"Вызвездило... К ночи обещали подморозить. Она "накинула" под парку свитерок. Натянула на вечно зябнущие ступни носки с начёсом. Поколупалась в прихожке - "может, перчатки..." Махнула рукой и выгналась из дому.
Перевалив за одиннадцать, выгорающий ноябрьский день - пустынными улицами и проходными дворами - подтверждал погодный прогноз. Неистребимую человеческую веру. В прогнозы. И вековой обморочный страх перед темнотой. Казалось, услыхав о грядущем похолодании, обыватели и обывательницы облегчённо вздохнули. И с чувством - "я бы и пошёл, но вот - "...до минус восьми..." - отодвинули все дела. Что висли за "платяным шкафом". В, образовавшийся свободным, вечер. Долго плотно молча ужинали. А, затем. Расслабленно уселись к телевизорам. Совесть невероятно сговорчива. Особенно, если ей подкинуть. Что-то невразумительное.
В ноздрях уже прихватывало. А, знобкий ветер заставлял выше поддёрнуть молнию. И приткнуть, в сквозняковые шейные щели - кое-как, спешкой - на выходе наверченный палантин. Всё-таки, озябшие кисти прятались по нагрудным карманам. И жались в кулачки.
Она шла по тротуару, гонимая стойким ощущением - "одна в городе". Неоны на вывесках рябили и помаргивали. Фонари, покачиваясь на кронштейнах, усиливали сюр происходящего. И даже обилие светящихся окон в домах, жизни не добавляло. Жёлтоватый свет - ядовитым газом из фильмов ужасов - стекал, беспардонно ковыряясь в кирпичных выщербинах. И мертвенно пластался на крышах авто. Под этажами.
"Если сейчас. Хотя бы кто-то не вынырнет... Припозднившийся пьяница, печальный бомж, чей-то загулявший супружник... Я закричу!" - подумала на полувздохе она. Вымерший город пугал. И обесценивал догола предпринятый демарш. Ключи от квартиры, затихшие в левой ладони. Приглашали всё отменить. И вернуться.
"Но, однако... Однако... Я не могу... Похерить... С такими трудами и мороками. Решённое, договоренное... Лишь оттого, что - "минус восемь". И все обрыдались по домам... Мне нужно. Больше. Чем "всем"..." - накативший ужас отступил. Уже напрягшиеся в панике связки разжались. И пальцы перестали нервно перетирать металлические зубчики. Она растопырила пятерню - пара ключиков на колечке ухнулась в недра глубокого кармана. "Вот так! Возврата нет! И не будет. Я решила. Я сделаю!" - прибавила шагу. Почти побежала. Отрезанный "драп" вдохнул силы. Прилив авантюризма расправил крылья.
Через шестнадцать минут она свернула в маленький дворик. Два корпуса - буквой "Г" - на три этажа и четыре подъезда. "Для малахольных" - сказала бы бабушка. Но, её нет. И уже не будет... И только её скромная "однушка" - память, помощь... "Долина "нищих"" - так именовался в народе престижный район.
Набрала знакомый код, решительно затопала по ступеням. Долго, натужно давила звонок, переминаясь в тяжёлых ботинках. Время замедлило течение. И тихий жар и непокой, образовавшиеся где-то в пупке. Начали расходиться кругами и виться тугой веревой по жилам и венам.
"Кого ещё черти..." - глухо прозвучало за дверями. Оттуда же неслась весёлая музыка. Разбавляемая смехом и разговорами. Цокнули замки. И сноп яркого света. И звука. Как будто бы вывалился. Из чьей-то чужой жизни.
"Ты..." - отступили вглубь прихожей и замерли. В нерешительности ответных мер.
Она - совершенно спокойная и отрезанная от этого шумного бытия. Извлекла из кармашковых складок - неторопливо и весомо. Два ключа, на колечке. Положила на телефонную полку. И, не глядя в глаза отворившему, сказала: "Теперь - всё... Больше. Не хочу.... Второй - не была. И не буду. Никогда!"
Развернулась и пошла к лестнице. На секунды замедлилась. Чуть поворотив голову, - не без труда - выдала: "У тебя. Мог бы быть. Малой... Но, я. От предателей. Не размножаюсь... Ребёнка. Тоже. Не будет! Теперь - точно. Всё!"
Дробно скатилась по лестничным пролётам. Вывалилась из подъезда. И отправилась домой.
Размазывая слёзы по холодным щекам. Дыша влажным облачком на ладони, приговаривала: "Да, провались. Такой папаша... Он с бабами определиться не может. Кто нужен ему. Кто нет... На хрена нам такой! Сдался... Правда, дружочек? Сами выносимся. Сами родим. Сами вырастем..."
На душе легчало. Ночь отступала зыбкостью намерений. И "непредсказуемость" обменивала место с "планами на будущее".
Из-за мусорных баков показалась всклокоченная голова. Рука, запустившая механизм поиска "чёт полезного", помахала над недрами. Обозначив тем - "бывает и хуже".
Она рассмеялась. Своему новому положению - немножко беременной и сильно свободной...
И в город. Вернулась жизнь."
