"Русская мысль и революция 1917 года" - с такой лекцией в БФУ им.И.Канта выступил Алексей Козырев, доцент кафедры истории русской философии МГУ им.М.В.Ломоносова, специалист по русской религиозной философии, известный популяризатор науки (достаточно вспомнить проект "Постнаука", программу на радио "Маяк" или проект нашего университета "PhilosoFAQ"). Недавно он возглавил Научный совет Академии Кантианы БФУ им.И.Канта.
В апреле 2017 года в нашем университете уже состоялась лекция о событиях 1917 года, лектором был Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой истории церкви Санкт-Петербургской духовной академии (тезисы лекции здесь). Теперь представляем вашему вниманию тезисы выступления Алексея Павловича Козырева.
Исходный тезис таков: события 1917 года мы знаем и оцениваем сквозь призму обобщений и концептуализации историков и политиков, но не менее важно знать, как воспринимались события Февраля и Октября по горячим следам, как отзывались о них видные представители интеллигенции в 1917-1918 гг. и как менялись их оценки со временем. Более того, многие сборники и воспоминания современников в СССР не издавались, поэтому только сейчас появилась возможность увидеть, что в революции современники пытались найти духовный, даже религиозный смысл.
А.Козырев: «Мы попытаемся посмотреть на первые попытки осмысления в контексте самой эпохи и на какие-то духовные уроки русской революции, которую мы понимаем и как время от февраля до октября, от отречения императора Николая до взятия Зимнего. Так и в широком смысле: революция как освободительное движение, которое нужно отсчитывать от декабристов. И в этом смысле отмена крепостного права – это тоже этап русской революции, только революции сверху. И когда мы говорим об освободительном движении, мы имеем в виду не только его политическую составляющую, но и его духовную составляющую: стремление к свободе, к демократизации, к равенству. Поэтому мы будем говорить о революции не только как о событии во времени, но и как о духовном феномене».
1. Разговор об осмыслении событий 1917 года нужно начинать с восприятия первой русской революции 1905 года. Тогда революция воспринималась многими как необходимое условие духовного возрождения, были попытки вовлечь в революционное движение церковь.
Показательно в этом отношении общественная реакция на казнь лейтенанта Шмидта, расстрелянного в марте 1906 года. Павел Флоренский, тогда выпускник Московского университета и студент Московской Духовной академии, произносит в академическом храме в Сергиевом Посаде проповедь «Вопль крови», за что на 3 недели попадает в тюрьму. Тогда он был близок к радикальному Христианскому братству борьбы, куда входили также Владимир Эрн и будущий священник Валентин Свенцицкий. Они называли себя «голгофскими христианами» и считали, что террор как метод борьбы за свободу допустим и может быть оправдан с христианской точки зрения.
Валентин Свенцицкий в 1906 году в воззвании «Со святыми упокой!» пишет: «Лейтенант Шмидт, Каляев, убивший великого князя, Балмашёв, убивший Сипягина, неизвестный человек в морской форме, покушавшийся на жизнь Дубасова, и десятки тысяч других, казнённых русским правительством, – кто все эти люди? Разбойники или святые? <…> Наша церковь проклинает их за то, что они убийцы. <…> Мы говорим – святые! Бог сказал «Не убий!», и мы веруем, что всякое убийство – грех… Но грешат и святые, и за великие подвиги им прощаются грехи их. Простятся ли так же грехи этим убийцам? Мы глубоко убеждены, что да, простятся. И Каляев, и Спиридонов, и десятки других, им подобных, убившие должностных лиц, сами идут на верную смерть. <…> Это мученики. И грех им простится за ту великую, святую любовь, которая толкала их на преступление» (Валентин Свенцицкий. Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908. Издательство «Даръ», 2011).
ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙ, известнейший писатель, автор трилогии «Христос и Антихрист», был одним из активнейших деятелей русского религиозного Ренессанса. Это он вместе со своей супругой Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Философовым придумал «новое религиозное сознание», в основе которого ожидание нового христианского откровения, третьего Завета, когда мир должен измениться. Он писал в апреле 1905 года: «необходимо, чтобы Русская церковь приняла активное участие в борьбе за великое общественно-политическое обновление и освобождение России, сознательно порвала связь с отжившими формами русской бюрократической государственности». А в феврале 1905 года тот же Свенцицкий пишет: «Церковь должна идти во главе реформ, которые могут улучшить политический и общественный строй, встать впереди борющейся за свободу человеческого духа с истинным дерзновением обличить весь позор существующего порядка, восстать против безобразного простора для злоупотреблений».
А.Козырев: «Риторика революции, причём отнюдь не в толстовском смысле (непротивление злу силой), а революции, прибегающей к активному политическому действию, насилию и даже террору, отнюдь не чужда русской интеллигенции в её религиозном крыле. И попытка оправдать революцию через обращение к религии, через обращение к Христу – это общее место рассуждений времён первой русской революции. Вспомним журнал «Вопросы жизни», который редактируют Булгаков и Бердяев в 1905 году: Бердяев пишет статью «Константин Леонтьев как философ реакционной романтики», где говорит, что Леонтьев, призывавший «подморозить Россию», «сатанизировал христианство»: «Леонтьев делается настоящим сатанистом, когда поклоняется не Господу Богу своему, а насильственной государственности. Он погиб, потому что не мог разгадать той тайны, что прекрасна и романтична только свобода, что мистична только бесконечная природа личного духа, что насильственная государственность всегда позитивна, утилитарна, уродлива в своей ограниченности. Как это Леонтьев не понимал и не видел, что ненавистный ему привкус земного довольства людей, земного благоустройства имеет именно насильственная государственность, а свобода, по природе своей трагическая, выводит нас за грани данного мира! Свободе личного духа может положить предел лишь любовь, но все же свободная любовь, все же освобождающая личный дух до последних пределов. Бог — абсолютно сущая свобода и любовь. Власть же и страх от лукавого».
