✅Нежданочка

Когда Сергей закрывал дверь квартиры после долгого рабочего дня, он уже предвкушал уютный семейный вечер. Сквозь плотный осенний туман он шёл домой, представляя горячие блины с вареньем, которые Татьяна всегда готовила специально для него...

Утро было прохладным, небо серело сквозь мутное стекло окна. Александр Иванович потянулся, почесал свою седую бороду и отправился будить Тошку. Тот спал, свернувшись клубочком на коврике возле кровати, глухо посапывая...

В квартире пахло нафталином и крепким чёрным чаем — запах, который Марина научилась терпеть, но не любить. Она аккуратно поставила чашку на блюдце, стараясь не задеть кружевную салфетку, и подняла глаза на свекровь...

Дождь стучал по подоконнику монотонно, как старый метроном, отсчитывающий чужие секунды. Анна Петровна поправила очки, скользнула взглядом по стопке писем на столе — и замерла. В самом низу лежал конверт, которого она не узнавала...

У пекарни «Восход», что на углу, висел звонок. Не современная пищалка, а латунный колокольчик. И звенел он не «дзынь», а глуховато: «бом-м-м…» Как будто звал не покупателей, а отпевать кого-то. В семь утра, когда я вышел из поликлиники, где сдал кровь из вены натощак, он прозвенел так особенно. Голод сводил мне желудок в тугой, болезненный узел. Шестнадцать часов без еды — мой личный рекорд послушания. Врач сказал: «Ни крошки, Сергей Петрович». Лена, жена, повторила это трижды, вложив в голос все краски от заботы до угрозы...

Я ненавижу понедельники. Особенно когда они начинаются в шесть утра, а за окном — серость, которую даже дождь не может разбавить. Но сегодня было иначе. Сегодня в воздухе витало что‑то… странное. Кафе «У моста» открывалось в семь, но я пришла заранее — нужно было расставить чашки, проверить кофемашину, протереть столики. Всё как обычно. Пока я возилась с сиропами, дверь скрипнула. — Это ты, — не глядя, бросила я. Он усмехнулся. Я знала этот смех — низкий, чуть хрипловатый, как старый винил. — А ты всё такая же гостеприимная...

Я нашла его в старом комоде — прозрачный стеклянный шарик с пузырьками воздуха внутри. Бабушка говорила, что это «шар предсказаний». В детстве я верила: если посмотреть сквозь него, можно увидеть будущее. Теперь, в сорок три, я смотрела на него и думала: «Ну давай, удиви меня». Квартира пахла пылью и забытыми мечтами. Три недели назад я выставила вещи бывшего. «Это не разрыв, — говорил он, собирая чемоданы. — Это пауза». Пауза длиною в предательство, как оказалось. Шарик лежал на ладони, холодный и равнодушный...

У нас в Высоком Болоте, за околицей, стоит баня. Не та, что у каждого во дворе, а общая, старая, еще моим прадедом срублена. Мы ее «поздней» зовем. Топили ее всегда по-черному, и мылись только после заката, по субботам. Ритуал. В ту ночь мылись дед Архип да его зять, Володька, городской, к теще на картошку приехавший. Я тогда пацаном был, но на подхвате — дрова подносил, воду грел. Баня стояла как угрюмая избушка, из щелей валил густой, едкий дым, пахло смолой, горящей березовой корой и чем-то древним, печным — пылью веков...

Все началось с того, что у нас в деревне Толстые Лужи пропали все кошки. В один вечер. Словно испарились. Только на подушках клочки шерсти да миски с недоеденной рыбной требухой остались, кислой и липкой на ощупь. Первым, естественно, забил тревогу дед Игнат, наш местный философ и главный пьянь. Приполз в сельмаг, глаза выпученные, с похмелья или со страха – не разберешь. «Они не ушли,они спрятались, – хрипел он, пахнущий перегаром и старой овчиной. – Чуяли что. Чуяли то, что нам не чуять. Землей несет...

Нашей деревне больше ста лет. Это и стало моим главным аргументом, когда я, наконец, купил «Вихрь-Про». Заброшенных домов у нас много. От иных — только груда кирпичей да остов печи, торчащий из крапивы, как чёрная кость. Но каждый фундамент, я был уверен, хранит свою тайну. Монетку царских времён, потерянную пряжку, пуговицу от мундира — что угодно. Первые вылазки принесли лишь ржавые гвозди, обрывки железа и пару советских копеек. Но азарт горел. Я шёл за писком прибора, как за голосом из-под земли...

Марфа Семёновна была не просто соседкой. Она была гидом, картографом и главным инженером жизни всего их дачного посёлка «Рассвет». Без её наставлений не прорастал ни один огурец, не красился ни один забор и, уж тем более, не принималось ни одно жизненно-впжное решение. Вот и сейчас, увидев за забором Николая Петровича, неспешно несущего два ведра с водой к парнику, она замерла, как легавая, делающая стойку. — Коля! — её голос пролетел через огород, спугнув воробья. — Ты куда это? Ума лишился? Николай Петрович вздохнул и поставил вёдра на землю...

Светлана Николаевна, жительница большого российского города, давно мечтала о спокойной жизни на природе. Всю жизнь проработала бухгалтером, привыкла к порядку и дисциплине. Пенсию получила вовремя и твердо решила осуществить свою заветную мечту — переехать в деревню. Представления о деревенской жизни у нее были романтическими и идиллическими. В мечтах рисовала уютный домик с палисадником, чистеньким двориком и аккуратным заборчиком. Заведет курочек, пусть несут яйца свежие, да и запах запеченного омлета по утрам будет манящим...