Проверено временем

Я вышел из кинотеатра и сел на лавочку. Руки дрожали, а в голове стучала одна-единственная мысль: «Я просто сижу. Я могу просто сидеть». Знаете, это как выйти с яркого солнца в тёмную комнату — несколько минут ты ничего не понимаешь. Вот так же и здесь. Мне потребовался час, чтобы прийти в себя и осмыслить, что же это было. Фрэнсис Лоуренс, которого мы знаем по ярким и, честно, чуть гламурным «Голодным играм», здесь сделал что-то совершенно другое. Он не снимал кино. Он провёл над зрителем жестокий эксперимент...

Вы никогда не задумывались, сколько настоящего ада помещается в одну голливудскую улыбку? Вот смотрите: на экране — жуткая ведьма, летающая мебель и герои-экзорцисты. А в жизни — десять лет тихого отчаяния, счета за жилье и решение терпеть кошмар, потому что переехать банально некуда. История семьи Перрон из «Заклятия» — именно об этом. Я порылся в их интервью и отчетах, и знаете, что? Голливуд все испортил. Сделал страшным то, что на самом деле было просто… безнадежным. Давайте я расскажу, как все было без прикрас...

В прошлый вторник я снова проехал свою остановку. Уткнувшись в телефон, я даже не заметил, как проморгал нужную станцию. Знакомо? Мы ежедневно превращаемся в зомби — в метро, автобусах, пробках. Наши утренние маршруты напоминают ритуал без смысла: одни и те же лица, те же звуки, та же усталость. Но что, если однажды этот ритуал не закончится? Если дверь вагона закроется, а вы окажетесь не в офисе, а в личном аду из плитки и флуоресцентного света? Именно это произошло со мной после просмотра «Выхода 8» — фильма, который перевернул мое представление о рутине...

Знаете, я вчера снова переслушивал «Paranoid», и меня осенило. Мы все воспринимали Оззи Осборна как нечто само собой разумеющееся, как явление природы. Как силу притяжения или смену времён года. Казалось, его хриплый, пронзительный вой будет звучать вечно, а его невероятные, абсурдные похождения — это такая же неотъемлемая и неизменная часть рок-н-ролла, как разбитые гитары или гора аппаратуры на сцене. Поэтому новость о его уходе — это не просто печаль. Это ощущение, что у вселенной отняли один из фундаментальных законов физики...

Со мной вот что бывает. Смотрю фильм, а через год ловлю себя на том, что помню не сюжет, а... запах. Да-да, именно запах. Звучит странно, но это моя личная лакмусовая бумажка для настоящего кино. Не тот мимолетный запах, что пролетает мимо, а тот, что въелся в тебя и поселился в подкорке. «Семь» Финчера, например, навсегда вонзился в память запахом сырости. Не природной, свежей летней лесной, а той, городской — едкой и въедливой. Она сочится с асфальта после дождя, преет в подворотнях и висит в воздухе до самого финала...