Тема смерти всегда привлекала внимание человека, но только художники старались по-новому осмыслить её и вознести до уровня аллегории. На излете советской империи, когда разложение старого мира явственно ощущалось всеми гражданами большой страны, появилось новое художественное течение – некрореализм. Его главными темами стали патология и физическая кончина как новое состояние объекта «человек».
Пролог
Корни некрореализма стоит искать даже не в восьмидесятых, а в середине семидесятых годов. Общественно-политическая жизнь страны застыла в студне брежневского правления. По ту сторону занавеса создана компания Apple, «Вояджер-1» бороздит просторы Солнечной системы, зарождается вселенная «Звездных войн». По эту — дефицит товаров первой необходимости, изобилие очередных наград генсеку и культура, размышляющая о метафизической обыденности. Весь СССР напоминает город Глупов Салтыкова-Щедрина, мирно дремлющий в ожидании неотвратимого и сокрушительного Оно.
В это время в Санкт-Петербурге сколачивается панковская тусовка, держащая равнение не на идеологически чуждых Sex Pistols, а на философию молодого художника Евгения Юфита. Легенда питерских панков Андрей «Свин» Панов характеризовал этот период просто.
Мы все находились под влиянием Юфы. Никакие панки здесь вообще ни при чём – никакие Роттоны, никакие Пистолзы. Все это Юфины телеги.
Бушующая энергия молодости не позволяла телу раскисать в застойной повседневности. Но, так как Петербург — город культурный, безмерное количество алкоголя и необъятные лесные массивы Ленобласти стали не частью криминальной хроники, а декорациями перфомансов. Изрядно выпившие молодые люди гонялись друг за другом по лесам и весям, устраивали показные драки в прилично-публичных местах и делали всё, чтобы взбаламутить тихий омут действительности.
И вот генеральные секретари начали умирать один за другим. Ощущение конца «прекрасной» эпохи и абсолютной непредсказуемости будущего прочно поселилось в головах. Дух времени всё отчетливее тянет смрадом. Показательных драк уже недостаточно, нужны другие выразительные средства: живопись, литература, фотография — всё, что может запечатлеть расползающийся по швам мир соцреализма. С легкой руки Евгения Юфита новый художественный взгляд окрестили некрореализмом. Самое громкое заявление о себе некрореализм сделал в кино.
Взрослые игры: 1984-1988 гг.
В 1984 году Юфит создает «Мжалалафильм». Мжа — забытое русское слово, означающее сонливость, дремоту, а в некоторых вариантах — гниль и труху. Лала — бессвязный и беззаботный детский лепет. Первые картины, снятые на студии, балансируют именно на границе абсурдной жизнерадостности и упоения смертью. Первые некрореалисты, представители московской и петербургской богемы, часто использовали соответствующие псевдонимы: Андрей Мертвый (Курмаярцев), Евгений Дебил (Кондратьев), Леонид Трупырь (Константинов), Юрий Циркуль (Красев), Олег Котельников, Владимир Кустов.
Киноопыты тех лет никак нельзя отнести к высоколобому искусству. Фильмы снимались на любительскую шестнадцатимиллиметровую камеру и мало отличались по содержанию от ранних перфомансов. «Санитары-оборотни» и «Лесоруб», появившиеся в 1984 году, заложили основы эстетики некрореализма на экране. Вдохновленные немым кино и анатомическим атласом, эти вещи выворачивали наизнанку установки соцреализма и смещали акценты общепринятой морали. Герои прошлого, люди, рожденные для труда и подвига, превращались в маньяков-садистов, зацикленных в бессмысленной круговерти общественной жизни. Действие фильмов подчеркнуто ирреально: никакой логики повествования, избиение куклы, не связанные с сюжетом титры-комментарии и грим из подручных материалов. На фоне кровавого беспредела, творящегося на экране, играло бодрое музыкальное сопровождение. Тупость, бодрость, матерость — фундаментальная триада некрореализма того периода. Зрителя, привыкшего сопереживать увиденному, накрывал когнитивный диссонанс, публика на закрытых показах четко делилась на восторгающихся и проклинающих. Равнодушных не было.
В последующих фильмах, «Весна» (1987), «Мужество» (1988) и «Вепри суицида» (1988), некрореалисты начали отходить от контркультурной бесшабашности. Но камера также пристально вглядывалась в запретные и сокровенные стороны человеческого бытия и не-бытия: насилие, гомосексуальность, мазохизм, метаморфозы тела после смерти. В 1987 году «Мжалалафильм» получает свою каноническую заставку — картину Леонида Трупыря «В камышах». С холста на нас смотрят два моряка, шея каждого украшена странгуляционной бороздой. Некрореализм восстал из болота табуированных тем агонизирующего строя и шел покорять большой мир.
Элитарная некроэстетика и распад внутри движения: 1989-1998 гг.
Перемены, которых требовали так долго, наступают. Подпольное искусство показывают в государственных музеях, говорить можно о чём угодно, но лучше иметь теоретическую базу, чтобы доходчиво объяснять широкой публике свои идеи. В стан некрореалистов вливаются новые силы: Игорь Безруков, Сергей Чернов, Владимир Маслов, Сергей Серп, Валерий Морозов; Евгений Юфит оттачивает режиссерские приемы в мастерской Александра Сокурова.
Новый этап творчества открывает фильм «Рыцари поднебесья» (1989). Над картиной витает тень «Сталкера», съемки проходят на «Ленфильме». Несмотря на переход к 35-тимиллиметровой пленке, оформленный сценарий, более-менее профессиональную постановку, на зрителя снова обрушивается абсолютная нелогичность происходящего, псевдосуицид, символика распада и тлена. Во время одного из монологов актер в кадре просто шевелит губами, его озвучивает человек, стоящий на голове.
В центре сюжета — некий эксперимент, в котором участвует группа разведчиков. В чём цель эксперимента, почему герои названы рыцарями поднебесья, в чём смысл каждого отдельного эпизода и их совокупности — судите сами, визуальный ряд предлагает самое широкое поле для толкования.
Некрореалисты становятся желанными гостями на официальных выставках современного искусства, зарубежных фестивалях и биеннале. Отчасти это и вносит разлад в их стройные, дружные ряды. Одни хотят по-прежнему буйствовать и ерничать, другие — теоретически обосновать концепцию некрореализма и вырасти в больших серьезных художников. Костяк движения в 90-х годах, помимо Евгения Юфита, составляют Владимир Кустов и Сергей Серп.
В 1991 году Евгений Юфит снял «Папа, умер Дед Мороз» — первый его полнометражный фильм, вышедший под знаменем «Ленфильма». Картина была поставлена по мотивам рассказа А. К. Толстого «Семья вурдалака». От Толстого здесь мало, а от некрореализма много: деревня, полная одержимых психопатов, в приятную компанию которых попадает главный герой и еле уносит ноги, попутно придерживая сползающие штаны. Фильм тепло встретили на кинофестивале в Римини и даже дали главный приз. Соавтором картины выступил Владимир Маслов, благодаря которому диалоги и сюжет приобрели определенную драматическую целостность. В таком соавторстве созданы «Деревянная комната» (1995) и «Серебряные головы» (1998). В 1998 году Владимир Маслов умер и творчество Евгения Юфита перешло на другой этап.
Владимир Кустов в девяностые годы исследует некрореализм с иной стороны. Он больше заявляет о себе как художник, пишет картины и создает инсталляции. Попутно вводит в теорию «мертвого искусства» понятия некростатики и некродинамики. Основной мотив его творчества — переплетение жизни и смерти в процессе умирания.
Интерес к пограничным состояниям человека привел Владимира Кустова к созданию в Санкт-Петербурге Музея сновидений Зигмунда Фрейда, который исправно функционирует с 1999 года.
Сергей Серп долгое время жил в Париже и проповедовал искусство некрореализма среди французских художников и искусствоведов. Образы его творчества характерны: фрагменты человеческих тел, фольклорная тематика, плавно перетекающая в образ умирающей русской деревни, русские избы из необработанных досок. В отличие от монохромного мира Юфита или синюшной палитры Кустова, Серп создает свои произведения, используя яркие оттенки желтого и зеленого. И есть в этом что-то от раннего некрореализма, смерть без скорби, пир во время чумы.
Но всё на свете увядает и имеет конец. Даже концептуальное искусство, поставившее на, казалось бы, вечную тему.
Смерть «мертвого искусства»: наше время
Последний полнометражный фильм Евгения Юфита, «Прямохождение», вышел в 2005 году, а сам главный идеолог отечественного некрореализма умер в конце 2016 года. Владимир Кустов и Сергей Серп продолжают рисовать в выбранном стиле и представлять новые инсталляции. Работы мастеров некрореализма выставляются по всему миру. Но всё это — признанный арт-хаус, экспериментальное кино, искусство, оправдывающее ожидания.
Некрореализм, как и русский рок, остался в своей эпохе. Формально, и мэтры при деле, и атрибутика доступна, и фестивалей хоть отбавляй. А вот сила художественного влияния уже не та. Разве лежащего в Мавзолее Ленина кто-нибудь назовет молодым и энергичным лидером?
Некролог
Академизм убивает творчество. Художественное произведение в рамках различных трактовок, научных дискуссий и теоретических обоснований теряет всякую прелесть и остроту, превращается в собственное чучело. После гласности, экономической шоковой терапии, девальвации, изменения культурного дискурса, круг вещей, которые могли бы поразить русского человека, сузился почти до точки. И точку можно поставить в развитии некрореализма.
В 80-ые годы зрители были ошарашены дерзостью этого художественного течения. Вдохновенное любование процессом умирания, герои, будто сошедшие со страниц книг о психопатологиях… Это притягивало и отталкивало, будоражило, выдергивало из привычного миропонимания.
В 10-ые годы ХХI-го века юные зрители популярных пабликов «ВКонтакте» недоуменно пожимают виртуальными плечами. Мы живем в реальности фильмов Балабанова и видимости жизни в социальных сетях. Некрореализм стал питательной средой для окружающего нас культурного контекста.
Не бойтесь, королева… не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.
М. Булгаков. Мастер и Маргарита
