Психологиня

— Таня? Это невозможно! Олег с тобой? Ты — моя лучшая подруга, мы вместе с института! — всхлипнула Саша, отталкивая телефон, словно он жёг руки. Грудь разрывала острая боль от предательства. — Как вы могли так? Я доверяла вам обоим слепо! Ты знала, через что я прошла после гибели мужа и всё равно предала меня? Зачем? Ради него? — Прости, Саша, но любовь не спрашивает разрешения. Но согласись, лучше узнать сейчас, чем когда будет оздно. ©Психологиня Саша стояла у окна, глядя на осенний парк, где золотые листья кружились в вихре ветра, словно пытаясь унести прочь воспоминания о прошлом...

Артём стоял у окна старой трёхкомнатной квартиры и смотрел, как внизу, на детской площадке, Маша и Даша пускали самолетики. Семь лет. Одинаковые курточки, одинаковые косички, одинаковые звонкие голоса. Три дня назад эти голоса звенели в больничном коридоре: «Тема, а когда мама проснётся?». Он тогда не нашёл слов. — Скорая опоздала на три минуты, — выйдя из палаты, развел руками доктор Три минуты — и его мир раскололся пополам. Двадцативосьмилетний инженер, который ещё вчера спорил с матерью, что...

Анна, напевая под нос песенку, вышла из душа. Впереди воскресенье. Ее жених Никита сегодня встречается с родней. — Целый день для себя, — она сладко зажмурилась и потянулась. Вдруг раздался звонок в дверь. Требовательный, настойчивый длинный. — Что это?— она распахнула дверь и замерла на пороге. — Анечка, принимай родню! — прогремела тётя Зина, стряхивая снег с валенок прямо на бабушкин ковёр ручной работы. За ней стояла будущая свекровь Людмила Петровна, золовка Вика с телефоном наперевес, двое троюродных братьев Никиты и ещё какая-то его тётя из Тамбова...

— Дима, это правда?! Ты решил, что теперь можно просто взять и уйти? После всего, что мы пережили? — Правда. Кстати, я полгода с ней. Если тебе интересно, ей двадцать семь. Зовут Кристина, — муж даже не обернулся, продолжая запихивать свои носки в боковой карман спортивной сумки. — Двадцать семь. Нашей бы дочери было бы двадцать семь, если бы не… — Вот именно, что было бы. Марина, скажи честно, что ты можешь мне дать в свои сорок восемь? А я хочу детей, своих, настоящих, теплых. Кристина, между прочим, на третьем месяце беременности...

— Ты что, изд еваешься надо?! — голос Марины разорвал тишину квартиры. — Ты, правда, думал, что я проглочу это молча и ещё улыбаться буду? Сергей стоял у кухонного стола, сжимая в руках кружку с остывшим чаем. На его лице застыла знакомая ей маска: чуть прищуренные глаза, поджатые губы, смесь вины и упрямства, которую он надевал всегда, когда знал, что поступил плохо, но отступать не собирался. — Марина, ты всё не так поняла. — Серьёзно? Тогда объясни по-человечески. Без твоих «поговорим потом», «успокойся», «ты устала»...