Писатель Из Провинции

Меня зовут Елена, и мне пятьдесят два года. Моя история – не про внезапное предательство, а про медленное растворение. Как сахар в холодном чае – вроде бы и не тает, а стоит взболтать, и на дне остается лишь смутный осадок, а сладость уже везде, она пропитала собой всё, и от этого даже тошнит. Всё началось, как часто и бывает, с тихого, почти незаметного вторжения. Не со штурма, а с просьбы переночевать. Мой муж, Сергей, и его сын от первого брака, Кирилл. Кириллу тогда было двадцать пять, но он казался младше...

Меня зовут Алина, и сегодня я съела целую тарелку греческого салата. Сама. От начала до конца. Без посторонних комментариев о калориях, без одобрительного кивка, когда вилка касалась огурца, и без едва слышного вздоха, когда я потянулась бы к оливке. Я сидела одна на своем балконе, солнце пригревало колени, и соль на помидорах казалась самым изысканным деликатесом в мире. А все потому, что я ее выбрала. Но это — финал. А начало, как это всегда и бывает, было очаровательным. Мир познакомил меня с Арсением Владимировичем три года назад...

Часть 1. Ткань из тишины Мне было сорок два, когда я впервые поняла, что стала невидимой. Не в прямом смысле, конечно. Просто мое существование, мои потребности, мои права начали растворяться в желаниях другого человека. Его звали Арсений. Ему было пятьдесят семь. Мы встретились на вернисаже общей знакомой, художницы-абстракционистки. Я пришла туда одна, как часто приходила на такие события после развода – чтобы выйти из квартиры, надеть хорошее платье, почувствовать себя среди людей, не обязанных со мной разговаривать...

Меня зовут Ирина, и мне пятьдесят пять лет. Мой муж Сергей умер три года назад от внезапного инфаркта. Мы сидели, смотрели сериал, он пошел на кухню за чаем — и не вернулся. Просто рухнул на кафель возле раковины. С тех пор я боюсь звука падающей посуды. После его смерти мир как будто выцвел, стал тихим и слишком просторным. Квартира в панельной девятиэтажке, где мы прожили тридцать лет, вдруг стала похожа на ангар. Я ходила из комнаты в комнату, включала везде свет, даже днем, и всё равно было пусто...

До пятидесяти одного года я считала, что главные истории моей жизни уже написаны. Выцвели, как фотографии в стареньком альбоме: вот я смеюсь на своей свадьбе, платье с рукавами-фонариками, которое теперь вернулось в моду. Вот держу на руках дочь, такое ощущение, будто мне вручили хрустальный шар, наполненный миром. Вот мы с мужем Сергеем на море, я загорелая, он щурится от солнца. Потом этих фотографий стало меньше. Потом они вообще перестали появляться. Сергей ушел к другой, моложе, когда мне было сорок пять...

Меня зовут Марина, и мне сорок один год. Я пишу это, сидя в своей новой квартире — две комнаты на окраине Москвы, с видом не на исторический центр, а на детскую площадку и ряды панельных девятиэтажек. У меня в руках чашка чая с лимоном, и пар от него щекочет нос. Это мой ритуал теперь — вечерний чай, тишина и ощущение, что воздух вокруг принадлежит только мне. Он не пропитан сигаретным дымом, критикой и этим густым, удушающим ароматом его одеколона, который, казалось, въелся даже в стены. А началось всё, как это часто и бывает, блестяще...

Мне тридцать два года, и я только сейчас научилась заваривать кофе так, как люблю его я. Не крепкий, почти черный, как предпочитал Антон. Не с двумя ложками сахара, как пьет моя мама. А просто — средней крепости арабику, с каплей молока, в высокой белой керамической кружке, которая приятно греет ладони. Кажется, такая мелочь. Но чтобы дойти до нее, мне пришлось пройти через ад. Ад, который я по собственной глупости называла «любовью». Все началось три года назад. Я тогда работала менеджером в небольшой туристической фирме...

Я всегда считала себя сильным человеком. Тридцать пять лет, своя студия дизайна интерьеров, пусть и небольшая, но стабильная. Развод два года назад, без детей, что в какой-то мере облегчило раздел. Я привыкла сама принимать решения, сама платить по счетам, сама выбирать, с кем проводить вечера. А потом в моей жизни появился Арсений. Мы познакомились на выставке старинной мебели в Манеже. Я присматривала вдохновение для проекта, он стоял у витрины с французским бюро XVIII века и что-то объяснял молодой паре...

Мне сорок семь лет. Это возраст, когда ты уже не веришь в сказки, но все еще надеешься на тихое, теплое чудо. На второй чашке кофе в пустой квартире, на звонке взрослой дочери, которая просто спросит: «Мама, как ты?». Мое чудо звали Артем. Он появился в моей жизни в тот момент, когда я уже перестала ждать — после развода, после того как дочь выросла и улетела в другую страну, после того как работа в бухгалтерии стала единственным смыслом моих будней. Мы познакомились в очереди в театральную кассу...

Мне сорок. Сорок, Карл. До сих пор, когда произношу эту цифру вслух, внутри что-то съеживается. Не от возраста, нет. А от ощущения, что где-то на повороте свернула не туда, и теперь идешь по длинной-длинной проселочной дороге, пыльной и унылой, а вокруг ни души. Так я и жила последние… не знаю, лет пять точно. После развода. Работа бухгалтером в небольшой фирме – цифры, отчеты, тихий стук клавиатуры. Дом – тихая двушка на окраине, доставшаяся в том самом разводе. Вечера – сериал, чай, взгляд в потолок...

Меня зовут Катя, и мне тридцать три. Сейчас, когда я пишу эти строки, за окном идет осенний дождь, а в моей крошечной, но уютной квартире пахнет корицей и яблоками из пирога. Это мой пирог, моя квартира, моя жизнь. И только сейчас, спустя год, я понимаю, каким спасением было прощание с ним. Но тогда, два года назад, я была абсолютно убеждена, что встретила мужчину своей мечты. Мы познакомились на книжной ярмарке. Я тогда работала редактором в небольшом издательстве, он подошел к нашему стенду с деловитым видом...

Мне было тридцать восемь, когда мир решил, что я останусь одна. Не то чтобы он объявил об этом громко — просто тихо расставил все по местам. Дети выросли, разъехались. Бывший муж женился на женщине моложе его на пятнадцать лет и теперь публиковал в соцсетях фото с яхты, на которой я даже мыть палубу не согласилась бы. Работа — стабильная, скучная, в офисе районной администрации, где папки с документами имели больше характера, чем некоторые коллеги. Я жила в двухкомнатной «хрущёвке», доставшейся мне после развода...