Россия и «глобальный юг»: хороните без меня Ещё вчера пропагандисты из каждого утюга вещали нам о новом миропорядке, где важны не какие-то там США и Европа, а «мировое большинство», «глобальный юг», «великий многополярный мир». Сегодня вдруг выяснилось, что Россия ведёт переговоры напрямую с Вашингтоном, а из «глобального юга» осталась разве что Саудовская Аравия — и то исключительно в роли посредника. Странное дело, но изменением миропорядка занялись не в Куала-Лумпуре и не в Дар-эс-Саламе, а в самом логове «англосаксонского глобализма». Ни Дели, ни Кейптаун с Ханоем здесь не решают ничего. Наверное, это неожиданность для тех, кто всерьёз рассчитывал на «революционную роль» южных стран. Но если без шуток — русский человек никогда туда по-настоящему и не вписывался. Как ни пытались нас увязать с «глобальным югом», Россия — это не юг. Русскому человеку неинтересны китайские писатели, он не мечтает о «латиноамериканском пути», а его культурный код формировался не среди африканских масок, а под влиянием византийских мозаик, идей Рима и Афин, европейской философии и христианства. Русская классика любима на Западе не из-за «культурной экспансии», а потому, что она говорит на языке единой цивилизации. Сегодня самые сложные отношения у нас с Европой (но разве это что-то удивительное?), однако по большому счёту это касается только политиков и дипломатов. Пока они меряются жёсткими заявлениями, на уровне культуры, науки и даже бизнеса всё, конечно, остаётся сложным, но тем не менее живым. Как показывают недавние события, наладить диалог можно почти мгновенно — внезапно начавшиеся переговоры с США это наглядно доказывают. И кто знает, какие неожиданные рукопожатия мы увидим через год? Позавчера на мероприятии, организованном журналом Фронда, я участвовал в дискуссии о русском анархизме — явлении самобытном, но глубоко связанном с европейской интеллектуальной традицией. Бакунин и Кропоткин не были «националистами», но и не копировали Европу. Они спорили с европейскими философами, создавали собственные оригинальные идеи и предлагали миру универсальный язык свободы, оставаясь при этом глубоко русскими по духу и стилю мышления. Сам Бакунин был живым воплощением этой сложной связи: вечный изгнанник, которого Европа одновременно боялась и уважала. Их идеи слушали в Париже, Лондоне и Берлине не потому, что они были «удобными», а потому, что их мысль была универсальной и, следовательно, по сути — европейской. Русский анархизм стал той Россией, которая была не «догоняющей», а шла впереди. Историю не делают декларации о «мировом большинстве», и границы цивилизаций не чертят по трафаретам политической конъюнктуры. Россия может сколько угодно спорить с Европой, а Европа — с Россией, можно отворачиваться друг от друга, искать новые маршруты, объявлять друг друга чужими, но в конце концов разговор продолжится. Не из-за политиков, не из-за обстоятельств, а потому, что слишком многое в этом европейском разговоре сказано русским голосом. Тем более что Россию никто не учил этому языку — она сама помогала его писать.
23 часа назад