Рассказы и Истории Лии Райс

Иногда перемены случаются ночью. Тихо, как чужой шаг за тонкой стеной, — ты не сразу осознаёшь, что что-то изменилось. Засыпаешь в одном мире, просыпаешься — совсем другой. В тот вечер я никак не мог уснуть — устал после работы, но что-то тянуло к кухне. Сначала подумал о еде, потом — просто захотел пройтись по дому, послушать, как старые половицы ворчат под ногами. Тепло в квартире держалось странное: вроде бы и радиаторы гудят, а на душе — сквозняк мелкой тревоги. Я заметил это сразу — хлеб, неубранный на столе, и вокруг него — россыпь крошек...

В нашем дворе вечерами пахнет яблоками и влагой — всё смешалось от осенних дождей. Кто бывал у нас во дворе, тот знает: сентябрь редко бывает ласковым. День короткий, листья уже ржавые, а по асфальту под ногами — лужи, в которых отражается чужое некогда, не наше, неважное. Я стояла у окна, закутавшись в старый вязаный шарф (подарок Ольги, — сестра, всегда она любила яркие вещи, как будто оттого жизнь становилась веселее), и думала, как быстро стемнело. Сергей ворчал на кухне: — Если она не позвонит до вечера, я сам позвоню… кому там — бывшему мужу?...

— Подожди секундочку, — Максим в третий раз поднес банковскую карту к считывателю, но автомат упорно выдавал одно и то же сообщение: «Операция отклонена. Недостаточно средств». — Папочка, а можно я уже пойду кататься на горках? — захныкал шестилетний Данила, дергая отца за куртку. — Да, малыш, только минутку потерпи.– Я разберусь, что происходит, – сдержанно пообещал Максим жене, выдавливая из себя как можно более спокойный тон. Видно было: человек старается держать себя в руках. Катя не произнесла ни слова – только молча выудила из бумажника карту и расчетливо приложила её к терминалу...

Одно короткое слово — съезжайте… начало здесь: Не всегда перемены превращаются в гром — чаще это легкий треск внутри. Но пришёл день, когда пришлось произнести вслух то, что зрело долго. Был обычный вечер. Решила — никаких ужинов на всех, только себе сварю гречки, съем, что захочу. На кухне сноха шумно ставила тарелки в раковину, на лице — обида. Сын крутился рядом, внук ворчал: у бабушки сегодня не печенье, а "какая-то каша". Потёртые стены отражали их голоса, но я, как нарочно, медленно оделась потеплее и тихо заговорила: — Сядьте, пожалуйста...

Одно короткое слово — съезжайте… Вот бывают в жизни моменты, которые проживаешь не вслух, не глазами — а где-то глубоко внутри, под самой кожей. Нет, это не крик. Не злость. Даже не истерика… Просто сидишь на кухне, скрестив руки, и в голове гудит короткое, колючее: "СЪЕЗЖАЙТЕ". Забавно — даже в мыслях свой голос звучит неуверенно. Словно не мне сорок лет быть хозяйкой этой кухни. Словно не я оттирала полы, щадя этот мерзкий старый линолеум, не я рассказывала детские сказки на сон грядущий… Всё моё...

Есть в жизни сцены, которые отпечатываются так чётко, что вспоминаются в деталях — до дребезжания ложечек в стаканах, до шелеста детских носков о паркет. В тот воскресный день в доме родителей мужа пахло тушёной картошкой, укропом и чем-то ещё — неуловимо-семейным, будто смесью времени и памяти. То был самый обычный обед: свекровь нервно поправляет салфетки на столе, её муж — обиженное бурчание на тему новой проводки, брат — всеми силами делает вид, что тут только номинально, сноха поддерживает разговор о саде...

Разрушение стереотипа — это не было ради молодости Когда люди узнают, что мой мужчина младше на десять лет, они почти всегда реагируют одинаково: удивлённые вопросы, подмигивания, иногда даже снисходительные усмешки. Обычно думают: «Наверное, она боится стареть — решила омолодиться за счёт молодого парня». Глупый стереотип, за которым никто не видит настоящей истории. Я сама долго не верила, что это со мной возможно, и всё произошло не для того, чтобы «подтвердить» свою женскую силу. Просто я влюбилась...

Зачем она рассказывает свою историю? Она долго не решалась говорить об этом вслух. Лишь недавно появились слова, которыми можно назвать то, что происходило с ней почти двадцать лет. Сейчас, когда многое уже позади, ей кажется важным поделиться своей историей: не ради обвинений, а чтобы кто-то другой однажды распознал свою ловушку раньше нее. В юности она встретила его — мужчину, который был старше на целых двадцать лет. Это не пугало, скорее казалось символом его мудрости и опыта. Он умел красиво говорить, казался взрослым человеком, знающим секреты жизни...

С утра в доме будто настежь отворили все двери. Легкие сквозняки таскали по полу запахи прошлых лет: гречишный мёд, сухая календула на подоконнике, немного старого полотна, потерявшего былую бодрость. Мария стояла у окна, смотрела на мелкие дождевые брызги, будто на бисеринки, прилипшие к стеклу. Лес в конце огорода жил своей жизнью — постоянно тёк, менялся, дышал на затылок неожиданной тишиной и несказанной грустью. Каждую осень у неё традиция: корзина через плечо, старые резиновые сапоги, в кармане щепотка соли, чтобы не сглазили, и в лес — к ягодным кустам...

Вы знаете, иногда кажется — вся жизнь идёт по кругу, причём шаг влево, шаг вправо… Всё одно и то же. Встаёшь утром, тянешь руку к подоконнику, чтобы распахнуть шторы, ловишь на ладони холодное солнышко — и думаешь: а вдруг что-то изменится? Меня зовут Валентина. Мне уже пятьдесят шесть — возраст не молодой и не совсем старый, самый такой… когда всё уже должно быть понятно и спокойно. Но моя жизнь, хоть и похожа на тысяч других, всегда напоминает мне о неосуществимых мечтах. Мы с Сашей живём вместе...

Иногда говорят: мы не выбираем родственников — только друзей. Но опыт всегда подсказывает: родственники — это не столько кровь, сколько больные точки, по которым можно ходить босиком. Я ведь и не думала, что всё начнётся вот так — с уютной заботы, растекающейся по дням, как майское солнце: пригревает, но может и обжечь, если не уследишь... Ирина была рядом с самого моего переезда после развода. Казалось, жизнь только-только училась дышать заново, а она уже стояла у порога, в руках — хлеб, соль, и, конечно же, её фирменный суровый взгляд...

Чашка с чуть остывшим чаем стоит на подоконнике, а за окном февраль аккуратно полоскает стекло мокрым снегом. Валентина привычно поправляет махровый халат — тот самый, с голубыми ромашками: подарок дочери на шестидесятилетие. Квартира тихая, и даже часы в прихожей кажутся уставшими съемщиками волн — редкий тиканье, будто намёк: дни идут, меняется ли хоть что-то? С утра сын громко хлопнул входной дверью — снова спешил куда-то, не дождавшись ни завтрака, ни обычного Валиного расспроса: “Как спал? Всё ли хорошо?”...