Владимир Сотников, cовременная новелла

44 Все было как обычно – именно это надо сказать в начале, чтобы избавиться от лишних описаний. Они отвлекают. Хотя, надо признать, что подробные и многословные описания могут и радовать, доказывая родство со своей дальней свояченицей с длинным именем «там хорошо, где нас нет». А то и приманить читателей. Но я давно понял, что в моей ловле больше приходится рассчитывать не на живую тяжесть сетей, а на воображаемую золотую рыбку. Поэтому пишу сейчас, следуя совету одного моего героя, отшельника: «И когда уже совсем невыносимо, я записываю несколько слов»...

43 Вдохновение мое всегда какое-то утроенное - с тех пор как я почувствовал его и понял, что это главный и единственный способ говорить с Богом. Я чувствую его внутри себя, вовне себя и обращенным ввысь. И одной части без другой или третьей не бывает, как не было их друг без друга в пору первого передо мной явления. Это было в детстве – во время первых и самых настоящих открытий. Наш дом в деревне стоял на краю улицы, на границе ее и луга, и каждый год в начале лета, в июне, вся деревня собиралась здесь для покоса...

42 Мне с укоризной говорят, что пишу я только о себе. Но это не так. Я пишу о чувствах, которые испытывал, а это уже не обо мне, потому что подобные чувства переживали многие люди и многим интересно прочесть о них и сравнить со своими. Вот, например, не только мне, но многим известно счастье вечернего покоя, когда вы возвращаетесь с дальней прогулки уставший и несете на руках своего уснувшего ребенка, и смотрите, не мигая, не отрываясь, на его лицо. И время исчезает, и вы уже вспоминаете себя в детстве,...

41 Москва тех лет стала для меня тайной, которой хотелось подчиниться и жить в ней. Казалось, в этом сказочном мире, как и положено в мире придуманном, нереальном, театральном и на самом деле таковым являющемся, в конце концов откроется какой-то самый главный секрет. И не жизненный даже, нет - с жизнью я тогда был на короткой ноге, потому что был счастлив, потому что был влюблен в жену с маленьким моим сыном, и мысли о них помогали мне думать заодно и обо всем остальном. Но мне казалось, что есть в этой жизни еще какой-то самый главный, наджизненный секрет, и я должен разгадать его...

40 Иногда для значительности жизни я включаю голос отца, и мы говорим с ним как равные, хотя он давно уже умер. Не то чтобы мы говорили так раньше, при его жизни, не то чтобы я дословно помнил эти разговоры – больше, признаться, я додумываю сейчас за него, угадываю его слова. И даже в книге «Улыбка Эммы», которую я написал о нем, моих догадок оказалось больше, чем его признаний. Новый смысл, который был не виден сразу, появился при написании. Я словно строил переход от сказанного к написанному. Наверное,...

39 О любви не материнской, не отцовской, не в семье – о любви, возникшей посреди жизни, прилетевшей откуда-то из неизвестного пространства и объясняющей все, говорила мне Таня в тот день. Я долго не мог признаться себе в этом повороте жизни, самом легком и самом резком – моем решении уехать в Москву, в Литинститут. Казалось бы, его не должно было быть, такого решения. Я окончил четыре курса минского журфака, остался год, и только потом я должен был принимать все решения в своей жизни, но вдруг, весной,...

38 Вдруг, во время затянувшейся пустоты душевной, разочарования и отчаяния, когда это состояние уже угрожало лишь продолжением своим, лишь утопанием в темени чувств, и – неизвестностью, - решил спасти себя каким-нибудь ярким воспоминанием, и, конечно же, стал вспоминать любимых своих и ушедших. Отца, маму, сестру, братьев, свой дом, оставшийся в памяти неизменным, каким он был до Чернобыля, до исчезновения. Улицу, соседей, коров на лугу, речку, сокрытую травой, лес, взволнованный порывом ветра...

37 Сколько себя помню, всегда неизменным, вплоть до этой минуты, был во мне странный смутный образ моей жизни, и вопросительный смысл был в нем, и направлен он был ко мне как к центру какого-то огромного пространства – вот, собственно, и все описание этого образа, на которое я способен. Он неописуем, конечно же. Как сон, как неясная мысль, как любовь наконец. Жизнь-вопрос без слов формулировки – как ответить на него, если он сам неясен? Сейчас мне много лет, но кажется, не изменился с детства этот бессловесный, а только чувственный диалог с пространством жизни...

( Я здесь выкладывал, в самом начале ленты, цикл "Времена года", из которого повторяю сейчас январский, святочный, рассказ. Ведь повторение тоже в каком-то смысле, особенно сегодняшнем, праздничном, совпадение. И маленькое чудо). 36 "Не перебежал бы заяц дорогу, - подумал Иван Тенишев, сворачивая на проселок. - Но ведь ничего и не изменится". Тенишева не покидало желание решить одну странную в своей простоте задачу: что именно подтолкнуло его к этой поездке? Взгляд в окно на далекий лес за кольцевой...

35 Ночью написал рассказ, и показался он мне просьбой о прощении не только для себя, но и для тех, кого любил и знал, и понял, что только этим и буду занят всю оставшуюся жизнь, бесконечно обходя свой дом воспоминаний, заглядывая в окна, приставляя ладони, чтобы рассмотреть в отраженном свете то, что не удалось заметить при жизни его обитателей. Вот он: «Старик проснулся и не засыпая вовсе - это было пробуждение не ото сна, а от забытья, к которому привык по ночам, привык к его мучительной и не отпускающей тревоге...

34 А замечали ли вы, дорогие даже не читатели, а слушатели, потому что я сейчас буду не писать, выверяя слова, а проговаривать их быстро, чтобы успеть за своей мыслью, и даже оставлю в доказательство этого стилистическую ошибку с повторением рядом «ли» - никогда бы не допустил я этого на письме! – замечали ли в своей жизни события, на первый взгляд незначительные, но ставшие потом определяющими? И если не смотреть на жизнь свысока, сверху, отстранившись, когда видишь в ней лишь периоды и их границы-даты,...