Мастера холмогорской резьбы по кости и сегодня проживают на родине Ломоносова, стараясь сохранить старинное искусство
Холмогорская резьба по кости — старинное искусство, шедевры которого украшали покои императоров и аристократов. Единственная местность, где эта традиция не прерывалась никогда, — Куростров в дельте Северной Двины. В течение четырех веков косторезы острова передают свое искусство из поколения в поколение. Но сегодня их осталось только два десятка человек.
Текст и фото: Алексей Макеев
"На косторезку?!" — удивился водитель "Нивы", когда я попросил подвезти на фабрику резьбы по кости в селе Ломоносове. По его убеждению, старая фабрика давно развалилась, а новую — который год никак не достроят. Водитель ошибался, хотя и сам он — житель этого села на Курострове вблизи Холмогор — родины Михаила Васильевича Ломоносова. Позвонив мастеру-резчице Ирине Проурзиной, с которой мы договаривались о встрече, я выяснил, что ехать нужно на старую фабрику.
Неказистое двухэтажное здание фабрики действительно больше походило на приговоренный к сносу барак. Тусклый свет из двух окон еле пробивался сквозь проливной дождь. Пройдя темным пыльным коридором, заставленным еще советскими станками, мы вошли в теплую, светлую мастерскую. И тут я невольно содрогнулся. Мне показалось, что я очутился в стоматологическом кабинете старой советской школы: свирепое жужжание бормашины и соответствующий запах живо напомнили забытые ощущения...
РЫБИЙ ЗУБ
"Рыбий зуб" — так в старину называли клык моржа, резьба по которому была широко распространена на северных берегах. Этот один из самых ярких народных промыслов средневековые путешественники прозвали "резьбой русов". Английский дипломат Джильс Флетчер в своем труде "О государстве Русском", изданном в 1591 году, рассказывает, что "рыбьи зубы" вывозились персиянами и бухарцами за границу. Резали также и по бивням мамонта, которые добывали как на берегах Северного Ледовитого океана, так и в районе современного Архангельска. Видимо, северяне слабо представляли себе ископаемых животных, потому как и бивни именовали "рыбьим зубом". Такое название закрепилось даже за бивнями слонов, которые позднее стали привозить в Россию для резьбы нашим искусным мастерам. А вот такой образ слоновых бивней явлен в былине о Вольге Святославиче, когда герой подошел к вратам "града Индейского":
Стоит подворотня — дорог рыбий зуб,
Мудрены вырезы вырезано,
А и только в вырезу мурашу пройти.
На Поморской земле в XVII–XVIII веках с резьбой по кости произошло нечто вроде эффекта "бутылочного горлышка" — рождение знаменитой холмогорской традиции и угасание промысла в других регионах края. Центром традиции, по всей видимости, были не Холмогоры, а окрестные деревни — прежде всего Куростров. Во всяком случае, многие мастера, чьи имена сохранились в истории, работали на этом довольно большом острове. Так, в середине XVII века всю семейную артель косторезов Шешениных пригласили в Москву, где они трудились в Оружейной палате и реставрировали трон царя Ивана III.
Холмогорская традиция, впитав некоторые элементы классицизма, окончательно сложилась в петровские времена. Ее характерные черты — изящный завиток, который мастера множество раз преобразовывали по формам и размерам, и, конечно, яркие северные темы, раскрытые в тончайшем ажуре: летящие за ветром олени, заснеженные просторы, всполохи северного сияния. Из кости резали женские украшения, вазы, шкатулки, шахматы, ножи для бумаги. Но более всего гребни. Были даже особые мастера — "гребенщики". Старообрядцы заказывали у косторезов особые четки — "лестовки". Так, в холмогорской торговой книге значится мастер Саламатов, у которого "куплено пять лестовок рыбьей кости на шелковой тесьме, осинового цвета и с лепесточками прорезными".
Заказчиками резчиков были и царские особы. Например, в покоях Екатерины I имелись четыре резных костяных образа в золотой и серебряной оправах, а свои личные вещи императрица хранила в "холмогорских ларцах". Подобные шедевры теперь выставляются в Эрмитаже, Русском музее, Оружейной палате. Богатая коллекция холмогорской резной кости хранится в Гамбурге в Музее Альтона — собрана она из предметов, которые привозили из России немецкие купцы и моряки в течение столетий.
В музее села Ломоносова коллекция работ косторезов не столь древняя, но зато обширная и разнообразная — всего около 600 предметов. По большей части это творения мастеров недавнего прошлого, среди которых есть заслуженные и народные художники страны. Особняком в экспозиции стоит икона XVIII века, вырезанная из мамонтовой кости. Образ во многом загадочный, о его происхождении мало что известно — музею он достался в 1977 году от жительницы Ломоносова Татьяны Пестовской. Официальная версия гласит, что на иконе изображены святитель Дмитрий Ростовский и великомученица Екатерина. Однако во внешнем облике святой Екатерины без труда узнаются характерные черты Екатерины Великой. Некоторые полагают, что и святитель на иконе совсем не Ростовский, а Мирликийский — Николай Чудотворец. Однако историческая связь между Екатериной II и Дмитрием Ростовским существует. В 1763 году в Ростове Великом только-только вступившая на престол Екатерина II принимала участие в торжественном перенесении мощей святителя Дмитрия. Таким образом было положено начало традиции паломничества российских императоров ко гробу ростовского святителя.
Существует легенда, что родоначальником искусной резьбы по кости на острове был один из Ломоносовых, получивший образование в Петербурге. Такую историю рассказывали местные жители исследователям в конце XIX века. Но это, конечно, всего лишь легендарное предание — промысел появился на острове задолго до нашего первого ученого. В бытность свою на родине сам Михайло Ломоносов, видимо, косторезным делом не увлекался, однако водил с резчиками знакомство. Грамоте будущего академика обучал не только дьячок местной церкви Сабельников, но и косторез Иван Шубной, дядя которого, Фома Шубной, снабдил юного Михаила тремя рублями на дорогу в Москву. Со своим сверстником — резчиком Осипом Дудиным — Ломоносов читал книги из богатой библиотеки семейства Дудиных. Здесь Михайло открыл "врата своей учености" — как он отзывался о "Грамматике" Смотрицкого и "Арифметике" Магницкого.
Став первоклассным мастером, Осип Дудин последовал по стопам своего земляка и перебрался в Петербург. Первые деньги в столице Дудин заработал не без помощи Ломоносова. Михаил Васильевич убедил Академию наук купить у костореза большой бивень мамонта для лабораторных исследований. Заказов Осипу Дудину тоже долго ждать не пришлось — сработали объявления, данные в "Санкт-Петербургские ведомости". Немало шедевров сделал мастер для высшего света. Его шахматами из кости мамонта играл наследник престола Павел Петрович — будущий император Павел I. По заказу Соловецкого монастыря Осип Дудин вырезал кубок, в орнамент которого вмонтировал 58 медальонов с портретами российских правителей — от Рюрика до Екатерины II. Позднее, уже 70-летним старцем, мастер последовал за своим шедевром в Соловецкую обитель, отойдя от дел мирских и приняв постриг.
Начинал резчиком на Курострове и великий русский скульптор Федот Иванович Шубин — сын первого наставника Ломоносова, Ивана Шубного. В 1759 году, опять же с рыбным обозом, Федот ушел в Петербург. Ломоносов устроил своего земляка в Академию художеств в класс французского скульптора Жилле. Федот Шубин окончил Академию с Большой золотой медалью, после чего отправился учиться в Париж и Рим.
Однако в конце XIX века холмогорская резьба пришла в упадок, доживали свой век последние мастера на Курострове. Возможно, так бы и кануло в Лету искусство резьбы, если бы не случай. Летом 1885 года родину Ломоносова посетил великий князь Владимир Александрович. Младшего брата императора Александра III встречали хлебом-солью на резном блюде из моржовой кости. Великий князь поразился искусной работе, заинтересовался и, выяснив, что косторезное искусство пребывает в плачевном состоянии, решил его поддержать. Класс косторезного мастерства открылся в том же году в Ломоносовском училище, построенном на пригорке, где когда-то стоял дом отца Михайло Ломоносова.
В советское время в селе появилось косторезное училище. Здесь же для его выпускников организовали артель. В 1941 году артель прекратила свое существование — все косторезы ушли на фронт. Но два года спустя где-то в коридорах власти задумались о том, что вместе с мастерами может погибнуть и все традиционное искусство. Оставшихся в живых мастеров вернули с фронта в Ломоносово, а после войны артель выросла до масштабов фабрики.
ВТИРАЛЬНИК И КЛЕПИК
Ирина Проурзина — представитель нового поколения мастеров холмогорской резьбы. Специалисты по народным промыслам в Архангельске неслучайно советовали мне обратиться именно к ней. Изящный почерк Ирины сделал ее известным мастером как на Курострове, так и в Архангельске. Даже водитель "Нивы", полагавший "косторезку" развалившейся, хвалил работы Проурзиной.
— Ломоносово — моя вторая родина, — рассказывает Ирина. — Я родилась и выросла в Няндоме, что в восьми часах езды на поезде к югу от Архангельска. Собиралась поступать в художественное училище в Архангельске, но в последний момент мама прочла объявление в газете о наборе в косторезную школу. А у меня в памяти осталась прекрасная костяная брошь, подаренная сестре знакомыми из Ломоносова. Я решилась учиться на костореза. Ехала в никуда, даже не знала, что здесь остров, на который можно попасть только на пароме. Тогда, в 1997 году, училище теряло популярность на глазах: на наш курс поступили 23 человека, до конца доучились 13, а остались работать косторезами только двое. Преподавали нам первоклассные мастера, учили по всем канонам древнего промысла. Первый год обучения мы работали традиционным ручным инструментом: втиральниками и клепиками. Осваивали старую технику цветной гравировки — часами вручную втирали в кость краски, сваренные с пчелиным воском. А однажды я пришла в гости к третьему курсу, и они мне дали попробовать резать бормашиной. Но у меня в руках вдруг слетел наконечник, раздался жуткий скрежет — с испуга я его отбросила от себя подальше. Наблюдавшие за этим старшекурсники однозначно заключили, что не быть мне никогда косторезом. А в итоге получилось так, что только я одна из присутствовавших тогда осталась работать по специальности — остальные разъехались кто куда, резьбой не занимаются. Конечно, мне очень повезло с учителем. С самого начала моим наставником был Николай Алексеевич Лялин — по-моему, непревзойденный в наше время мастер. Я и теперь хожу к нему советоваться, искать интересные творческие решения.
Муж Ирины — тоже выпускник косторезного училища, но в жизни предпочитает заниматься не резьбой, а совсем не связанными с творчеством делами. Сожалеет Ирина, что и ее 13-летний сын никакого интереса к косторезному искусству не проявляет. Надеется на дочку, родившуюся в прошлом году.
Сейчас холмогорская резьба находится в таком же положении, как и в конце позапрошлого века. Косторезное училище едва держится на плаву — в последнее время набирает не более пяти студентов в год. Фабрика формально не существует. В уцелевших помещениях работает около 10 мастеров. Еще столько же режут кость на дому, предпочитая не связываться с фабрикой: отапливается здание через пень-колоду, так что мастера порой мерзнут за работой.
А каких-то двадцать лет назад жизнь кипела на двух этажах фабрики, в мастерских около сотни мастеров трудилось! В основном делали "плановые" броши, кулоны, мундштуки, фигурки животных... На том фабрика и погорела — "план" в новое время оказался никому не нужен. Теперь мастера занимаются авторскими изделиями. И в этом смысле холмогорское искусство переживает творческий подъем. Ну а внешне промысел угасает.
Но, к счастью, власти все-таки решили поддержать его. Новое здание, которое объединит фабрику, училище и общежитие для студентов, планировали открыть к 300-летнему юбилею Ломоносова, отмечавшемуся в 2011 году. Снаружи строение выглядит почти законченным — оно красуется прямо напротив окон мастерской Ирины. Тем не менее сдать объект в эксплуатацию не могут уже три года...
Косторезам нужно не только новое помещение. Большие сложности они испытывают и с материалом для работы. Конечно, уже давно холмогорские мастера используют не только бивни моржа и мамонта. Еще в XIX веке к традиционным "рыбьим зубам" добавились как настоящие зубы — кита кашалота, так и большие трубчатые кости крупного рогатого скота — так называемая цевка. И все же.
— Сейчас время такое, что мамонта проще достать, чем корову, — негодует Ирина. — Мамонта хотя бы купить можно, а цевку где взять? Животноводство у нас все развалилось, коров приличных нет. Если кто из частников и забивает, то молодняк, у которого кость тонкая и узкая — работать с ней сложно. Раньше нам цевку поставлял Вельский мясокомбинат, вываривал ее определенным образом, мы получали пригодный для резьбы материал. Теперь перебиваемся кто как может. Если попадаются хорошие кости, мы их сами вывариваем в котле с содой. Или закапываем кости на год, чтобы земля и грызуны довели их до нужного состояния. Можно сказать, вернулись к древним традициям добычи кости. Выходим порой на раскопки. Где у нас какие склады с костью были или скотомогильники — ищем, выкапываем.
"ПРАВ БЫЛ КОНФУЦИЙ..."
Вот в руках у Ирины с трудом добытая крупная трубчатая кость. Сначала на обычной циркулярке она кроит кость на пластины. Чтобы стать косторезом, нужно обладать не только художественными способностями, но и недюжинной смелостью. Скольким опытным столярам циркулярная пила покалечила руки! Я с изумлением смотрел, как Ирина голыми руками работает с костяными пластинами, как ее пальцы оказываются буквально в миллиметрах от безжалостной пилы...
Сформировав заготовку для будущей броши, Ирина принимается за ручную работу: набрасывает карандашом эскиз, сверлит маленькие дырочки для лобзика, аккуратно опиливает рисунок. Дальше следует работа с бормашиной. Наконечники косторезы используют как стоматологические, так и самодельные: "шкуркодержатели" с накрученной наждачной бумагой, большие "дробилки", мохнатые "полировки"; совсем крохотные боры применяют для нанесения тонкой гравировки. Относительно недавнее изобретение местных мастеров — "вывертка" для вырезания из кости бисера. Для нее же на столе Ирины стоит обычная жестяная банка, превращенная в сито. Чтобы бисер не разлетался по мастерской, его вырезают над этой банкой, а затем просеивают получившиеся цилиндрики, чтобы отделить костный мусор и пыль. К появляющемуся при работе с бормашиной пронзительному "стоматологическому" запаху косторезы привыкают быстро. По запаху даже могут определить, какая кость обрабатывается: мамонтовая, моржовая или коровья.
— Самые тонкие ажурные орнаменты режем традиционным ручным инструментом, — показывает Ирина горсть резаков и тончайших надфилей, больше похожих на шило. — Такой инструмент мастера делают сами. В зависимости от работы втиральники (профессиональное название косторезных надфилей. — Прим. авт.) могут быть трехгранные, квадратные, круглые. Обрабатывать ажур втиральником — это самая долгая и кропотливая работа. Относительно простую брошь я делаю три-четыре часа. Более сложные — пару дней, а иногда и неделю. Стараюсь выстраивать интересные композиции, беру разную кость, играю с цветом. У мамонта — структура тонкой полукруглой сеточки, можно использовать и его коричневую корку; у моржа — кость благородная, матово-белая, как будто прозрачная; кашалот — спокойного желтого или кремового оттенка. Часто до определенного этапа вещь сделаю — дальше не идет. Я ее откладываю в сторону. Благо над нами "плана" нет, можно заниматься художественным творчеством, тем, к чему в данный момент душа лежит. А отложенное доделываю, когда появится настроение, придут нужные идеи. Бывает так, что вещь сначала резалась, как воздушный ажурный кулон, а прошло время, решила под него коричневого мамонта подложить — получилось интересное яблочко. Или вот придумала серьги, да чувствую, чего-то не хватает. Решила сама их пока поносить — может, появятся свежие мысли, как крепление, например, поудобнее сделать.
Косторезы сегодня работают по своему вкусу, но все же старой традицией пропитаны творения большинства мастеров. Здесь и знаменитый холмогорский завиток, и овальные формы с выпуклым цветочным ажуром, северные олени, сказочные образы птицы счастья, царевны-лягушки, молодильные яблоки...
Сбытом своих изделий косторезы занимаются сами: продают на ярмарках, сдают в ювелирные салоны в Архангельске, кто-то использует Интернет, кто-то свои изделия отправляет посылками в Петербург, кто-то — на Камчатку. У Ирины в летнее время и на острове сбыт хороший, туристы заглядывают в ее мастерскую каждые выходные. В основном покупают женские украшения: кулоны, броши, серьги, колье. Мужчины чаще берут скульптурки мамонтов. Вещи в старинном духе — гребни или ножи для резки бумаги — популярностью не пользуются, их делают только под заказ.
Вместе с Ириной в мастерской работает ее напарница Татьяна Вишнякова, которая также приехала в Ломоносово в начале 90-х годов, увидев в газете объявление о наборе в косторезное училище.
— Сама я с верховьев Пинеги, — рассказывает Татьяна. — Семья была большая, и родители отправили меня учиться на костореза. Тогда здесь студенты жили на полном гособеспечении. А рисовать я любила всегда, и вступительный экзамен по рисунку сдала на отлично. Вышла замуж за парня со своего курса и осталась работать на фабрике. Когда предприятие обанкротилось — ушла торговать в магазин. У меня тогда уже были дети, была необходимость зарабатывать. Торговле отдала восемь лет, а год назад вернулась к резьбе. Все-таки это неправильно — просто как-то зарабатывать, когда есть дело по душе. Тем более сейчас — творить можно без "плана", в свободном полете. Прав был Конфуций, когда говорил: "Выбери себе работу по душе, и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни".
