Зоя Чернова | Писатель

Я стоял у двери квартиры номер двенадцать. Рука на ручке. За дверью - мужской голос, низкий и давящий. И женский - тихий, ломкий. Я не знал этого человека. Я знал только её почерк. Круглые буквы с наклоном влево. Запах акварели от бумаги. Я знал, что она рисует по ночам. Что боится телефонных звонков. Что смеётся над моими дурацкими каламбурами - в записках появлялись смайлики. Я не знал её лица. Но ключ лежал под ковриком. И выбор нужно было сделать прямо сейчас. Четыре недели назад всё было проще...

Судья посмотрела на меня поверх очков. Строго и оценивающе. Я сидела на жёсткой скамье и чувствовала, как ладони становятся влажными. - Вы понимаете, что берёте на себя ответственность за племянника на неопределённый срок? Я опустила взгляд на свои руки. На левом запястье поблёскивали старые часы. Стрелки застыли на отметке четырнадцать сорок семь. Двадцать два года назад они остановились вместе с маминым сердцем. И я вдруг поняла, что пора отпустить. - Да, - сказала я. За спиной кто-то тихо выдохнул...

Я стоял в роскошной квартире на Кутузовском. Труп бизнесмена накрыли белой простынёй. Криминалисты работали молча. А я не мог отвести взгляд от женщины у окна. Лена. Пять лет. Целых пять лет я не видел её. И вот она здесь. На месте убийства. Она давала показания молодому оперу. Голос спокойный, деловой, будто на переговорах. Но я заметил, как её пальцы теребят серьгу в левом ухе. Старая привычка. Когда нервничает, всегда так делает. Опер записывал в блокнот. Я подошёл ближе и услышал: - Высокий...

Я смотрела на монитор. Давление падало. Ещё минута — и всё. За дверью грохотали. Полиция. Они уже здесь. Я сжала скальпель сильнее и попыталась успокоить дыхание. Руки дрожали. Впервые за двенадцать лет работы хирургом я чувствовала, как пальцы не слушаются. — Док, надо сворачиваться, — Дима стоял у двери с пистолетом в руке. Его голос был спокойным. Слишком спокойным. — Ещё минута, — выдохнула я. Пациент умирал на столе. Огнестрельное ранение в грудь, задета лёгочная артерия. Я делала всё правильно, но кровь не останавливалась...

Я стояла в пустом кафе и смотрела на окровавленную салфетку. Рядом лежала мятая купюра в пять тысяч. Телефон на стойке светился — двенадцать пропущенных с неизвестного номера. Через окно были видны мигалки. Две машины. Может, три квартала до нас. Я потрогала мамины часы на запястье. Они остановились пять лет назад в двадцать три семнадцать и с тех пор не шли. Я носила их каждый день. У меня было минут десять. Может, пятнадцать. Надо было решать прямо сейчас. *** Две недели назад я даже не знала, что моя жизнь вообще может измениться...