ВасиЛинка

Телефон показывал двадцать три пропущенных вызова. Все — исходящие. Все — на один номер. Аня лежала в палате роддома вторые сутки. Схватки накатывали волнами, акушерка заглядывала каждые два часа, а в коридоре гудели чужие голоса — счастливые мужья, суетливые бабушки с пакетами. К ней не пришёл никто. Муж Серёжа застрял на вахте в Новом Уренгое — вылететь раньше не мог, вертолёт только через пять дней. Мама жила в трёхстах километрах, добиралась на перекладных. А свекровь Тамара Петровна... Аня снова набрала номер...

«Бетон стоит денег. А благородство — это твой личный выбор, за который никто платить не обязан». Эту фразу Вера услышит от родного брата через десять лет после того, как отдаст ему всё. Но тогда, в коридоре нотариальной конторы, она об этом ещё не знала. Ей было тридцать пять. Возраст вроде бы взрослый, а чувствовала она себя маленькой девочкой, которую заставили решать взрослые задачи. Вера теребила ремешок сумки и смотрела на брата. Саша стоял рядом — уверенный, крепкий, в новом костюме, который ему удивительно шёл...

Игорь застёгивал молнию на спортивной сумке, когда Марина поняла: она не чувствует ничего. Ни боли, ни злости. Только усталость — глухую, пятнадцатилетнюю. — Ты, Марин, не обижайся, — бубнил он, запихивая рубашки. — Ну, выросли мы друг из друга. Как пиджак, понимаешь? Стал мал в плечах. Я развиваюсь, расту, а ты... ну, ты дома, борщи, уют. Это всё хорошо, конечно, но мне масштаб нужен. Полёт. Марина молчала. «Масштаб», — мысленно усмехнулась она. Игорь всегда любил красивые слова. Называл себя «добытчиком» и «главой семьи», хотя семья эта держалась на честном слове и её терпении...

Один миллион восемьсот тысяч рублей. Лена пересчитала трижды, не веря собственным глазам. Столько её мёртвый брат перевёл ей за десять лет молчания. Брат, которого она ненавидела. Брат, которому она поклялась никогда не прощать. А теперь прощать было некого. Звонок раздался в самый неподходящий момент — Лена пыталась утрамбовать старые пуховики в переполненный шкаф. Коробки с обувью, пакеты с пакетами — всё это богатство предательски вываливалось наружу. Номер был незнакомый. — Слушаю. — Елена Викторовна? — голос женский, надтреснутый...

Два с половиной миллиона. Валентина копила их двадцать лет — и спустила за один вечер под крики «Горько!». Она всегда считала себя женщиной разумной и, главное, терпеливой. Терпение было её валютой, секретным оружием и, как оказалось, проклятием. Двадцать лет она жила в режиме «потом». Новое пальто? Потом, старое ещё ничего, пуговицы только перешить. Санаторий? Зачем, на даче воздух не хуже. Ремонт? Обои чистые, а линолеум ещё нас с покойным мужем переживёт. Всё ради кубышки. Это слово в доме не произносилось вслух, но висело в воздухе плотным облаком...