Земской стихотворец

По опалённой войною дороге, Между руин почерневших домов, Ехал, в душе унимая тревогу, Безчеловечных ругая врагов. Рядом сидел, исхудавший до дрожи, Мальчик чумазый, с веснушками нос. Дал ему хлеб и что было с собою, Так уплетал, что не взглянешь без слёз. Тихо спросил: "Как зовут тебя кроха?" "Ванька", - насупившись малый сказал, Не отрываясь от чёрствой краюшки, Солью посыпав, усердно жевал. Чудом он спасся в жестокой блокаде, Под канонады обстрелов и бомб Много погибло тогда в Ленинграде, Тех, кто не сдался, но выжить не смог. "Где же родители, Ваня?" - спросил я. Тот отрешённо и тихо сказал: "Мамку бомбёжкой немецкой убило, Папка на фронте давно воевал"...

Над истинною красотой Не властны даже времена. С годами только расцветёт, Весенней свежести полна. И, воплотившись сотни раз В улыбке милых женских губ, Пылая в пышных волосах, Что буйно прядями цветут. Спускаясь между хрупких плеч По тонкой шее и спине, Спадая, словно водопад, По чуткой кожи белизне. Тая в себе огонь и лёд, Забвенной прелести секрет, Она застенчиво кротка И страстна в этот же момент. Не разгадаешь никогда Загадку изумрудных глаз, В их омут только заглянув, Забудешь обо всём сейчас...

Чищу от багровой сажи Свежескошенной травой Свой топор ещё горячий, Окровавленный войной. Красным семенем омыта Дедов и отцов земля. Ты пришёл сюда напрасно, Сея смерть наживы для. Топором машу я с детства, Так сноровку получил. Раньше избы люду правил, А теперь врагов рубил. Находил куда со свистом, Точно грозно прилетал. Много он срубил деревьев, Тех, кто больше не вставал. Щит изрублен в древа щепки, Сокол крылья опустил. Тяжела кольчуга стала, Долго я её носил. Снял и положил устало Шлем с наносником кривой. Здорово ему досталось, Потому-то и живой...

Тянули судно мужики, На рвань ботинок уповая, Петля верёвки на груди Давила, след свой оставляя. Со лба лохмотьем скинув пот, Что солью каплями струился, Ползли, голодный стиснув рот, Мечтая в птицу превратиться. Чтобы свободно упорхнуть, И щебетать себе на воле, Тугую лямку не тянуть, Забыв о рабской горькой доле. Немного надо мужику: Соху, да чтобы не гнобили, Отведать каши да медку, И чтобы палкою не били. А барин в платье из парчи, Вино неспешно попивая, Смотрел, кому бы дать хлыста, В сонливой грусти пребывая. Сидит и с нетерпеньем ждёт, Когда у моря очутится, Тогда разгонит этот сброд, Что под ногами копошится...

Я давно не вдыхал полной грудью Сладких запахов вешних полей. Всё довольствуясь выхлопом скудным, Догорающих в трубах углей. Заточён в лабиринте бетона, По асфальту, что жарил, шагал, Озирая высоток угодья, О величии гор вспоминал. Как Атланты, что небо держали, Устремив к вышине вертикаль, Силуэты их солнце скрывали, В синеве утопавшую даль. Представлял их вершины седые, Где господствуют стужей снега, И, сплетаясь в узлы озорные, Разгоняются резво ветра. Где рождаются капель потоки, Убегающим вниз ручейком, Превращаясь в бурлящие реки, Что, беснуясь, идут напролом. На пути разбивая преграды Водопадами хлёсткой струёй, И, играючи, камни сметая, Подхватив, увлекают с собой...