Абд-ар-Рахман ибн Мухаммед ибн Хальдун аль-Хадрами — это длинное имя дошло из Северной Африки седьмого века мусульманского календаря. Носивший его принадлежал к потомкам знатных иберийцев, за столетие предчувствовавших возвращение Испании христианами.
Это был араб, которого не восхищали мусульманские завоевания, и придворный, не трепетавший перед иерархией. Ему претило движение вышедших из пустыни племён, которые уже семь столетий оставляли следы в унылых распевах, шатрах, наречиях, проповедях, очертаниях скул, детях, формах клинка, суевериях, эпосе и названии мест.
Они думали, что пришли навсегда.
Их династиям ибн Хальдун отводил три поколения.
"Страна, завоеванная арабами, обречена на погибель, - пренебрегая патриотизмом в угоду истине, осуждал он попытки кочевников управлять оседлыми. - Из всех народов арабы наименее способны управлять империей».
В двадцать ибн Хальдун стал политиком и четверть века вёл жизнь «встреч вечером и расставаний утром». Он служил семи правителям, бывая то в Фесе, то в Гранаде, то в Севилье. При дворе Педро Жестокого он видел былую славу своих предков. В Дамаске — висячие сады, головы на пиках и толпу прокажённых. Воспитанный в Традиции, он клялся Кораном. Совершив хадж, не верил, что халиф — тень Аллаха на земле. Он был всегда на людях, растворяясь в словах, поручениях и сиюминутности.
А потом было уединение в крепости Калъат-ибн-Салама, изучение древних свитков, шесть томов «Всеобщей истории», населённая бедуинами «Мукаддама» (Книга назидательных примеров), проводы верблюжьих караванов и опровержение линейного времени в угоду возврату, смене и повторению. История представилась ибн Хальдуну вращением колеса, в её хаосе проступил едва уловимый порядок.
Что подтолкнуло его к уединению, мы не знаем. Он явно лукавил, когда писал о внезапно нахлынувшем отвращении к дипломатии. Четыре года, когда он не наблюдал царств, рушащихся вокруг, но пытался разглядеть узор в череде их взлётов и падений, — ничто в сравнении с семьюдесятью, отданными суете. Ибо вскоре он опять вернулся к политике.
Ибн Хальдун не имел ни предшественников, ни преемников. Его философия осталась чужда современникам, жизнь которых была «одинока, бедна, отвратительна, груба и коротка». Перед смертью он занимал высокие должности в Египте. Его имя вошло в александрийскую книгу судей. Отсюда, с вершин пирамид, он наблюдал движение новых кочевых завоевателей - турецких племён, размётанных по земле, оставляющих следы в песнях, шатрах, диалектах, проповедях, формах клинка, детях, очертаниях скул, суевериях, эпосе и названии мест. Став прошлым, автор «Мукаддамы» окликнул будущее. Он воскрес в философии Тойнби и Шпенглера.
И этим подтвердил цикличность в мире идей.
