Ненависть – признание – откровение – любовь. По такой незамысловатой траектории развивались мои отношения с Пабло Пикассо. Причём первый этап занял полжизни и, казалось бы, не оставлял шансов иным чувствам.
С детских лет у меня не было сомнений: Пикассо – женоненавистник. Во-первых, он сживал со свету женщин, которые имели неосторожность его полюбить. Во-вторых, вы видели его картины?! Угловатые, уродливые, разобранные на запчасти и вслепую собранные обратно женщины, у которых на лбу написано: художник их люто ненавидит, он буквально измывается над ними.
Уже тогда, лет, наверное, с 12, я начала собирать в своей комнате художественную – от слова «художник» – библиотеку. Её основой стали биографии и каталоги работ, найденные на маминых и семейных книжных полках. Между Моне, Юоном и Рембрандтом – каталог выставки Пикассо в Москве. На мамин резонный вопрос, почему я не забрала его в своё логово, я ответила гордо и твёрдо: «С этим чудовищем в одной комнате я жить не буду!»
Так я выиграла ещё несколько лет жизни в параллельных Вселенных с Пикассо.
Спустя сколько-то лет, будучи уже студенткой журфака, я зацепилась языками с однокурсницей. Она взахлёб рассказывала о мощнейшей антивоенной картине «Герника», от которой по спине пробегает холодок, а дыхание становится рваным, как у рыбы, выкинутой на берег. Я крыла её карту «Расстрелом повстанцев» Гойи, понятия не имея, что ещё через сколько-то лет на своих лекциях буду рассказывать о том, как «Расстрел повстанцев» пророс в «Гернике», и как Пикассо времён голубого периода друзья прозвали маленьким Гойей. Ну, кто ж знал. В студенческие годы «Герника» не вызывала у меня никаких чувств, кроме отвращения.
Детонатором признания стал вызов самой себе: лекции о любимых художниках – это естественно, а ты попробуй рассказать про нелюбимого! У нас была пара недель на прелюдию и неделя на глубокое взаимопроникновение.
Прелюдии хватило, чтобы признать очевидное: Пикассо гений. Он может всё, он уже в детстве рисовал, как Рафаэль, для него нет ничего невозможного... Оставалось только понять, как, впитав в себя таланты Рафаэля, Эль Греко, Веласкеса... как можно изобрести кубизм?! А главное, зачем?
Неделя взаимопроникновения ушла на то, чтобы признать в Пикассо сильнейшую, харизматичнейшую личность и получить от него урок, для которого я созрела, видимо, только к 23-м годам: картина не обязана быть красивой, а художник никому ничего не должен. Это стало для меня откровением, точкой невозврата, необходимостью переосмысления истории искусства вообще и пересмотра своего отношения к художественным течениям ХХ века в частности.
И, наконец, лекция. Ещё вначале мне пришлось признаться зрителям в страшном: я влюбилась. К концу я с ужасом обнаружила, что за полтора часа мы добрались только до голубого периода, что впереди ещё целая жизнь, что Пикассо невозможно упаковать во временные рамки – он огромен, как Солнце, он всеобъемлющ, как сама Вселенная, он страшен в своём магнетизме: за полтора часа моё чувство из лёгкой влюблённости переросло в безумную, нежную, страстную любовь. Теперь я, как мать-волчица, готова была с пеной у рта защищать моего мальчика. Я любила его сердцами всех его женщин – от матери до Жаклин.
И только около двух лет спустя мания плавно перетекла в сострадание минотавру, получеловеку и полуживотному, которого эта противоречивость разрывает на части. Она же, умноженная на масштаб его личности, уничтожает его возлюбленных и саму материю, разбирая её на запчасти, разрушая её на отталкивающих и уродливых полотнах, – чтобы, сломав этот старый, порядком потрёпанный мир, открыть нам тысячи путей в новую, с иголочки, реальность. Там уже нет границ, там можно выворачивать мир наизнанку, писать в 20 стилях и жанрах одновременно, видеть красоту в безобразном – и дышать, дышать полной грудью, больше не оглядываясь на догматы.
Подробнее о мире, который создал для нас Пикассо, читайте здесь. Тут вас ждут потомки мастера. А этот нарратив расскажет, как на самом деле зовут Пикассо. Ну, и конечно, подписывайтесь на канал и делитесь своей историей отношений с Пикассо в комментариях!
