Тихое слово | Рассказы для души

Марина стояла у окна, держа в руках чашку с остывшим кофе. За стеклом висел густой октябрьский туман, из-за которого двор выглядел чужим — серым, безжизненным. Внизу старенький дворник сгребал мокрые листья в кучу, а по дороге лениво тянулись машины — пятничное утро, народ ехал на работу. Вчера она с мужем отметила пятилетие свадьбы. Без гостей, без шампанского — просто заказали роллы и включили сериал. Но сегодня, с самого утра, всё внутри Марини было как натянутая струна. Она чувствовала, что надвигается что-то неприятное...

Шум начался ещё до будильника. Не гул машин под окном, не сосед с перфоратором, а домашний, липкий, как плохое настроение: кто-то ронял крышки, кто-то ругался, кто-то включил чайник и забыл выключить. Ольга открыла глаза и пару секунд просто смотрела в потолок, пытаясь вспомнить, где она и почему в её спальне пахнет жареным луком. Потом вспомнила. Гости. Две недели назад муж сказал невзначай, как бы между делом: — Мамке с Сергеем пару дней пожить нужно, ремонт у них там затянулся. Ну чего мы, чужие, что ли? Пару дней...

Дверь хлопнула так, что посуда в сушилке звякнула. Ольга вздрогнула — даже не успела снять куртку. В прихожей стояла Тамара Петровна, как всегда — в пальто, с пакетом и непрошеной уверенностью в голосе. — Ну что ты стоишь, как будто грозу ждёшь? — сказала она, шаркая по коврику. — Радоваться надо, Олечка. Тебе ведь повезло, представляешь? Ольга молча сняла перчатки и аккуратно положила ключи на полку. Вечер был обычный: пятница, после работы, в окно тянуло холодом. Суп на плите, недопитый чай на столе...

— Ты оформила квартиру на себя?! — голос Павла взорвал кухню, как граната. — На себя, мать твою?! Алина застыла у мойки, держа в руках мокрую тарелку. Сердце ухнуло вниз, словно с десятого этажа. — В смысле — на себя? — тихо переспросила она, хотя прекрасно знала, о чём речь. — Не прикидывайся! — Павел выхватил из папки розовую бумажку и тряс ею, будто уликой в суде. — Выписка из Росреестра. Собственник — ты! А я кто? Воздух?! — Паша, подожди, это не так. Просто ипотека шла на меня, банк требовал… — она пыталась говорить спокойно, но голос дрожал...

— Ты специально это сделала, да? — голос Антона срывался, будто он пытался сдержаться, но не мог. — Мама до сих пор в шоке! Все гости сидят, а ты — куда-то пропала! — Я не обязана участвовать в каждом вашем семейном цирке, — спокойно, почти устало ответила Ирина, снимая куртку. — Я предупреждала, что сегодня не смогу. — Не сможешь? — переспросил он, будто не веря своим ушам. — Мы готовились неделю! Мама звала всех родственников, а ты — взяла и не пришла! — Я работаю, Антон. У меня аврал, — она прошла на кухню, поставила сумку на стол, включила чайник...

— Ты украла! — голос Ирины сорвался на визг, а глаза метали искры. — Что ты несёшь? — Анна отступила на шаг, сжимая телефон в руке. — С ума сошла, что ли? — Украла, — повторила свекровь глухо, почти шёпотом, но от этого слова прозвучали ещё страшнее. — Мамино кольцо. Из шкатулки пропало. В кухне стояла гробовая тишина. За окном сыпал октябрьский мокрый снег, били по подоконнику редкие капли дождя. Запах вчерашнего жаркого смешался с ароматом дешёвого кофе. Ирина стояла у стола, бледная, с дрожащими руками...

Серое октябрьское утро просачивалось в окна, будто холодный дым из трубы. За окном капало с балкона сверху, оставляя на подоконнике мутные разводы. Ольга стояла у мойки, глядя в окно, не двигаясь. Кофе уже остыл, кастрюля с недоеденной вчерашней гречкой так и стояла на плите, а часы на стене тикали громко, как будто назло. Она не ждала, что день начнётся с неприятного осадка, но он, кажется, поселился где-то под кожей с прошлой недели, когда Ирина — сестра Виктора — снова звонила с «добрым» вопросом: —...

Марина стояла у окна, глядя, как за окном лениво тянется серый октябрь. Сырость, ветер, стук дождевых капель по подоконнику. Дом напротив казался выцветшим, как будто вместе с осенью с него слезла краска. В отражении стекла Марина видела себя — усталое лицо, волосы собраны кое-как, на щеках ни румянца, ни жизни. Она подняла кружку с остывшим кофе, сделала глоток и поморщилась. Горечь. Такая же, как на душе. — Опять холодный, — пробормотала она вслух. С кухни донёсся гулкий звук — Артём закрыл дверцу микроволновки...

— Ты вообще совесть имеешь, Вера? — с порога закричала Ирина, хлопнув дверью так, что с верхней полки шкафа упала ваза. — Что опять случилось? — лениво отозвалась Вера, не поднимая глаз от телефона. — Только не начинай, пожалуйста, я устала. — Устала? — Ирина даже засмеялась. — От чего, интересно? От того, что ты в моей квартире третий год сидишь и ногой не пошевелишь? Вера положила телефон на стол и медленно выдохнула. — Это наша квартира, если ты забыла. Мама в завещании четко написала: поровну...

— Так не будет, ясно тебе?! — с порога крикнула Алла Николаевна, хлопнув дверью так, что по стенам прошел дребезжащий отклик. — Пока я жива, эта квартира — моя! И никаких "разделим по справедливости" быть не может! Марина вздрогнула, хотя давно ждала именно такого разговора. Плечи ее машинально выпрямились, губы сжались в тонкую линию. — Я и не собиралась делить, — холодно ответила она, глядя на свекровь. — Я только сказала, что после смерти отца Игоря всё наследство оформлено не до конца, и неплохо бы разобраться...

Октябрь выдался холодным, с промозглым ветром и вечной моросью, от которой окна запотевали даже днём. В доме Татьяны пахло сырым бельём и остывшим кофе — она стояла на кухне, глядя, как капля за каплей стекает по стеклу. В голове крутились слова мужа, сказанные утром, будто кто-то намеренно включил их на повтор. — Таня, может, всё-таки отдадим маме квартиру? Ну хотя бы временно. Чтобы не мучить никого… С тех пор она не могла ни есть, ни думать. Только смотрела на мутное окно и слышала, как внутри нарастает злость — не острая, а вязкая, как густой клей...

Октябрь. Мелкий дождь барабанил по подоконнику, а в кухне Юлии стояла та самая тишина, которая давит сильнее любого шума. Она вернулась с работы, усталая, как после марафона. Куртка насквозь промокла, пакеты тянули руки, и казалось, что мир нарочно решил проверить, сколько у неё терпения. Она бросила сумки на стол, сняла капюшон и на минуту прикрыла глаза. Хотелось просто налить себе крепкого чая, сесть и хотя бы десять минут не слышать ни упрёков, ни претензий. Но, как назло, тишину пронзил стук в дверь — короткий, требовательный, такой, от которого у неё внутри всё сжалось...