КИСЕЙНАЯ БАРЫШНЯ

В семье ее ласково называли Марицей. Именно благодаря ей когда-то породнились две будущие советские творческие династии — Михалковы и Глебовы. Она была невероятной красавицей и, дожив до почтенной старости, продолжала обращать на себя внимание: все такая же статная, ослепительная и жизнерадостная женщина. Марица Александровна любила посплетничать о дореволюционных временах, о том давно исчезнувшем мире, который ее внукам уже было трудно представить. Там прошла ее молодость и разыгралась страшная драма, о которой в семье предпочитали не вспоминать...

К своим 29-ти годам Михаил еще не имел опыта в отношениях с женщинами. Неуверенный в себе елецкий провинциал, недоучившийся студент и попросту неудачник: за что бы он ни брался, везде его ждали провалы и поражения. «Рядовой, необразованный, претенциозный русский парень» — так он называл себя сам, а потом, словно подводя черту под первыми тремя десятками лет своей жизни, писал: Неважно прошли у меня и детство, и отрочество, и юность, и вся молодость – все суета. Так продолжалось, пока Михаил не встретил Её — ту, которую он называл в своих дневниках Утренней Звездой и Прекрасной Дамой...

Графиня сбежала к нищему любовнику от опостылевшего мужа, оставив ему троих малолетних детей… Эта скандальная история случилась в 1882 году и всколыхнула всю Самару. Забыв о долге и благоразумии, 27-летняя Александра совершила поступок, из-за которого от нее отвернулось общество. Ее не остановили ни уговоры родственников, ни отчаянье и угрозы супруга, ни увещевания священнослужителей, ни даже необходимость навсегда расстаться с собственными детьми. Когда вести об этом происшествии докатились до...

О том, что она не единственная вдова, Пташка узнала лишь годы спустя, а ее плата за счастье оказалась несправедливо высокой. — Посмотрите-ка на неё! Должно быть, она влюбилась, — шепнула Ольга Владиславовна подруге, кивнув в сторону сидящей рядом дочери. 10 декабря 1918 года в нью-йоркском Карнеги-Холл 21-летняя Каролина впервые слушала концерт «молодого декадента, только что прибывшего из загадочной России». И была ошеломлена его талантом — аплодировала как сумасшедшая, чем и привлекла внимание...

— Это что ваша новая кинозвезда? — спросил председатель Совета министров Косыгин сопровождавшего его на приеме французского коллегу. Оба проводили глазами высокую молодую даму с эффектной стрижкой, одетую в роскошное темное платье. — Нет, это ваш советский режиссер, — ответил француз, все также не отрывая от нее глаз. Байка о том, как один из партийных вождей не узнал за границей свою соотечественницу, ходила в кулуарах Мосфильма о Ларисе Шепи́тько. Эта уникальная женщина с большими ярко-зелеными...

— Молодец, лучшую женщину Москвы взял! — простодушно шепнула Орлову давняя подружка и растворилась в фойе театра, успев скрытно пожать ему руку. — Теперь понятно, какие тебе нравятся! — прошипела проходившая мимо кураторша из министерства. В тот вечер весь московский бомонд стекался в ЦДТ — из Ленинграда приехали товстоноговцы, большое событие для конца 1960-х. Найти лишний билетик — проблема, но не для заведующего отделом искусства газеты «Труд», молодого перспективного публициста и драматурга Даля Орлова...

— Аферистка! На графские миллионы позарилась! Ишь ты, графиня Маруся! — обезумевшая толпа кричала и свистела вслед хрупкой немолодой блондинке, которую под конвоем доставили в здание Петербургского окружного суда. В обвиняемой многие узнали актрису и певицу, многолетнюю любимицу публики двух столиц, автора популярнейших романсов — Марию Пуаре. — Мы Вас любим! Мы с Вами! — выкрикнула другая часть зевак, и к ногам Марии полетели цветы. В суд ее проводили аплодисментами. В тот осенний день 1916 года весь Петроград обсуждал один из самых скандальных судебных процессов в Российской Империи...

Да уж порадовал ты меня, сынок. Первый жених на Москве, а кого в дом привел... Что бесприданница твоя Зиновия — еще полбеды, разводка — вот что плохо... Мария Федоровна невзлюбила свою невестку еще до свадьбы, а потому нарочито звала ее Зиновией, как при рождении записано, а не Зинаидой, как та самовольно нареклась на светский манер. Брак, на который решился ее сын Савва, был по большой любви, но в их старообрядческой среде считался страшным грехом и позором на всю Россию. Нет, не такую жену мечтала видеть мать рядом с сыном...

Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий — статистика, точно мной установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе… (Вадим Андреев, сын писателя Леонида Андреева) Среди многочисленных воспоминаний о Ларисе Рейснер нет практически ни одного, в котором бы не говорилось о ее необыкновенной красоте. В ее точеных чертах лица было «что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое»...

— Там какая-то старушка моется, — смущенно сказала Мария военному. Дорога была дальняя и он подсказал ей, где в вагоне имеется туалетная комната. Она воодушевленно проследовала в указанном направлении, но вернулась оттуда неожиданно быстро: — Я приоткрыла дверь и увидела ее!  — Не может такого быть. Нас восемь офицеров в вагоне и вы. Здесь больше никого нет. Военный подошел к двери и толкнул ее: — Вот видите, нет никого! Но на Марию из зеркала по-прежнему смотрела та же испуганная старушка.— Мамаша,...

Я вспоминаю ее легкую, быструю фигурку в полумраке театральных коридоров, ее печальные и смеющиеся глаза, требовательные и увлекательные речи. Она была вся мятеж и вся весна... (Александр Блок) В пасмурный февральский день 1910 года стотысячная толпа шла за светлым, наглухо запаянным гробом в Александро-Невскую лавру. Хоронили актрису. Говорили, что «такого даже после смерти Чехова не было». Чтобы хоть как-то ограничить число желающих присутствовать на отпевании, на службу стали пускать по билетам...

— Все женщины сходят с ума от нашего папы. Это чересчур расстраивает маму, — шепнула на ухо маленькому Мише сестра Леля. Михаил Иванович бессовестно изменял своей жене. Она злилась, ревновала и постоянно вовлекала в свои страдания детей. Будучи актрисой в недавнем прошлом, Елена Осиповна делала это излишне театрально — c заламыванием рук, рыданиями и слезами: — Ваш отец никого не любит. У него закрытое сердце! — А у меня тоже закрытое сердце? Значит, и я не буду никого любить? — спросил Миша. — Да, наверное, и ты будешь таким...