Итак, что Абхазского в Центральном Черноземье? Хотя бы водопад, а вот теперь еще одна частичка Абхазии - усадьба Смецкого, правда не Николая, а Александра.
Макаровка — село Курчатовского района Курской области известно с 18 в. под именем Теребовля.
Макаровкой село стало было при императоре Павле I, который за некие заслуги даровал его помещику Макару Опочинину. Тот «до баб ужо охоч был», красивыми крестьянками баловался… И на селе рождались мальчики, которых, по велению барина, называли Макарами. Сам помещик не скрывал причастности к их рождению, и с усмешкой часто приговаривал: «Мое селение, Макарово, пусть Макары тут и живут!» У самой речки жил Макар Макаров, и у леса – Макар Макаров, и на бугру – Макар Макаров. Как же тут Теребовлей село называть?!
В начале XIX века в Макаровке обжился князь Владимир Ширков со своей семьей. Он был заядлым театралом, который имел свой крепостной театр, хор и симфонический оркестр. Князь дружил с известным композитором Михаилом Глинкой и именно он подкинул ему идею написать «Камаринскую», а сам стал автором стихов к каватине Гориславы «Любви роскошная звезда» и либретто к первой части «Руслана и Людмилы». Дружба Глинки с Ширковым продолжалась и после того, как он переехал в Макаровку на ПМЖ.
Сам по себе князь Ширков вёл разгульный образ жизни, а дабы покрыть свои расходы был деспотичным со своими рабами крепостными крестьянами и не только с ними. Жена князя, не желая мириться с изменами мужа велела построить отдельный дом. Эх... поленился его зафоткать, думал хрущёвка... В советское время там была школа при тубсанатории. Сам дом князя не дожил до наших дней, но не по вине революционеров, фашистов или же хрущёвских колхозников. А дело было так.
В соседней деревне была красивая дочь помещицы Алуштиной, которая была любовницей князя-казановы. Однажды на балу он увидел, как за Алуштиной младшей ухаживал молодой офицер. Взбешенный князь на следующий день велел своим слугам привести ее насильно, те придя в дом взмолились, мол, барыня не гневайся, приезжай, иначе конец. Ни о чем не подозревавшая молодая помещица приехала в имение Ширкова, где князь-маньяк убил её, а тело расчленил на части и выбросил на поле Алуштиной. Преступление моментально раскрыли, царю подали прошение о наказании преступника. Поступок князя настолько разозлил царя, что он повелел стереть дом с лица земли, не оставив камень на камне, дабы стереть навсегда память о князе Ширкове.
Имение преходило из рук в в руки. Здесь жили жила баронесса Дука и Нелидовы, Карамзин (сын писателя) и Клейнмехель.
В 1874 году Князь Александр Николаевич Смецкой (возможно что и брат Николая Николаевича Смецкого, того самого, что владел имением в Абхазии) приобрёл имение в Макаровке. Он был крупным промышленником, в его владении была ситцевая и суконная фабрики в Москве, в Костроме – запасы красного строевого леса, имелось дело и в Воронеже, здесь же, в Макаровке он построил винокуренный завод.
В общем, ребята, объект баян-помойка-помойкой. Ничего не осталось. А когда-то здесь было совсем по другому.
Выдержки из мемуаров доктора Александра Файншмидта-младшего, опубликованные в Интернете: «Мне не было и пяти лет, когда родители привезли меня в «Сказочную Страну Макаровку». Под сенью крон высоких дубов и остролистых кленов, среди тенистых аллей старинного парка стоял очень красивый двухэтажный «барский» дом с высокими стрельчатыми окнами, лоджией над главным фасадом и двухэтажной полукруглой верандой с противоположной стороны, обрамленной колоннами ионического ордера. Рядом с фонтаном, облицованным белым мрамором, сладко нежились на солнышке роскошные клумбы астр, матиоллы, львиного зева, петуний и декоративного табака. А невдалеке стоял флигель с большой широкой верандой, опоясанной изящной балюстрадой, служивший в свое время жилищем для управляющего имением. Флигель был отведен под жильё семье директора санатория вместе с дорогой старинной мебелью из мореного дуба с удобными стульями и креслами, обитыми темно-голубым шелковым бараканом, с изумительными картинами на стенах в тяжелых позолоченных рамах и огромным, во всю стену, старинным буфетом черного дерева в столовой с сервизом дорогого саксонского фарфора. В рабочем кабинете отца все стены почти до половины их высоты были затянуты строгими панелями из окрашенного темно-коричневым лаком тисненного немецкого линкруста, а на большом двухтумбовом письменном столе, покрытом зеленым сукном, стоял массивный письменный прибор из уральского малахита с очень красивой настольной лампой под зеленым абажуром. А в мамином будуаре все стены от потолка до самого пола были драпированы сиреневым шелком, и стоял трельяж из очень дорогого, как говорила бабушка Сима, «бемского» зеркального стекла. Просто поразительно, как все это уцелело во время Гражданской войны, да и после нее.
