Страна вечного чтения | Цененко Виктор

Не первый годы мы с сокультистом Сергеем потихоньку осваиваем эту настолочку, играя предпочтительно в дуэли. После свежей ритуальной катки делюсь мыслями о том: интересно ли, стоит ли пробовать, устарело ли. Малевич малефикарум Технически у нас: игрок за команду злодеев, несколько игроков (или один) за команду героев; модульное поле с точками интереса, разбитое на секции. Убей, задержи, пройди туда, принеси вот это туда-то, продержись столько-то и так далее. На действие затрачивается энергия, которой у каждого героя свой ограниченный пул...

Однажды наш дом унесло. Похоже на ветер. Остались белые полосы и проблески. И где-то мы. Где-то здесь, а там – полосы и проблески, что остались от места, где стоял дом. Полосы шуршали, подрагивали. Проблески серебрено мелькали. Мы ощутили одиночество и стали искать друг друга, но не находили. Кто-то сказал – давайте каждый расскажет что-то о себе. Первый сказал, что он вышел из воды, а вода почти такая же прозрачная как воздух. Однако, дышать в воде, значит ее пить. Но если только пить, тогда становишься водой и очень быстро...

Вспоминается тот день, когда – будто бы прямо над головами, а на самом деле далеко, в бездыханном космосе – пролетела над Землёй «Кашляющая комета». Очевидцы рассказывали, что слышали и кашель, и гром, и много почувствовали такого, что не передать словами. Небо пылало, люди дивились. Я же все это проспал. Снилась мне очень красивая девушка, и снилась моя юность. Девушка была юностью, а юность – девушкой, всё легко читалось. Она светло и нежно улыбалась, платье на ней тонкое и как бы необязательное,...

Дооолго читал, с перерывами, но вот, дочитал роман Роберто Боланьо «Дикие сыщики». Это второе крупное произведение, после «2666», изданное на русском. После гигантского «2666» я ждал от «Сыщиков» некого арт-триллера, может даже нуарного магического реализма. Короче, чего-то, что наличествовало в итоговом произведении, но только, может быть, в более лаконичной форме. Но Боланьо – это мастер обмана ожиданий. Никогда не верьте ему, он всегда ведет вас не туда, куда говорит, не туда, куда вы соглашались пойти...

Чесала коленку. Саму коленку, потом сбоку и под ней. Потому что она упала и свезла коленку, вылезая из окна. Она твердила мне, что Большой брат здесь, в этом здании, оставил книжку, которая приведет нас к нему. Когда я был еще меньше я говорил «книгка». Как-то так, не выговаривал «ж». Платьице сестры темно-красное. Она так называет. Я бы сказал просто «красное». Но она говорит всегда – нет, оно темно-красное, а если я не хочу с ней согласиться и лезу со своим, то она иногда может меня стукнуть по затылку...

Один немолодой уже деятель искусства, известный, как и положено, в узких кругах ценителей, задался непростой целью – изобразить смерть. Запечатлеть, передать – в тексте, возможно на плёнке или посредством рисунка – любым доступным способом. Собственно, это мой хороший друг Михаил Федрович. Одаренный человек, за плечами которого выставки, издания, премии, тексты, афоризмы, два брака, дочери где-то в Европе, долги и прочие признаки величия. Звучит иронично и капельку ядовито, но он так сам любил говорить о себе...

Она кричала: Посмотрите на меня! Ей это нравилось. И тут же: Не смотрите! Не смейте! А после ходила в чёрных очках И черном лице днями, Держала руки скрещенными На том месте, где, она считала, живет душа. Пряталась и сама выбиралась на свет. И светила на себя прожектором, чтобы быть найденной. Получала награды, выбрасывала, Хотела и призирала их. Участвовала в конкурсах, Звала их фальшивками. Она смеялась и плакала, Переходила на слезы от смеха и плача вдруг Ухохатывалась. Кем была и чего она жаждала Та...

Описание дождя. Небо вдохнуло всё. Всё, что тут оставалось. Вокруг – душит. И продолжает. Горячо просто быть. Стоя на улице, чувствуя кожей, что пути воздуха умерли. От земли тянется незримый теплый вал. Смотришь на небо и смотришь на небо. А оно свисает тучами и всё. Носятся птицы, где-то поют. Воздух им для этого ни к чему. Всем известно, что боги переносят их в ладонях. Никто не летает сам. Но – первые капли. Они почти ничего не меняют, но, если падают на кожу – понимаешь намёк. Первые выдохи. Небо всегда отдает. Всё, что вдохнуло – души, мысли. Все слезы, что взяло на время. Капли рисуют в пустоте вертикальные следы, башни, в которых обитают призраки влаги...

Рассказываю, как всё было. Отвез тебя утром на вокзал. В дороге мы сказали друг другу разве что о погоде, да? Условились о твоем звонке по приезде. Ты поцеловала меня в щёку, забралась по лесенке, поезд загудел. Не спеша, вдыхая еще и еще этот дикий запах начала и конца странствий, я побрел к машине. Тихонько отвез себя домой. Первое, что сделал дома – помыл нашу посуду. С вечера осталась. Достал из холодильника минеральную воду, шикнул пробкой, вышел во двор – посидеть, посмаковать. Вода шипела на меня, кусала язык, вгрызалась в нёбо, а потом ледяными воплями шумела в утробе...

Мы думали – встретимся после семи. Даже собирались перенести на девять. А ты зашла и говоришь: «Сюрприз! Я пробегала мимо и решила заглянуть. Вы не готовы? Пойдем гулять пораньше?» Я беру ладонь твою, протянутую дружелюбно...

– Теперь деревья высокие. Теперь они. Без листвы – высоты нет. Клети для птиц. А теперь – великаны, полнокровные. Это мы идем по Пушкинской, вокруг влажная весна и деревья в самом деле ширятся листами в стороны, тянутся позвонками вверх. Камни уличные греются, гигант Публичной библиотеки изживает своё прежнее платье. – Эх, как я был стар. Как же был стар... Иногда вспомнишь, вскрикнешь. – Ну а любовь хоть была? – спрашиваю. – Любовь? Много. – Так расскажи. Это мне интереснее всего послушать, – говорю...

И только в отражении, Иначе не посмотрю на тебя. Наши глаза пускай не встретятся Никогда. Встреча глаз Обнаружит камень моей души, Поэтому лучше спи. Я же буду взирать на тебя вот так. Стану ближе, потом еще. Опущу руку, и заберу твой взгляд, От сияния крыл отделю. И брошусь бежать, Бежать прочь от твоих сестёр. * Я покажу тебе мир. Всем врагам покажу тебя – Твой зрачок обнаружит Мрамор их естества. Мы осудим их... Ты всегда мечтала о саде камней...