Чью-то целую жизнь — 30 лет — в Мамоновском переулке существует Театр Юного Зрителя. Раньше в этом здании тоже был театр, но другой. А еще раньше — третий. Так, слегка прошерстив биографию царя Гороха, доходим до Мамоновского театра миниатюр — он тут базировался с 1911 года. У руля стояла актриса Мария Арцыбушева, и это ей вполне удавалось.
Театр работал по принципу антрепризы и отличался от прочих тем, что спектакли строго ограничивались по времени — ровно полтора часа, и в один вечер давалось несколько представлений. «Начинаясь с 7 часов вечера, спектакли будут повторяться ежевечерне три-четыре раза, уподобляясь, таким образом, кинематографу».
Тем временем 24-летний Александр Вертинский, будущий певец, сочинитель и кумир всех барышень первой половины ХХ века, завоевав в родном Киеве репутацию начинающего литератора, приехал ловить удачу в Москву. Удача пока в руки не давалась: он продавал открытки, грузил арбузы, работал корректором, был даже помощником бухгалтера, но его быстро выгнали «за неспособностью». И вот он бродил по улицам неподалеку от Театра миниатюр, где и встретил Арцыбушеву.
О встрече он вспоминал так:
«– Что вы шляетесь без дела, молодой человек? Шли бы лучше в актеры!
– Но я же ничего не умею!
– Не умеете, так научитесь! – сказала она.
- Но сколько я буду получать за это?
- Получать? Вы что? В своем уме? Ни о каком жаловании не может быть и речи. Но в три часа мы садимся обедать, борщ и котлеты всегда найдутся. Вы можете обедать с нами».
Школа была хорошей: каждый в театре пробовал себя в разных жанрах, использовался во всем разнообразном репертуаре — Арцыбушева была женщиной хозяйственной. В первой рецензии его имя упоминалось так: «Много смешил Вертинский – еврей». Здесь же, в Мамоновском, Александр Николаевич впервые запел на публике: «...Или вдруг М. А. ставила одноактную оперку Пергамента «Княжна Азвякова» и энергично решала, что главного героя, какого-то Доброго молодца, должен петь я.
– Но я же не умею петь! Я никогда не учился этому, – пробовал я возражать.
- Неважно. Научитесь. Разучивайте роль!
И я пел. Как? Не будем говорить об этом».
Здесь же родился образ печального Пьеро: белое лицо, красная рана рта, картавящий, несколько жеманный голос — все такое неземное. А начиналось с прозы — борща и котлет.
Мария Кронгауз
