Американка Джиа Каранджи была одной из первых супермоделей. Одной из первых брюнеток в мире блондинок. И – одной из первых известных женщин, умерших от СПИДа. После себя она оставила фото, воспоминания друзей и дневники. «Жизнь и смерть, энергия и покой... Если я остановилась сегодня, это все же того стоило, – писала Джиа. – И даже ужасные ошибки, которые я сделала и которые я бы исправила, если бы могла, боль, что сжигала меня и оставила шрамы в моей душе – это все стоило того, чтобы мне позволили пойти туда, куда я шла. К этому аду на земле, к этому раю на земле и обратно, внутрь, под, между, сквозь них, в них и над ними...»
«В далеком королевстве жила-была девочка с золотыми волосами. Когда люди видели ее, они говорили: «Какая же она красивая!» -- однажды вывела в своем дневнике маленькая Джиа. В детстве она много раз слышала эти слова от мамы Кэтлин, которая мечтала о карьере модели, но, выйдя замуж за Джо Каранджи, превратилась в рядовую домохозяйку.
Кэтлин была американкой ирландского происхождения. Джо - на долю американцем, на долю итальянцем. Семья Каранджи жила в небольшом доме в Филадельфии, штат Пенсильвания. Джо с утра до вечера пропадал в своей закусочной, а Кэтлин вела домашнее хозяйство и воспитывала сыновей, Джо-младшего и Майкла. Ее дни были наполнены теми бесконечными хлопотами, которые знакомы каждой мамочке: готовкой еды, походами по магазинам, стиркой, уборкой. Если она и чувствовала усталость, то не показывала вида. Весной 1959 года Кэтлин узнала, что снова беременна.
29 января 1960 года у нее родилась девочка. Джо назвал ее Джиа - он услышал это имя в Италии, где жил до того, как перебраться в страну пилигримов и новых возможностей. И оно сразу запало ему в душу. На несколько последующих лет вымотанная родами и бессонными ночами Кэтлин неожиданно для себя снова превратилась в заботливую и любящую мамочку, ведь Джиа была продолжением ее самой - у нее были ее глаза и улыбка. Именно от матери ей досталось больше всего любви. «Когда сыновья вырастают и становятся самостоятельными, они всегда уходят из твоей жизни. И только дочь будет находиться рядом с матерью до конца ее дней», -- позже скажет Кэтлин. Для Джиа она была не просто мамой, а близкой подругой. Они вместе крутились перед зеркалом, листали модные журналы и мечтали о красивой жизни - той, к которой когда-то стремилась сама Кэтлин. По ночам Джиа перебиралась на кровать к маме, чтобы та рассказала ей сказку.
Со стороны казалось, что дом Каранджи наполнен покоем и уютом. О том, какие ураганы бушевали за закрытыми дверями, знали только дети. Вулкан, который долгие годы дремал внутри Кэтлин, постепенно просыпался. Она все чаще стала задумываться о том, что по вине мужа так и не сделала карьеру модели. Как это часто бывает, обида очень скоро была возведена в гипертрофированную степень. Кэтлин раздражало буквально все, что было связано с Джо: запах специй, которым он был пропитан, поздние приходы и бесконечные рассказы о том, сколько человек сегодня побывало в его закусочной. Упреки сменились скандалами, непонимание - изменами. Кэтлин уходила из дома, оставляя детей одних. Возвращалась только для того, чтобы выяснить отношения с мужем – его вспыльчивость и ее эмоциональность превращали семейные разборки в дикие скандалы с криками и битьем посуды. Семья, словно башня из кубиков, разваливалась на глазах у детей. «Когда они начинали ругаться, мы с Джиа убегали из дома и садились на крыльце, -- вспоминал ее брат Майкл. - Но даже на улице мы слышали их вопли. В те моменты мы ненавидели их обоих».
Было очевидно, что избежать развода вряд и получится. Так и случилось. Но Кэтлин не стала устраивать громких судебных разбирательств с дележом детей и мебели. Однажды она просто засунула свои вещи в чемоданы и села в такси, видимо, посчитав, что дети уже достаточно взрослые, чтобы обойтись без нее. Для Джо-младшего и Майкла побег матери действительно прошел безболезненно. Но у 11-летней Джиа, для которой Кэтлин была твердыней, случилась настоящая истерика. «От меня все всегда куда-то уходили, -- однажды с болью в голосе скажет она. - Как будто ТАМ им было лучше, чем со мной».
Джиа хотела, чтобы отец любил также сильно, как мать. Но Джо был далек от сантиментов. К тому же, девочка сильно походила на Кэтлин, которую он не мог простить. Джо срывал свою злобу на Джиа – типичное поведение слабого человека. В присутствии братьев он мог бросить в ее адрес язвительное, а часто и оскорбительно замечение. Девочка не понимала, почему так происходит, ведь она не делала ничего плохого. К тому же, она видела, что к Джо-младшему и Майклу отец относился совершенно иначе. Иногда ей хотелось надеть их одежду, чтобы отец начал уделять ей столько же внимания, сколько братьям.
Спустя время Кэтлин вернулась в жизнь Джиа. Но теперь от их былых отношений не осталось и следа. Джиа металась между домами матери и отца. И нигде не чувствовала себя нужной. Джо, как и раньше, был погружен в собственный бизнес, ему некогда было отвлекаться на детей. Кэтлин строила новую семью. Джиа недолюбливала ее нового мужа Генри, из-за часто ссорилась с матерью. Карен Карузо, которая в те годы была близкой подругой Джиа, вспоминала: «Она чувствовала себя одинокой. Но, что самое страшное – брошенной. Она носила эту боль в себе, но не заметить ее было невозможно».
Генри, который пытался найти общий язык с Джиа, однажды сказал ей, что из нее может получиться неплохая модель. Девочка на самом деле хорошела с каждым годом – ее лицо приобретало правильные черты, а фигура становилась все более точеной и женственной. Генри попросил своего приятеля Джо Петрелиса, увлекавшегося фотографированием, чтобы тот сделал несколько снимков Джиа. И хотя девочка имела слабое представление о том, как надо вести себя перед камерой, на снимках она выглядела профессиональной моделью. После того, как Петрелис отнес их в одно из модельных агентств Филадельфии, Джиа даже снялась в рекламе универмага. И хотя дальше этой съемки дело не пошло, девочка поняла, что ей понравилось позировать перед фотообъективом.
Впрочем, на образ жизни Джиа этот опыт никак не повлиял. Как и многие молодые люди того времени она начала курить марихуану, легко находила друзей на тех улицах, которые часто попадают в криминальную хронику, стала ярой поклонницей Дэвида Боуи и всячески старалась следовать духу той свободы, который он пропагандировал в своих песнях, с трудом окончила школу. С таким сомнительным «портфолио» о колледже можно было даже не мечтать. Поэтому в 17 лет Джиа ничего не оставалось, как устроиться на работу. Хорошо, что хоть с этим не возникло проблем - ее взял к себе отец. Какое-то время вселенная девочки состояла из небольшой забегаловки с людьми, которые постоянно требовали горячий кофе и бифштексы с кровью. О том, что другая жизнь существует, она помнила только из разговоров с матерью.
Джиа относилась к той редкой породе людей, которые нравятся всем -- вопреки всему и несмотря ни на что. Ее чувственная внешность и наглая самоуверенность притягивали к себе внимание мужчин. Но Джиа оставалась равнодушна к их взглядам - гораздо охотней она проводила время с девушками. Позже ее одноклассники будут рассказывать, что всегда знали о лесбийских наклонностях Джиа. Да она их особо и не скрывала. Будучи далекой от любых моральных ограничений, Джиа не боялась своих привязанностей. Понравившейся девушке она запросто могла отправить букет цветов. «Девочки всегда были проблемой для меня. Я никогда не понимала, почему они меня так волновали», -- напишет она по этому поводу в своем дневнике.
Кэтлин, как и положено родителям, узнала об этом последней, случайно найдя в комнате Джиа любовное письмо от другой девушки. Раразился грандиозный скандал. Кэтлин помчалась вместе с дочерью к психиатрам, чтобы выбить эту дурь из ее головы. Правда, помощь врачей понадобилась самой Кэтлин - им пришлось убеждать женщину в том, что с ориентацией дочери остается только смириться, если, конечно, она не хочет ее потерять.
К тому моменту Джиа уже встречалась с Шенон Беверли. Они познакомились в отделе косметики одного из торговых центров, где работала Шенон. Девушки вместе гуляли, отрывались в гей-клубах, и даже подумывали о том, чтобы объявить себя официальной парой. Но в этих отношениях Джиа вела себя как обычный недолюбленный ребенок – ей не хватало внимания, ласки и заботы. Шенон не знала, как угодить своей герлференд и в результате предложила остаться просто друзьями.
Сейчас уже сложно представить, как бы выглядела дальнейшая жизнь Джиа. Возможно, она бы наша себе более престижную и оплачиваемую работу. Возможно, переехала бы в другой город, где ее никто не знал. Возможно, нашла бы там свое счастье. Но у судьбы на 17-летнюю Джиа были свои планы.
Тот летний вечер 1977 года Джиа проводила как обычно -- тусовалась со своими друзьями в ночном клубе. И именно там ее увидел модный нью-йоркский фотограф Морис Танненбаум. Этих парней можно сравнить с опытными ювелирами, которые с одного взгляда могут отличить драгоценный камень от подделки. Неудивительно, что мелькнувшее в толпе лицо Джиа сразу привлекло к себе внимание Танненбаума. Догнав ее, он тут же предложил ей сделать несколько снимков.
К Джиа подкатывали по-разному. Наверное, и предложение «о фотосъемке» она могла расценить иначе, если бы во взгляде незнакомца увидела знакомую похотливость. Но этого не было и в помине. К тому же, Джиа сразу вспомнила и тех моделей из журналов, которых рассматривала вместе с мамой, и свой первый опыт. Она согласилась, справедливо рассудив, что это ни к чему ее не обязывает.
С прежней легкостью Джиа позировала перед объективом, ее не нужно было учить, как стоять и куда смотреть. Фотографа настолько впечатлил результат, что он предложил ей поехать в Нью-Йорк - в город, в котором начинаются головокружительные карьеры и разбиваются мечты. Когда Джиа сообщила об этом предложении своей матери, та обрадовалась гораздо сильней дочери - типичная реакция человека, чьи собственные амбиции так и остались нереализованными. Кэтлин мгновенно взяла будущее Джиа в свои руки, безапелляционным тоном заявив, что в Нью-Йорк ехать надо, даже если это совпадет с концом света. Более того, она поехала вместе с ней.
Джиа повезло, что ее первое знакомство состоялось не с кем-то, а с Вильгельминой Купер - одной из самых высокооплачиваемых моделей 50-60-х годов. Она основала собственное модельное агентство Wilhelmina Models, переманила к себе лучших фотографов того времени и, благодаря своей дальновидности открыла миру многих супермоделей. Среди них суждено было оказаться и Джиа. Позже Купер так будет вспоминать свою первую встречу с этой девочкой: «Я увидела перед собой не фарфоровую куклу, а человека, в венах которой текла кровь, а не туалетная вода. Да, она выглядела как настоящая уличная хулиганка, но именно эта дикость и придавала ей шарм».
Купер была слишком цепкой, чтобы дать хоть малейший шанс другим агентствам в приобретении алмаза по имени Джиа, поэтому она сразу предложила заключить контракт. Правда, Джиа должна была довольствоваться только тем, что могла заработать – контракт не подразумевал ни медстраховку, ни бонусы. Но ведь это было только начало! Услышав итоги собеседования, Кэтлин разрыдалась от счастья: «Боже, о моей девочке узнает весь мир!» В том, что это произойдет, она не сомневалась ни на секунду. Кэтлин вернулась с Джиа в Филадельфию, но лишь для того, чтобы собрать вещи и благословить дочурку на карьерные успехи.
Агентство Вильгельмины Купер поселило девочку в съемную квартиру, высчитывая стоимость аренды с ее гонораров. Первые несколько месяцев они были крайне скромными -- Джиа участвовала в небольших фотосессиях и показах. «Дорогой дневник, -- писала она в то время. - Это моя жизнь. Одна встреча в 9. 45. Следующая - в 11.15. И как всегда: исчезни, малышка, ты нам не подходишь». С портфолио подмышкой Джиа бегала по кастингам, на которые ее отправляла Купер, и с каждого из них возвращалась с одной и той же мыслью: «У меня не получается!» Но Вильгельмина Купер хотела, чтобы Джиа приобрела то бесценное, без чего невозможна ни одна карьера, а именно - опыт. И лишь увидев, что Джиа освоилась в новой для себя роли, стала доверять ее серьезным заказчикам.
В конце лета 1978 года Джиа снималась для старейшего нью-йоркского универмага Blumingdale. Над ней колдовал фешн-фотограф Артур Элгорт, и по сей день считающийся одним из лучших в мире мастеров. На фоне робких моделей Джиа выделялась своей раскрепощенностью. И Элгорт, конечно, сразу это увидел. После фотосессии он дал девушке серьезный аванс, представив ее своим именитым коллегам из Vogue и Cosmopolitan Франческо Скавулло и Ричардом Аведоном. Однако настоящим прорывом для Джиа стали октябрьские съемки для американского Vogue.
Несколько первых часов съемок прошли как обычно - Джиа выполняла привычную для себя работу: меняла образы, выполняла приказы фотографа. На это раз им был Chris von Wangenheim, идейный автор откровенных эротических фотосессий, филигранно граничащих с порнографией. Он снимал Джиа на фоне металлической сетки. Однако полученные кадры беспощадно отбраковывались. И тогда он предложил Джиа раздеться. Возможно, другая модель на ее месте бы отказалась бы от непристойного предложения, но Джиа для таких сомнений была слишком свободна. Она обнажилась с той же легкостью, с которой когда-то подавала кофе. Однако Крису снова чего-то словно не хватало. И тогда в компанию к Джиа он пригласил ее визажиста Сэнди Линтер. Впоследствии их совместные черно-белые снимки - чувственные, смелые, откровенные, -- многие назвали непристойными. Но именно они и вознесли Джиа на ту высоту, к которой стремится любая модель.
Эти съемки оставили след не только в карьере Джиа, но и в ее сердце -- она влюбилась в Сэнди. «Джиа ухаживала за мной лучше любого парня, -- вспоминала Сэнди. - Цветами, которые она присылала, был заставлен весь дом. Мне нравилось такое внимание, поэтому мы стали встречаться. Иначе и быть не могло - если Джиа появлялась в твоей жизни хоть на минуту, она оставалась в ней навсегда».
Об их отношениях можно судить по записям в дневниках Джиа и воспоминаниям тех, кто в те годы был рядом с ней. Как и в отношениях с Шенон, Джиа требовала к себе много внимания. Она устраивала истерики, если Сэнди долго ей не звонила. Да и сама Сэнди, у которой перед знакомством с Джиа был парень, никак не могла определиться со своей ориентацией. Она то с головой погружалась в отношения с Джиа, то отстранялась от нее на далекое и безопасное расстояние.
Их запутанные отношения протекали на фоне сверхуспешной карьеры Джиа. В течение нескольких месяцев она стала суперзвездой модельного бизнеса конца 1970-х - начала 1980- годов, хотя у большинства моделей этот путь занимает не один год. Снимки Джиа появлялись в США, Америке, Франции на обложках тех журналов, которые считаются Библией в мире моды: Vogue, Cosmopolitan, Elle. За неделю работы в Европе Джиа платили 10 000 долларов, ее годовой заработок был в 10 раз выше -- баснословный для того времени доход. «Я много зарабатывала и могла купить себе все, что хотела, -- откровенничала Джиа. -- Это было здорово. Но известность ко многому и обязывала. Модель всегда должна находиться на виду, чтобы о ней не забыли. Если ты заболела или решила отдохнуть, то будь готова к тому, что тебе придется отработать пропущенное. Это невероятно тяжело».
Вильгельмина Купер однажды сказала: «Запомните мои слова - эта девушка в 80-м году заработает полмиллиона долларов». Вокруг модели по имени Джиа на самом деле творился настоящий ажиотаж. Фотографы и дизайнеры выстраивались к ней в очередь. Ее съемки были расписаны на несколько месяцев вперед. Проведя неделю в Риме, она возвращалась домой, но лишь для того, чтобы собрать чемодан и снова отправиться в Европу. Фотографии Джиа для Версаче и Армани были повсюду. Она отказывалась от заманчивых предложений Playboy и Penthouse, потому что считала их порнографическими. Джиа часто звонила маме, чтобы рассказать ей очередной секрет какой-нибудь знаменитости. Как-то она со смехом поведала ей, что в нее влюбился сам Джек Николсон.
Джиа ввела моду на брюнеток - до ее появления страницы модных журналов были прочно оккупированы блондинками. Фотографы любили ее за то, что она умела быть разной: распутной, невинной, обольстительной, мужественной, нежной. Художники в журналах -- за то, что ее тело не нуждалось в дополнительной ретуши. Редакторы -- за то, что ее фото на обложке неизменно увеличивали тираж их издания.
Но никто не любил ее за то, что она было просто Джиа.
Оставаясь одна, она в буквальном смысле начинала сходить с ума. Джиа была как маленький щенок, который трется о ноги хозяина, требуя, чтобы его потрепали за ухом и погладили. А, не получая ласки, начинает тихонько скулить. Так и Джиа постоянно искала человека, который бы подарил ей хоть немного тепла. «Мир кажется основанным на деньгах и сексе. Я ищу лучшие вещи, чем это - такие, как счастье, любовь и забота», -- писала он в своем дневнике.
Братья считали, что, став звездой, Джиа перестала в них нуждаться. Потом они скажут, что было ошибкой оставлять ее надолго одну - запоздалое признание. Мать приезжала к дочери редко и ненадолго. Модель Джули Фостер, которая в те годы работала вместе с Джиа, рассказывала: «Она могла приехать среди ночи ко мне просто для того, чтобы я ее обняла. Грустное зрелище».
Джиа была одной из тех звезд, которым прощалось все: опоздания, капризы, вспыльчивость. Она могла отказаться от съемки, если считала, что они займут слишком много времени. Могла уйти с площадки, если ей не нравился нанесенный макияж. Ей даже прощали кокаин, который она принимала для того, чтобы взбодриться между бесконечными съемками. Модная тусовка всегда отличалась тем, что жила по своим правилам. Кокаин был одним из пунктов в этих правилах. Раскатывать дорожку считалось признаком хорошего тона и принадлежностью к элите, поэтому никто не обращал на это внимания.
Но в 1980-го году случилось то, что навсегда изменило жизнь Джиа. В январе у Вильгельмины Купер диагностировали рак легких в запущенной форме. И хотя женщина держалась, заявив по поводу страшной болезни, что это всего лишь очередное испытание, было понятно, что она уходит. Купер умерла 1 марта 1980 года в возрасте 40 лет. Когда это случилось, Джиа была на съемках для Vogue на одном из островов в Карибском море. Фотограф Франческо Скавулло вспоминал, что узнав о смерти Вильгельмины, Джиа забилась в истерике и ему всю ночь пришлось сидеть рядом с ней.
Уже в Нью-Йорке, прямо во время траурной церемонии, воспользовавшись моментом, представители нескольких модельных агентств предложили Джиа подписать новый контракт - редкий цинизм. Но таков любой большой бизнес: то, что для одних горе, для других — возможность заработать.
Конечно, в тот момент будущее заботило Джиа меньше всего. Еще один человек, которого она любила, ушел от нее, оставив после себя пустоту. Заполнить ее она смогла только наркотиками. Но теперь это был не кокаин, который придавал сил, а героин, который помогал погрузиться в другую реальность — туда, где не было проблем, одиночества и непроходящей боли.
Филадельфийский опыт общения с отбросами общества не прошел даром -- Джиа легко сходилась с торговцами белой смертью, когда ей требовалась очередная доза. В такие моменты из супермодели она превращалась в обычную наркоманку, одержимую мыслью об уколе. Свои заоблачные гонорары она спускала на убивающее зелье также легко, как зарабатывала. «Пока я скрываю свою тайну - я свободный человек. И только мне одной лучше знать, что со мной сейчас и что меня ожидает», -- писала Джиа в своем дневнике.
Все тайное рано или поздно становится явью - эта истина не требует дополнительных доказательств. О том, что Джиа подсела на героин, стало известно быстро. Слишком часто стали повторяться вспышки ярости. Слишком нервным становилось поведение, когда перерывы между уколами затягивались. Слишком явными стали следы от иглы. Героин все сильней затягивал Джиа в свою воронку.
Информация о героиновой зависимости Джиа мгновенно распространилось по всем модельным агентствам и офисам дизайнеров. Но никто не осмелился сразу приговорить курицу, несущую даже не золотые, а бриллиантовые яйца. Понимая, что блистательная эпоха Джиа Каранджи близится к завершению, из нее спешно выжимали по максимуму. Ей намекали на лечение, но она уверяла, что с ней все в порядке.
Летом 1980 года Джиа Каранджи снималась для американского Vogue. Когда фотографии были отправлены в работу, разразился грандиозный скандал - на них было отчетливо видны кровоподтеки и синяки от иглы. Снимки пришлось обработать прежде, чем отправить их в печать. Но даже это не помешало редакторам других модных журналов приглашать ее для съемок. Осенью 1980 года Джиа, наконец, приняла предложение одного из старейших модельных агентств, принадлежавшего Эйлин Форд. Но прошло несколько месяцев и контракт с неуправляемой моделью, которая в любой момент могла сорвать дорогостоящие съемки, был расторгнут.
В феврале 1981 года Джиа решилась на лечение от наркотической зависимости и легла в реабилитационный центр в Филадельфии. Там она познакомилась с 21-летней Рошель Розен и сразу закрутила с ней роман. Эти отношения стали последними для Джиа. Отношения, которые ее близкие люди называли «грязными и ужасающими».
Джиа не закончила курс – в марте разбился фотограф и ее близкий друг Chris von Wangenheim. Узнав об этом, она сбежала из центра. Полицейские сводки в те дни сообщили о том, что Джиа Каранджи была поймана нетрезвой за рулем авто. Она своровала у матери обручальное кольцо, чтобы продать его и купить героин. Джиа стремительно уходила на дно, но при этом старалась делать вид, что еще в строю. Работа - единственное, что еще держало ее на плаву.
Осенью 1981 года она договорилась о встрече с Моник Пиллард из Elite Agency. «Джиа пришла в свитере с длинными рукавами, – вспоминала Моник. – Когда я попросила ее показать руки, она отказалась. А, помолчав, просто попросила взять ее на работу».
Несмотря на дурную славу, Пиллард заключила с ней контракт. Джиа снова окунулась в знакомую для себя атмосферу. В апреле 1982 года фотограф Франциско Скавулло снял ее для обложки Cosmopolitan. На снимках Джиа держит руки за спиной. Скавулло утверждал, что такой была его задумка. Но многие понимали, что таким образом он хотел скрыть следы от уколов на руках Джиа.
Она снялась в программе «20/20» для канала ABC, посвященной моделям. В ней Джиа рассказывала о том, как завязала с наркотиками. Но ее пустой взгляд и нервозное поведение говорили об обратном, поэтому ей никто не поверил. В мае Джиа пришлось обращаться к хирургу – из-за того, что она постоянно колола героин в одно и то же место, на ее руке начался абсцесс. «Я пыталась контролировать ее поведение, – рассказывала Моник Пиллард в ток-шоу Опры. – Говорила ей о том, что она должна пройти курс реабилитации, если не хочет себя убить. Но Джиа просто не хотела меня слушать».
Она могла отключиться прямо во время работы. Однажды Джиа уснула с сигаретой во рту и обожгла себе шею. Отсчет времени уже давно шел в обратном направлении. В сентябре 1982 года Джиа последний раз появилась на обложке американского Vogue. Последний раз ее заказчиками стали Versace и Armani. Последний раз весной 1983 года она вколола себе героин прямо во время фотосъемки. Некогда блистательную супермодель просто выбросили за дверь – те, кто когда-то были готовы платить ей сумасшедшие деньги, с тех пор ничего не хотели о ней слышать.
Оставшись без работы, Джиа окончательно перестала себя контролировать. Она увеличила дозу героина, тратя на него остатки тех денег, которые заработала будучи моделью. Из наркотического дурмана Джиа возвращалась в не менее пугающую реальность с грязными подворотнями и опущенными людьми. Просыпаясь, Джиа часто обнаруживала на себе спущенные джинсы и разорванное нижнее белье. О том, что эта опустившаяся женщина была когда-то королевой подиума, теперь не напоминало ничего. Невозможно было поверить, что именно она однажды написала в своем дневнике: «Я благодарю Бога за то, что я красива. Если я смотрю в зеркало и нравлюсь себе, значит, я выгляжу хорошо».
Джиа сходилась с Рошель, чтобы придаться с ней героиновой страсти и уходила на улицу, чтобы заработать на очередную дозу. «Это было страшное время, – вспоминала Кэтлин. – Наркотическая зависимость Джиа снова сблизила меня с бывшим мужем Джо. Мы ожидали всего, ведь ради наркотиков люди способны на многое. Каждый день мы ждали звонка с сообщением, что наша дочь мертва».
Именно по настоянию родителей измученная Джиа легла в Eagleville Hospital, который находится в округе Монтгомери, штат Пенсильвания. Она полностью прошла курс детоксикации. У Кэтлин даже появилась надежда, что на этот раз ее дочь выкарабкается. Во время лечения Джиа сдружилась с Робом Фэй, который тоже пытался справиться с наркотической зависимостью. Это был один из немногих мужчин в ее жизни, которому она могла доверить свои переживания. Они вместе гуляли по парку, разговаривали о Боге и делились тем, что им удалось пережить.
После лечения Джиа устроилась в магазин джинсовой одежды в пригороде Филадельфии. Но для этой работы она была слишком известной. Ее жалели одни, над ее сломавшейся карьерой посмеивались другие. Она приносили журналы, на обложках которых когда-то она блистала Джиа. Ей ничего не оставалось как бросить работу и переехать в дом матери.
В начале лета 1986 года Кэтлин отвезла простывшую Джиа в больницу. Женщина думала, что у ее дочери банальное воспаление легких. Но врачи поставили Джиа страшный диагноз – СПИД. Очевидно, она несколько лет жила с ВИЧ, но не догадывалась об этом. А простуда лишь добила измученный организм.
СПИД и сейчас звучит приговором, а в середине 1980-х он и вовсе вызывал ужас. Еще не были изобретены лекарства, которые бы хоть ненамного, но могли продлить жизнь таким больным. Еще точно не было известно, как он распространяется. Поэтому Кэтлин никому не стала говорить о том, чем именно больна ее дочь.
Больную Джиа перевели в филадельфийский Hahnemann University Hospital. Она уходила долго и мучительно: постепенно слабела, ноги переставали ее слушаться – сначала она могла ходить только с палочкой, потом слегла окочательно. Кэтлин вспоминала, как во время одной из последних прогулок по парку Джиа спросила: «Я могла несколько раз умереть от передозировки. Почему Бог меня спасал?» Возможно, Джиа понимала, что ей просто давался шанс, которым она так и не воспользовалось.
Когда Джиа уже не могла ходить, врачи поместили ее в изолятор. Ее тело стало покрываться язвами, у нее часто открывались вагинальные кровотечения. Медсестры отказывались подходить к ней. Все заботы по уходу взяла на себя Кэтлин – когда-то бросившая дочь, теперь она не оставляла ее ни на минуту. Кэтлин запрещала навещать Джиа даже ее братьям. Единственный человек, для которого она сделала исключение, был Роб Фэй. Во время одного из визитов Джиа, уже подключенная к искусственной вентиляции легких, ослабевшей рукой, не видя, нацарапала на клочке бумаги всего два слова: «Я надеюсь».
Она умерла утром 18 ноября 1986 года. Кэтлин не хотела, чтобы Джо, Джо-младший и Майкл видели, как болезнь изуродовала тело их дочери и сестры – Джиа хоронили в закрытом гробу. О том, что она умерла, в модельном мире узнали лишь несколько месяцев спустя. На ее надгробном памятнике выбиты даты рождения, смерти и надпись: «Любимой дочери».
Жизнь Джиа Каранджи была такой, какой она сама описала в своей сказке про маленькую девочку: «Но люди в деревне, в которой жила девочка, были очень бедные. И каждую ночь они пробирались в дом и отрезали прядь ее золотых волос. «Она даже не заметит», – говорили они. В конце концов она лишилась всех своих золотых волос и стала никому не нужна...»
