хорошо знал, был емкостью в стопятьсот миллионов наперстков. - Подосиновики и белые. Как на склоне Фавора. Может, на обратном пути заскочим и возьмем их? Я сама понесу грибы до монастыря. Давай?
- А я, будто крокодил Гена, понесу тебя вместе с чемоданами, - продолжил я логическую цепочку. - Ветер меняется. И отлив скоро начнется. Непонятно, сколько времени будет у нас на Камчатке. Может, только дотронемся до стенки и надо будет, развернувшись на сто восемьдесят градусов, грести назад. И еще не факт, что мы пройдем мимо этого острова.
- Я думала, мы несколько часов пробудем на полуострове, - с сожалением сказала девушка. - Рыбу пожарим...
- Индюк тоже думал, - бросил я. - Ешь давай.
- А что с отливом? - спросила она. – Он нам каким боком?
Я начал было отвечать:
- В отлив вода уходит из залива в море через северные и южные Железные ворота…
Но девушка меня перебила:
- Не, я знаю, что Луна летает вокруг Земли и от ее притяжения в одном месте моря появляется горб воды, в другом - яма. Но сильное течение появляется только в узком месте проливов. Например, как в дырке под дамбой на Муксалму. А здесь у нас, - Машка показала в направлении, откуда она вернулась несколько минут назад, - достаточно широкий пролив. Вряд ли течение в нем сильно ускоряется в зависимости от прохождения Луны. И не думаю, что нас снесет в сторону Железных Ворот.
Все-таки Машка притворялась, делая вид, что не знает, кто такой Армстронг.
- Ветер и течение совместно дадут нам волну, которая все время в проливе будет бить нам в борт. Островов же, за которыми можно было бы укрыться от ветра между нами и Камчаткой уже не осталось. Так что все время придется идти галсами. А это в лучшем случае еще и удлинит переход в полтора раза. Понятно, юнга?
- Да, - ответила девушка.
- Тогда ешь, а то колбаса стынет.
Машка протянула было руку к нарезанной краковской колбасе, но в последний момент притормозила.
- А сегодня мы где паломничаем? - поинтересовалась она. - На православной карте, вроде, в этом месте ничего не отмечено!
- Мы на Соловках, - обрезал я. - Здесь все святое. Ешь, иначе тебе достанется лишь пустая картошка.
Машка сломалась под моим напором и отправила в рот кусок краковской. Когда треск за ее ушами от усердного движения челюстями стал тише, я задал ей вопрос:
- Так что за любовная история у твоей бабки приключилась на Соловках?
- У моей бабки? - переспросила Машка с набитым ртом.
- Ну да. Ты начала ее рассказывать. Зима, канун Рождества. Вечная тема: он ее любит, она его - нет. Зато она просит черевички, - напомнил я Машке историю, которую она не закончила, увидев голову Соловецкого тюленя. Тварь вынырнула из моря в двадцати метрах от нашей лодки и напугала девушку, не ожидавшую ничего подобного. Море, небольшая рябь на воде, послушный раб на веслах галеры... А тут - бац, черная голова, торчащая из воды.
В общем, Машка тогда заткнулась, потом мы встали на якорь и принялись под носом у тюленя ловить его селедку.
Какая уж тут любовь, когда клюет?!
- А! Вот ты о чем, - вспомнила девушка. – Бабка в тот год жила в Соловецкой квартире не одна. В нагрузку хозяева, свалив в конце навигации на материк, оставили кота. КрасавчЕга. Черного с белой грудкой. Бабка у меня вообще не выносит кошаков. Но за ради зимовки на Соловках была готова терпеть кота. Здесь же все святое, - подколола меня Машка. – Бабка посчитала, что кошак был ей дан свыше. Типа, Бог терпел, и нам – велел. А там, может, и слюбится. Тем более, кошак был чистоплотный, приученный к лотку. Мылся сам, не вонял. А сухой жратвой хозяева затарились на столько, что ее должно было хватить до начала навигации. Так что все бы и ничего было с котом. Тем более что его всегда можно было в воспитательно-профилактических целях выставить на Соловецкий мороз. Однако по какой-то причине он с первых часов, когда еще были его хозяева в квартире, безумно влюбился в бабку. Он ходил за ней по пятам, мяукал, терся о ноги, просился на руки… Хозяева сказали, что такого они никогда не видели. Был обычный кастрированный кот. Иногда ловил мышей, гулял на балконе, но чаще всего спал на диване. И самое главное, не обращал на людей, тем более на посторонних, абсолютно никакого внимания. Человек ему требовался лишь в том случае, если в миске не было жрачки. Он ведь сам не мог насыпать корм в нее из пакета. Он же – кот, у него – лапки. В общем, хозяева свалили на материк, оставив мою бабку саму решать свои отношения с котом. Поди уже взрослая. Есть не только дети, но и внучка. Что уж тут не справиться с кошаком.
Бабка в конце концов нашла компромиссное решение: она днем идет в монастырь на утреннюю службу, потом протирает там подсвечники и моет полы, там же обедает и уже после вечерней возвращается домой спать в объятиях кота. Запирать его дома во второй комнате на ночь было нереально. Он там от разлуки с бабкой орал и драл обои. Так они и дожили практически до Рождества. Накануне праздника бабка пошла в Монастырь, причастилась и возвращалась домой. Когда она уже был одной ногой на крыльце, ей на встречу бросился ее кот. Она, судя по всему, уже почти как Соловецкий туземец, не закрыла дверь в квартиру. Вот кот, проснувшись, и подкараулил ее возле крыльца. Бабка упала от испуга и сломала левую ключицу. А на Соловках – только фельдшерский пункт. Она, кроме того, не местная. Биг трабал для всех. В результате, спасибо добрым людям, ее собрались эвакуировать самолетом в Архангельск, а я с маман начали думать, как мы будем из Москвы возить ей передачки в тамошнюю больницу… Вот такая любовь.
- Бабка, наверно, пьет какие-то лекарства или мажется кремами, от чего у нее появляется привлекательный для котов аромат, - предположил я.
- Московские коты на нее не обращают внимания, - заметила Машка.
- Бабка могла сломать шейку бедра.
- Ага.
- Если б зимовала в Москве, - добавил я…
