📚Вечер с книгой | Алина Вайсберг

В спецблоке «Восток» стоял запах корвалола, смешанный с запахом острой, металлической тревоги. Григорий Афанасьевич не успел добежать до двери палаты первым. Нина оказалась быстрее, несмотря на каблуки. Она влетела в коридор, сбросив свою адвокатскую броню, как ненужную шелуху. За бронированным стеклом двери, которую подпирала тяжелая тумбочка, она увидела мать. Анна Васильевна сидела на полу. Седые волосы, обычно аккуратно уложенные, стихийно рассыпались по плечам. В одной руке она сжимала осколок от разбитого графина, острием прижимая его к тонкому запястью другой руки...

Утро началось не с кофе, а с лязга ворот. В 07:15 на территорию «Серебряного века» заехал реанимобиль. Не государственный, с красным крестом, а частный, желто-ядовитого цвета, с тонированными стеклами и надписью «МедТрансКомфорт». Машина для перевозки драгоценных грузов. Григорий Афанасьевич наблюдал за ней из окна своей комнаты на втором этаже. Он не спал всю ночь. Тело ломило, каждый сустав ныл, предсказывая дождь, но в голове была звенящая, холодная ясность. Он открыл шкаф. Достал свой парадный китель...

Сначала Григорий решил, что она оступилась. — Нюрочка? Ты чего? Он попытался подхватить её, но его больная спина предательски хрустнула, и он не смог удержать вес. Они оба неловко повалились на скамейку. Анна сползла вниз, голова её запрокинулась. В слабом свете фонаря он увидел её лицо. Оно было белым, как мел, а губы, наоборот, посинели. Очки съехали набекрень и повисли на одной дужке. — Нюра! Нюрочка! — Григорий затряс её за плечи, забыв, что так делать нельзя. Паника накрыла его холодной волной, страшнее любого артобстрела...

Тайным убежищем в этот раз стала не бельевая с запахом порошка, а заброшенная часть зимнего сада, которую готовили к ремонту. Там, среди пустых кадок и свернутых в рулоны ковровых дорожек, пахло пылью, сухой землей и рассыпающейся памятью о прошлом. Свет пробивался только с улицы, от далекого фонаря, рисуя на полу причудливые тени. Фаина пустила их туда на полчасика, рискуя всем. «У директора совещание с поставщиками памперсов, это надолго», — шепнула она, вкладывая ключ в ладонь Григория...

Фаина Игоревна чувствовала себя двойным агентом, заброшенным в стан врага. Её смена превратилась в хождение по минному полю. Каждый взгляд на камеру видеонаблюдения, каждый скрип двери вызывали у неё приступ тахикардии, но смотреть в глаза Григория Афанасьевича было страшнее, чем получить выговор от директрисы. Он караулил её третий раз за день. Стоял в нише у автомата с кофе, делая вид, что изучает состав дешевого латте, но стоило Фаине показаться в коридоре, он поворачивал к ней лицо — серое, осунувшееся, с глазами побитой собаки...

В доме престарелых «Серебряный век» утро наступило, но солнце, казалось, забыло туда пропуск. За окнами висела низкая, серая хмарь. Перемены начались еще до завтрака. В семь утра в комнату Анны Васильевны вошла не добрая Фаина, а старшая сестра другого корпуса — Римма Петровна. Женщина крупная, с лицом, не выражающим ничего, кроме вселенской усталости и неукоснительного следования инструкциям. За ней двое крепких санитаров катили тележку. — Анна Васильевна, подъем. Собираем вещи, — скомандовала Римма...

Кафе «Шоколадница» на Садовом кольце в десять утра было полупустым. Сюда заходили либо опоздавшие на работу клерки, либо те, у кого работа позволяла пить латте за триста рублей в разгар будней. Нина сидела в самом дальнем углу, спиной к стене — старая привычка контролировать периметр. Перед ней стоял нетронутый кофе и лежал планшет. Она ждала. Геннадий опоздал на семь минут. Когда он вошел, официантка слегка сморщила нос. В этом стерильном мире бежевых тонов и запаха ванили он выглядел чужеродным элементом...

Анна Васильевна брела по коридору первого этажа, не разбирая дороги. В висках стучало: «недееспособность», «опека», «аферист». Слова дочери, острые и холодные, как медицинские скальпели, искромсали её уютный мир в лоскуты. Ей казалось, что на лбу у неё теперь горит клеймо: «Выжившая из ума». Ей нужно было глотнуть воздуха. Или хотя бы воды. Она свернула в холл, где стоял кулер. Руки дрожали так сильно, что тремор не позволил попасть пластиковым стаканчиком в струю. Вода плеснула на рукав кофты, холодная, отрезвляющая...

Пока Нина вела юридические бои в высших эшелонах, на «земле» разворачивалась своя операция. Гена ехал в подмосковной электричке, прижавшись лбом к грязному стеклу. Пахло мокрыми куртками, затхлым воздухом и пережаренными беляшами. В голове молоточком отстукивали остатки похмелья, а в кармане было пусто, как в его душе. — Старый жмот, — шептал он, глядя на проносящиеся серые платформы. В прошлый визит батя дал ему пять тысяч. «На продукты», — сказал. Гена купил продукты. Булькающие... В этот раз нужно было больше...

Нина не входила в здание — она воинственно и решительно вторгалась. Охранник на входе едва успел нажать кнопку пропускного турникета. Черный тренч, безупречная укладка, жесткая кожаная папка в руках. Она шла по коридору третьего этажа, как инквизитор, пришедший искоренять ересь. Послание «Не стойте на моем пути» было практически на лбу написано. Персонал опасливо вжимался в стены. На всякий случай… Она без стука толкнула дверь с табличкой «304». Анна Васильевна сидела на краю кровати...

Лариса Борисовна не любила неожиданностей. Сюрпризы — это для дней рождения, а в доме престарелых «сюрприз» обычно означал скачок давления, прорванную трубу или, не дай бог, визит санэпидемстанции. Она стояла у окна своего кабинета, придерживая жалюзи наманикюренным пальчиком. Внизу, в саду, несмотря на моросящий дождь, прохаживались пары. Но её взгляд был прикован к скамейке под старым кленом, которую не захватывала ни одна камера. Интуиция — профессиональная, выработанная двадцатью годами административной работы — подсказывала: они там...

После «визита инспекции», как мысленно окрестил Григорий Афанасьевич налет родственников, в пансионате «Серебряный век» атмосферное давление резко упало, а градус любопытства подскочил до критической отметки. Нина и Гена уехали так же стремительно, как и появились, оставив после себя запах дорогого парфюма, перегара и надвигающейся грозы. Они не стали забирать родителей сию же минуту — у Нины горели сроки по сделке, у Гены «горели трубы», — но Ларисе Борисовне была прочитана лекция тоном прокурора...